— Сию минуту! Тащу! .. Эй, да эта штука тяжелая! ..

— Надо думать, что так… цельный ствол итоба, так справедливо названного «железным деревом»… Это что-нибудь да весит! .. Теперь взгляните, господа, на этот маленький шедевр местного кораблестроения. Как видите, размеры этой уба вполне соответствуют размерам крупного каймана как по длине, так и по объему. Теперь взгляните на эту художественно выполненную голову крокодила на носу челнока, взгляните на эту морду, на эти глаза, сделанные из агата, которым инкрустировано дерево! А этот хвост, который тянется, образуя продолжение кормы, покрытый правильной, темной чешуей из щитков! Разве все это не настолько верно и художественно, чтобы даже днем не ввести в заблуждение на некотором расстоянии?!

— Да… Поразительно… Но где же помещается человек? — спросил Маркиз.

— А вот в этой дыре, в этой выбоине, которую вы видите наверху! Человек ложится в эту выбоину на живот: он как раз только умещается в ней, и его спина изображает собою спину каймана. Вот вам и доказательство! Посмотрите на спину этого убитого, которого наши люди собираются кинуть в воду! Видите, вся спина у него размалевана под цвет ствола итоба и даже на манер щитков крокодила.

— Да… Удивительно! Но каким образом они управляют этими судами?

— А вот посмотрите! Какое может быть, по вашему мнению, назначение этих двух деревянных лопаточек, прикрепленных веревками сзади, у кормы, и двух других таких же лопаточек, привязанных по обе стороны деревянной головы каймана?

— Право, не знаю… Впрочем, мне думается, что эти две лопатки служат вместо весел.

— Вот именно! Угадали! Человек лежит на животе, кладет голову в это маленькое углубленьице, приспособленное здесь для подбородка и щек, так что глаза его приходятся выше деревянной головы каймана, чтобы видеть, что происходит впереди, а также, куда ему направлять свой челн. Руки свои он просовывает в эти боковые вырезы, берет в каждую по лопатке и работает ими как веслами, создавая иллюзию передних лап каймана. В таком виде они явились произвести рекогносцировку. Убедившись, что на наших судах никто не шелохнется и, по-видимому, все спят, они решили прежде всего с чисто дьявольской ловкостью разобщить суда, чтобы таким образом лишить нас возможности помогать друг другу. С этой целью один из мнимых кайманов перерубил своим тесаком канат, которым бателлао был привязан к паровой шлюпке. Тогда наш бателлао стало сносить течением, но, к счастью, это продолжалось недолго: Крик торжества, имитирующий с поразительным искусством плач крокодила, пробудил меня, а быть может, также движение судна. Не теряя ни минуты, я закинул небольшой якорь, и он остановил нас сразу.

Это было как раз вовремя. Эта неожиданная остановка бателлао несколько расстраивала планы разбойников, и они стали плавать кругом бателлао и, наконец, увидали наш якорный канат, натянувшийся, как струна. До этого момента я был действительно сильно заинтересован поведением мнимых кайманов, которых принимал за настоящих, и в сущности был далек от всякого подозрения, как вдруг заметил, что перед мордой одного из этих чудовищ, подплывшего к самому якорному канату, блеснула сталь. Значит, эти кайманы были люди! .. Я выстрелил в того, который подплыл к канату, и в тот же момент из мнимого каймана выскочил человек, громко вскрикнул, взмахнув руками, и упал в воду. Остальное вам уже известно. А теперь за вами очередь рассказать мне, что произошло у вас на паровой шлюпке.

— Да почти ничего! — отвечал Маркиз. — Мы все так крепко спали, что не только приготовления к нападению, но даже и самое начало атаки для нас осталось незамеченным.

Мы, конечно, обязаны высоте наших бортов тем, что попытка абордажа оказалась в данном случае совершенно невозможной. Если бы не это, нас бы всех перерезали, как овец! Разбуженные вашими выстрелами, мы наполовину догадались о случившемся. Тогда Винкельман, который, как вы знаете, не много говорит, но много делает, перерезал канат нашего большого якоря, а вы тем временем успели уже бросить якорь, благодаря чему шлюпка, которую понесло течением, могла подойти к бателлао и как раз в самый нужный момент!

