— Еще цитата?

Пожатие плеч. — Нас тащат незримые силы, мы в движении, даже когда стоим. — Он сражался с приливом отчаяния. — Хотя бойцы называют себя всего лишь солдатами богов…

— Но творимое ими во имя богов… по сути глубоко безбожно.

— Настоящие безбожники — те, о которых ты только что упоминала — найдут в святотатственных "поклонниках богов" главную свою опору.

Она так долго молчала, что он забеспокоился.

— Что толкает Икария на битву? — спросила она наконец.

— Когда он контролирует себя, то… пристрастность. Несправедливость.

— А когда не контролирует?

— Э… все что угодно.

— Разница лишь в масштабе.

Он бросил на нее косой взгляд. — В мотивах!

— Уверен? Разве "несправедливость", однажды вызвав в нем жажду убийства, заставив перейти порог, не приводит к уничтожению всего и вся? Маппо Трелль, я верю, что мотивы мало что значат. Резня есть резня. Лица солдат на обеих краях поля брани одинаково кривятся от глупой злобы, и тогда дым застилает горизонты, горят поля и плодородная земля становится солью. "Несправедливость" исправляется, когда на поле брани не остается никого. Возможно, — добавила она, — это истинная причина, по которой Безымянные готовы спустить Икария с поводка. Единственный способ закончить нынешнюю войну.

Маппо Трелль не сводил с нее взора. — В следующий раз, Злоба, не забудь напомнить причины, по которым ты противостоишь Безымянным. Мне это интересно.

Она улыбнулась. — Ага, ты сомневаешься, что мы союзники?

— А кто бы не стал?

— Таковы уж войны богов.

— Мы не боги.

— Мы их руки и ноги, своенравные и несговорчивые. Мы сражаемся по причинам, по большей части, совершенно нелепым. Хотя в разумных и правильных объяснениях недостатка нет. Два королевства, одно в верховьях, другое в низовьях реки. Нижнее видит, что вода полна грязи, помоев, соли. Верхнее видит, что все его попытки орошения не удаются, плодородная почва смывается в низовья. Они спорят и вступают в войну. Нижнее идет вверх по реке, и происходят битвы, города покоряются, жители обращаются в рабство. Поля засыпаны солью, плотины брошены. Наконец, остается одно нижележащее королевство. Но эрозия неустанна. Без плотин и арыков в верховьях реки ливневые воды текут неуправляемо, известь и соль оседает на полях, отравляя их. Наступает голод, болезнь, пустыня охватывает цивилизацию. Прежние победоносцы сброшены с престола. Имения разграблены. Мародеры буйствуют повсюду. Еще поколение — и не остается никаких королевств, ни верхних, ни нижних. Справедливо? Разумеется. Осознание "полного права на защиту" спасло победителей от поражения? Разумеется, нет.

Воюющая цивилизация избирает себе самого очевидного противника, и зачастую он оказывается также самым слабым. Но это не главный враг, не истинная угроза цивилизации. Так цивилизация находит ЛОЖНОГО врага. Маппо Коротыш, какое из придуманных нами речных королевств было по-настоящему опасным?

Он молча покачал головой.

— Да, ответить трудно, ибо угрозы многочисленны, по — видимости различны и появляются время от времени. Охота, приведшая к вымиранию дичи; вырубленные леса; козы на горных лугах; сами арыки и плотины. Более того: избыток пищи порождает прирост населения, оно заваливает все отходами; приходят болезни, почва истощается… Короли, один за другим, борются с очевидными врагами и не желают — а потом и не могут — побороть опасности настоящие.

Увы, — продолжала она, облокотившись на поручень и подставив лицо ветру, — этому сонмищу опасностей противостоять трудно. Вначале нужно распознать их; для этого человек должен мыслить в широких категориях. Потом, нужно обнаружить тонкие связи между разными явлениями, пути, которыми одна проблема питает другую. Придется измыслить решения и, наконец, побудить население действовать сообща. И не только свое население, но и жителей соседнего государства, ибо они также участвуют в медленном саморазрушении. Скажи, видел ты такого сильного вождя? Вождя, способного прожить так долго, чтобы преуспеть? Я не видела. Сильные и богатые соберутся, чтобы уничтожить такого мужа. Или женщину. Разумеется, проще найти врага внешнего и начать войну. Одного не понимаю: почему богатые верят, что уцелеют в любой войне? А они верят и верят. Верят даже, что переживут падение самой цивилизации.

