Она с трудом склонила голову: — Я буду… только рада, Косой.

— Хорошо.

Женщина слушала, как затихают шаги за спиной. "Бедняга. Он правильно сделал, добив Колтейна, но он единственный не может жить с этим воспоминанием".

Спустившись в трюм, Косой замер, схватившись за веревочные поручни по сторонам трапа. Он мог бы сказать ей много чего еще, но не ожидал, что с такой легкостью пробьется сквозь защиту. Неожиданная ранимость.

"Любой бы подумал, что одержимая богом женщина становится гораздо круче и сильнее".

— Апсалар.

Она узнала голос и не повернула головы. — Привет, Котиллион.

Бог подошел и склонился над фальшбортом. — Нелегко было найти тебя.

— Я удивлена. Я все делаю по твоему приказу.

— В самом сердце Малазанской Империи. Этого никто не мог предполагать.

— Жертвы не стоят в ожидании ножа. Даже не подозревая, что стали жертвами, они могут все изменить.

Он помолчал. Апсалар чувствовала нарастающее напряжение. В мутном свете луны лицо бога выглядело усталым, в глазах появился лихорадочный блеск.

— Апсалар, я был… безответственным…

— Котиллион, в тебе много пороков, но безответственность в их число не входит.

— Значит, слишком легкомысленным. Случилось кое-что — и трудно понять, как именно. Как будто необходимые подробности утонули в пруде, и я могу только идти ощупью, полуслепой и не понимающий, что именно ищу.

— Резак.

Он кивнул: — Было нападение. Засада. Даже воспоминания земли, на которой все случилось, спутаны. Я мало что смог прочесть.

"И что же стряслось?" Она хотела спросить сейчас, пока он встревожен и уязвим… "не встревожен… он хочет что-то скрыть…"

— Рядом была деревушка — ее жители рассказали мне…

— Он мертв.

— Не знаю — там не было трупов, кроме мертвых лошадей. Одна могила, но ее раскопали и вынули тело. Не знаю, кто в ней лежал. Во всяком случае, контакт с Резаком потерян, и это тревожит сильней всего.

— Контакт потерян, — тупо повторила она. — Значит, Котиллион, он умер.

— Признаюсь в полном неведении. Есть лишь две детали, в которых я уверен. Хочешь узнать?

— Это важно?

— Решать тебе.

— Давай же.

— Одна из женщин, Сциллара…

— Да.

— Она родила и пережила роды. Ребенок остался на попечение жителей деревни.

— Это хорошо. А еще что?

— Геборик Легкокрылый мертв.

При этих словах она повернулась — но не к нему, а в сторону далекой мутной луны. — Руки Духа.

— Да. Сила — аура этого старика — она горела зеленым пламенем, она приобрела дикую ярость Трича. Безошибочное узнавание…

— И все же он погиб.

— Да.

— Там была еще другая женщина, скорее девочка.

— Да. Мы хотели получить ее. Темный Трон и я. Мне удалось понять, что она жива и находится именно в том месте, куда мы хотели ее поместить. С одной маленькой разницей…

— Ей управляете не вы с Темным Троном.

— Апсалар, мы хотели вести ее, а не управлять. К сожалению, о новом хозяине такого не скажешь. Это Скованный Бог. — Он нерешительно добавил: — Фелисин Младшая стала Ша'ик Возрожденной.

Апсалар кивнула: — Словно меч убивает своего создателя… циклы правосудия.

— Правосудие? Ради богов, Апсалар, правосудием здесь и не пахнет.

— Да неужто? — Она взглянула ему в глаза. — Я прогнала Резака, опасаясь, что он погибнет, если останется рядом. Я прогнала его — и этим убила. Ты желал использовать Фелисин Младшую — и она стала пешкой в руке другого бога. Трич желал, чтобы его Дестриант вел поклонников на войну — а его убили посреди пустыни, ни за что. Раздавили череп, как тигренку. Так много возможностей потеряно. Скажи, Котиллион, какое задание получил Резак, войдя в их компанию?

Бог промолчал.

— Ты, наверное, велел ему защищать Фелисин? Он не смог. Жив ли он? Может быть, в мертвых ему будет лучше.

— Неужели ты говоришь искренне, Апсалар?

Она закрыла глаза. "Нет, не искренне. Боги, что мне делать с такой болью? Что мне остается?"

Котиллион осторожно протянул к ней руку, предварительно сняв черную перчатку. Провел пальцами по щеке. Она ощутила холодную влагу. Апсалар и не знала, что плачет.

— Ты замерзла, — тихо произнес он.

Женщина кивнула и внезапно затрясла головой: внутри ее все рушилось. Она бросилась в объятия бога и неудержимо зарыдала.

— Я найду его, Апсалар, — сказал он. — Клянусь. Я найду истину.

"Истина, о да. Словно один камень падает за другим. И еще, и еще. Свет угасает, вокруг смыкается тьма, сыпется песок и гравий, и воцаряется тишина. Последний камень положен. А теперь попробуй вздохнуть, дурачок. Один вздох".

Вокруг луны быстро собирались тучи. Сады умерли, один за другим.

Его глаза открылись. Темнота. Он лежал неподвижно, пока разум не смог различить звуки. Они из двух источников, решил Баратол. Один далеко, другой совсем рядом. Осторожность советовала уделить внимание первому.

Шорох простыней, потревоженных руками, тихий скрип песка, приглушенный шепот. Растянутый выдох, смена положения тел; звуки стали ритмичными, дыхания двух людей слились в одно.

Вот и хорошо. Видит Худ, Баратолу совсем не нравилось затравленное выражение глаз Резака. Он неслышно помолился, чтобы Сциллара в будущем не омрачила жизнь мальчика изменой. Если такое случится, Резак почувствует такое отвращение к жизни, что не сможет выдержать.

Но всё это от него не зависит. Тоже хорошо.

Итак… другой, далекий звук. Ритмичный шелест, более медленный, чем все ускорявшееся соитие по ту сторону чадящего очага. Как будто ветер тревожит верхушки деревьев… но тут нет деревьев. И ветра.

"Это море".

Наступало утро, восток побелел. Баратол услышал, как Сциллара откатилась и легла на бок, успокаивая частое дыхание. Резак натягивал одеяло; затем он повернулся на бочок и тут же захрапел.

Сциллара села. Щелчок железа по кремню, искры. Она раскуривает трубку. Последние монеты были потрачены женщиной на запас ржавого листа — вчера им встретился небольшой караван, идущий вглубь материка. Они внезапно столкнулись на узкой горной тропе. Обмен косыми взглядами; на лицах торговцев появилось явное облегчение.

Чума прекратилась. Об этом объявили таноанские Странники Духа, снявшие самочинную блокаду острова Отатарал.

Баратол и его спутники стали первыми людьми, встреченными караваном после пустой деревни, где их высадило морское судно. Купцы, привезшие повседневные товары из Руты Джелбы, начинали страшиться, что едут в страну духов.

Два дня грубостей Сциллары — и Баратол начал жалеть, что покинул свою кузницу. "Ржавый лист и любовные забавы. Женщина успокаивается, и слава Худу".

Сциллара сказала: — Хочешь, я приготовлю завтрак?

Он перевернулся на спину и сел, рассматривая ее в слабом свете.

Пожатие плеч. — Женщины это умеют. Ты встревожен?

— Почему бы? — пророкотал он. И посмотрел на неподвижную спину Резака. — Он действительно уснул?

Сциллара кивнула: — Много ночей он почти не спит — боится кошмаров. К тому же он устал, поёрзав на мне. Надеюсь, это поможет спать спокойно.