— Господа, — раздался голос механика Бенто, — машина под парами. Я жду ваших распоряжений!

— Все готово к отплытию? — спросил Шарль.

— Все готово! — ответил знакомый голос, на который, однако, все разом обернулись.

— Как, это вы, сеньор Хозе? Да откуда же вы взялись, прости Господи!

— Прежде всего из моего гамака, но я успел затем осмотреть все причалы и убедился, что все в порядке!

— Но, дорогой мой сеньор Хозе, вы поступаете страшно неосторожно: вы можете схватить лихорадку… Вам необходим полный отдых!

— Очень благодарен, сеньор, за вашу дружескую заботу обо мне, но я чувствую себя совершенно здоровым. Да и, кроме того, что бы вы обо мне подумали, если бы я из-за такой пустячной царапины стал лежать, как пласт, целую неделю? Позвольте мне занять мое место у руля и провести беспрепятственно шлюпку между этими островами и островками, загромождающими буквально все устье Рио-Бранко!

Это быстрое плавание, не требующее никаких утомительных работ, являлось настоящим наслаждением для всех участников экспедиции.

Мимо них плыли берега Рио-Бранко, а с них срывались перепуганные отрывистым стуком машины и шипением паров стаи диких водяных птиц, с криком уносились вдаль.

Освободившись от тяжелой изнуряющей работы ганчо и форкильхой, не опасаясь падения в воду деревьев, преграждавших путь, ни ложных маневров, влекущих за собой остановки или, что еще того хуже, позволяющих течению сносить бателлао вниз по реке, избавившись даже от своих беспощадных мучителей насекомых, благодаря быстроте движения и ветру, вызываемому этой быстротой хода, все хором благословляют двух бразильцев, которым они обязаны всеми этими несравненными благами.

Но более всех были осчастливлены этой неожиданной переменой условий плавания, без сомнения, индейцы экипажа, которые теперь могли почить на лаврах, предаваясь постоянному сну, прерываемому только едой и питьем.

— Довольны вы, что у вас нет теперь никакой работы, кроме как есть, пить и спать? — спросил Шарль, удивленный их невозмутимым равнодушием ко всему.

— Не знаем!

— Но раз у вас нет работы, то вам следовало бы позаботиться о продовольствии. Не так ли? Надо добыть нам дичи, рыбы, черепах!

— Да!

— Ну так сегодня вечером мы станем раньше на якорь, поближе к берегу, и вы отправитесь в уба за припасами! Здесь уж нет больше канаемэ. Но вы во всяком случае не удаляйтесь слишком далеко от судов!

— Да!

Раздобыть продовольствие на Рио-Бранко не так уж трудно, так как превосходнейшей рыбы и самой вкусной дичи здесь изобилие, вероятно, вследствие малонаселенности этих мест. На протяжении свыше пятисот километров от устья до Боа-Виста совершенно нет человеческого жилья. Население последовало за индейцами, которых также нельзя более встретить здесь, так как они перекочевали к верховьям реки, в область кампо, то есть прерий.

Таким образом Рио-Бранко до кампо является раем для охотников и рыболовов, которые могут найти здесь полное удовлетворение своей страсти и с избытком запастись на дальнейшее плавание.

Во-первых, здесь водятся в огромном количестве пака, агути, бразильские куры, глухари, ара, козы и многие другие животные и птицы.

Во-вторых, — гимноты, или электрические угри, бразильские храпуны, пирахибы, пираньи, суруби, а также и другие вкусные рыбы, толсточешуйки и другие. Кроме того, здесь встречаются и черепахи: тракажас, или бахромчатая черепаха, а также громаднейшие тартаруга.

Тем временем плавание наших путешественников, еще так недавно столь медленное, затруднительное и нередко даже опасное, теперь совершалось без малейших хлопот и усилий и без всяких неприятных инцидентов.

Шарль, который был занят более других, наносил все время на карту, по компасу, течение Рио-Бранко, так как в его распоряжении была лишь очень плохая карта, совсем старая, а главное, допускающая слишком свободный полет фантазии.