— Злоба, ты оставила для цивилизации мало надежды.

— О, мое неверие касается не только цивилизации. Трелли были кочевниками? Вы водили стада полудиких бхедринов по равнине Масаи. Вполне достойный образ жизни.

— Да. Пока не пришли торговцы и поселенцы.

— Они жаждали ваших земель — кто ради наживы, кто по недостатку земли в родной стране. Или из-за переполненности городов. Они искали новых источников богатства. Увы, сначала им пришлось истребить ваш народ.

Искарал Паст возник сбоку Трелля: — Послушать вас двоих! Поэты и философы! Да что вы знаете? Талдычите и талдычите, а я между тем осажден и истощен ордами визгливых тварей!

— Это твои служки, Верховный Жрец, — бросила Злоба. — Ты их бог. Вижу в этом сразу две нелепости.

— Ты меня не обдуришь, женщина. Если я их бог, почему они совсем не слушаются?!

— Может быть, — сказал Маппо, — они ждут, чтобы ты сказал верное слово?

— Да ну? И какое, тупой пень?

— Ну, такое, которого ты еще не сказал.

— Она уже отравила тебя! — Верховный Жрец отскочил. Глаза его были широко раскрыты. Бешено дернув себя за остаток шевелюры, он побежал к каюте. Трое сопровождающих его бхок'аралов бросились следом, вопя и дергая себя за уши.

Маппо повернулся к Злобе: — Кстати, куда мы плывем?

— Для начала в Отатаральское море, — улыбнулась она.

— Зачем?

— Какой живительный бриз!

— Чертовски холодно.

— Да. Чудно, не так ли?

Просторная овальная яма с известняковыми стенами; затем кирпичная кладка, формирующая купол. Единственный вход обрамлен известняковыми плитами, на замковом камне арки высечены символ Империи, имя и звание Верховного Кулака Даджека Однорукого. В гробницу поставили лампы, чтобы побыстрее высыхал строительный раствор.

У входа в неглубокой грязной луже грелась большая жаба. Помаргивая сонными глазами, она следила, как имперский художник Ормулоган смешивает краски. Дюжина масел, каждое с особыми свойствами; пигменты минеральные, яичные, приготовленные из сушеных морских созданий, листьев, корней и ягод. Кувшинчики с другими снадобьями: белые яйца, — черепашьи, змеиные, птичьи; жеваные личинки, мозги чаек, кошачья моча, собачьи слюни, сопли сутенера…

"Ну, может и не сопли, и не сутенера", — подумал Гамбл, — "но с моим загадочным компаньоном разве можно быть уверенным?.." Достаточно помнить, что использующие подобные зелья люди становятся безумцами — если не сразу сходят с ума, то через несколько лет работы с ядами.

А вот придурок Ормулоган как-то держится, хотя вечно пачкает руки, слизывает краски с кончиков кистей. Борода разноцветная: он применяет забавную технику разбрызгивания красок, смешанных во рту. Перепачкан и нос — он дергает его пальцами, теми же грязными, потертыми и вымокшими пальцами, которые вытирает о разноцветный зад…

— Знаю, о чем ты подумал, — изрек Ормулоган.

— Неужели? Прошу, воспроизведи мои мысли.

— Ушная сера шлюхи, грязное то и грязное это. Комментарии быстро сводятся к абсурду — да чего еще ждать от существа, не умеющего думать, не впадая в юношескую гиперболизацию. Не сомневаюсь: ты потрясен! Теперь напрягай свои жалкие, предсказуемые мозги и угадывай, о чем я думал! Сможешь? Ха! Думаю, что нет!

— Говорю тебе, о краскомес, мои мысли совершенно не соответствуют убогой мешанине звуков, кои ты называешь "общением". Твоя неудача меня вовсе не удивляет: я мастер красноречия, тогда как ты всего лишь подмастерье художника, лишенный как умелого руководства, так и — увы! — таланта.

— Ты мастер произносить речи перед интеллектуально недоразвитыми, не так ли?