— Так почему уж не сказать сразу: хочу основать здесь республику!

— Да, республику, если хотите! Но для этого мне нужно набрать сторонников, вернее, сподвижников! В рядовых гражданах у меня, конечно, не будет недостатка: все стоящие вне закона, которыми кишит эта область, стекутся ко мне без малейшего зова. Но мне нужны для моей цели средства объединить их, организовать их в обособленное государство. Для этого мне необходимы три вещи: время, деньги и хорошее судно. Для начала пока и одного будет достаточно! Время… Через два месяца я сумею собрать несколько тысяч войска. Денег… Я нашел безошибочно верное средство выколачивать деньги. И как только приток денег начнется, мои люди тотчас же будут вооружены и снабжены всеми необходимыми припасами. Судно… У меня есть ваше: так как, вы, быть может, стали бы колебаться отдать ли его мне или нет, я счел за лучшее, не говоря вам ни слова, завладеть им. Вы, если пожелаете, будете командовать моими морскими силами и будете набирать людей до тех пор…

— Пока не буду повешен, как пират, на рее какого-нибудь из французских или бразильских крейсеров!

— Но, глупый человек, разве я не сказал вам, что через два месяца могу собрать вокруг себя пять или шесть тысяч человек, которые не побоятся ни Бога, ни черта! Я знаю в области озер такое громадное водное пространство, на котором свободно могла бы маневрировать целая эскадра. Лаго Ново, укрепленный мною, может стать Гибралтаром Амазонки; все военные силы Бразилии не в состоянии будут выгнать нас оттуда; наконец, если мы будем сильны, то наше существование будет официально признано или по крайней мере терпимо, чего с нас для начала достаточно!

— Черт возьми, приятель, вы мне столько наговорили! ..

— Наконец-то, я с удовольствием вижу, что вы хотите быть благоразумным!

— Ничего больше не остается!

— Нет, нет, я вовсе не этого хочу; я не желаю никакого принуждения, понимаете? Я спрашиваю, принимаете ли вы охотно, с радостью мое предложение и обещаете ли служить, как говорится, верой и правдой, с полным усердием и преданностью?

— Ударим по рукам, приятель! Решено!

— Хорошо, ловлю вас на слове, но знайте, что я буду за вами следить! А теперь, для начала, надо снять судно с мели, это прежде всего. Оно сегодня же к ночи должно быть отведено в сохранное место. Я не моряк, но знаю, что для этого достаточно разгрузить судно или, по крайней мере, облегчить его. Прикажите выкинуть за борт быков, а кайенцы пускай на этот раз подтянут свои животы. Через полчаса это будет сделано, и пароход всплывет. А теперь проводите меня в свою каюту и будьте любезны вручить мне ваше оружие, если у вас оно имеется, и все судовые документы.

В продолжение этого довольно длинного разговора, одинокий пассажир, не принадлежащий к составу труппы, встревоженный остановкой парохода и смущенный появлением парусного судна, незаметно поднялся по лестнице, ведущей из салона, или кают-кампании, наверх, и слышал, оставаясь невидимым в люке, весь разговор между Диего и капитаном.

Уловив из разговора все, что для него было важно, он спокойно спустился в салон и сообщил своим товарищам по несчастью о случившемся, причем в заключение сказал:

— Господа, надо вам вооружиться терпением и мужеством: положение, хотя и тяжелое, и опасное, но все же, быть может, не отчаянное. Кроме того, бандит, во власти которого мы все теперь находимся, имеет надобность во мне… Надо только нам быть полностью солидарными, а затем будем мужественны и терпеливы!

В этот момент Диего, в сопровождении капитана, появился в раскрытых наполовину дверях общей каюты.

Жест невольного удивления вырвался у него при виде незнакомца, стоявшего впереди группы пассажиров, и безобразное лицо его даже побледнело, то есть на нем выступили сероватые пятна.

— А-а, господин Робен! — проговорил он изменившимся голосом, — я не ожидал увидеть вас здесь!

Вот благодаря какому стечению обстоятельств, в сущности весьма простому, Шарль Робен очутился так кстати лицом к лицу со своим врагом.

Как мы помним, молодой человек был вынужден принять без возражений грубый и жестокий ультиматум Диего в момент его первого свидания с ним в карбете, на берегу Тартаругал-Гранде.

Сопротивление тогда было немыслимо, и Шарль счел себя вынужденным согласиться на условия или, вернее, требования бандита.

В настоящий момент нельзя было терять времени, имея в виду трудности и длительность пути, а также огромную величину требуемой для выкупа суммы.

В сопровождении верного индейца Табира и эльзасца Винкельмана, единственных, по-видимому, уцелевших и оставшихся в живых после разгрома серингаля друзей, Шарль Робен поспешил спуститься к впадению Апурема. Счастливый случай свел его на реке с одним из богатейших скотопромышленников этого края, с которым он изредка поддерживал дружеские соседские отношения.

Этот богатый скотовод плыл вверх по реке на своем голете до пристани, расположенной против фазенды. Узнав о катастрофе, принесшей столько несчастий молодому серингуеро, он великодушно предоставил в его распоряжение все имевшиеся у него свободные деньги, несколько тысяч франков, а также и свой голет со всем его экипажем.

Шарль принял все это с горячей признательностью, поблагодарил в немногих сердечных словах этого великодушного и прекрасного человека и тотчас же простился с ним. Молодой плантатор спустился по Апуреме до ее слияния с Арагуари, где расстался с Табирою, снабдив верного и смышленого индейца подробными секретными наставлениями.

С ним остался только эльзасец. Голет поднялся вверх по реке до поста Педро II, откуда ведет самая отвратительная из всех дорог к крепости Макапа, весьма гиперболически прозванной бразильцами «Севастополем Амазонки». Отослав обратно великодушному владельцу его маленькое судно, Шарль спустился пешком по ужасной дороге, ведущей в Макапа и тянущейся на протяжении приблизительно ста десяти километров, которые он прошел в два дня.

Здесь он поселился вместе со своим спутником в единственной гостинице города, выжидая прихода одного из пароходов, которые довольно часто ходят вверх и вниз по Амазонке.

Ожидание это продолжалось целых восемь дней; наконец, им удалось попасть в число пассажиров на один из пароходов «Бразильской Компании», совершающих регулярные рейсы между Рио-де-Жанейро и Манаосом.

Спустя два дня они пришли в Пару. Хотя он был известен с самой лучшей стороны в этом важном коммерческом центре, Шарль Робен не мог получить кредита, равного сумме требуемой Диего для первого взноса.

Впрочем, он и не баюкал себя этой надеждой. Один из его корреспондентов, француз, недавно переселившийся в Гвиану, великодушно отдал ему все, что мог, тысяч 20 франков, но Шарль оставил из этой суммы только то, что ему было необходимо, чтобы добраться до Кайены или, вернее, до Сент-Лоран-дю-Марони, ближайшего от колонии его отца и братьев цивилизованного местечка.

Остальную сумму он доверил Винкельману, которого также снабдил подробными инструкциями, приказав ему пользоваться этой суммой, как он найдет лучшим в их интересах.

Эльзасец, тронутый до слез этим доказательством дружбы и доверия, горячо благодарил Шарля и обещал или победить или погибнуть, и это не было пустым хвастовством с его стороны.