— Рукоплещу твоему альтруизму, — буркнул Баратол, садясь с очагу и вороша уголья кончиком ножа. Из полумрака показался ухмыляющийся Чаур.

— И правильно, — ответила Сциллара.

Он поднял лицо: — Между вами лишь это?

Женщина отвернулась, резко затянувшись дымом.

— Не повреди ему, Сциллара.

— Дурак ты, что ли? Я делаю как раз наоборот.

— Я так и подумал. Но что, если он влюбится в тебя?

— Не влюбится. Не сможет.

— Почему бы?

Она встала и пошла к тюкам. — Разведи огонь, Баратол. Горячий чай поможет изгнать холод из костей.

"А у тебя в костях есть что-то кроме холода?"

Чаур подошел к Сцилларе и погладил по волосам. Она, не обращая внимания, начала выкладывать пакеты с едой.

Чаур зачарованно следил за каждым клубом выдыхаемого ей дыма.

"Да, парень, сказки говорят — некоторые демоны дышат огнем".

Они не будили Резака. Он проснулся в начале дня, подскочив со сконфуженным, виноватым выражением лица. Солнце было яркое, но мягкий восточный бриз не давал земле слишком сильно раскалиться.

Баратол следил за Резаком. Парень отыскал взглядом Сциллару, сидевшую спиной к камню, и вздрогнул, когда она подмигнула ему и послала воздушный поцелуй.

Чаур кружил у лагеря, словно возбужденный пес. Рокот волн стал громче — его доносил ветер — и дурачок не мог сдержаться, стремясь открыть источник незнакомых звуков.

Резак с усилием отвел взор от Сциллары и поглядел на Чаура. — Что это с ним?

— Море. Он никогда его не видел. Даже не знает, что оно такое. Резак, у нас есть чай, а те пакеты перед Сцилларой — завтрак.

— Уже поздно, — сказал он, вставая. — Нужно было разбудить. — И вдруг замер: — Море? Сбереги Беру, мы так близко?

— Разве ты не чуешь его, не слышишь?

Резак улыбнулся — искренней улыбкой, первой, которую Баратол заметил на его лице.

— Кто-нибудь заметил вчерашнюю луну? — спросила Сциллара. — Она была потрепанной. Странной, как будто в ней прогрызены дырки.

— Некоторые из дырок, — отозвался кузнец, — стали больше.

Она облегченно кивнула: — Да, я так и думала, только не верила себе. Что бы это означало?

Баратол пожал плечами: — Говорят, что луна — другой мир вроде нашего, и на ней живут люди. Иногда что-то падает с небес нашего мира. Камни. Огненные шары. Рассказывают, что падение Увечного Бога было чем-то вроде этого. Целые горы свалились сверху, разрушая континенты и заполнив дымом и пеплом полнеба. — Он обвел взором Сциллару и Резака. — Думаю, на луне стряслась такая же беда.

— Как будто бог упал на нее?

— Да, вроде того.

— И что же означают темные пятна?

— Откуда мне знать. Может, пепел и дым. Или куски, отвалившиеся от мира.

— Она стала больше…

— Да. — Баратол снова задвигал плечами. — Дым и пепел распространяются. Это вполне понятно.

Резак торопливо приканчивал завтрак. — Простите, что заставил ждать. Пора в путь. Хочу поглядеть, что там в покинутой деревне.

— Все, что нам нужно — нечто плавучее.

— Надеюсь, мы его найдем. — Резак стряхнул крошки, кинул в рот последнюю фигу и вскочил. — Я готов, — пробормотал он с набитым ртом.

"Ну, Сциллара, ты сотворила чудо".

По улице рыбачьего селения разбросаны сухие, погрызенные кости. Двери хижин, таверны и складов малазанского купца распахнуты, песок уже засыпал пороги. По обеим сторонам каменной пристани привязаны полузатопленные лодки, а в мелкой гавани стоят на якорях две небольшие караки.

Чаур застыл на том месте, с которого его взор впервые упал на море с его белопенными волнами. Он улыбался, но по щекам текли невольные, неудержимые слезы; казалось, он пытается петь, не открывая рта, издавая странное мяуканье. Из носа текло, и в мелком песке под ногами уже образовались куличики.

Сциллара бродила по деревне, отыскивая все, что может пригодиться в путешествии. Веревки, корзины, фляжки, сухофрукты, сети, багры, соль для рыбы — все, что попадется. По большей части ей попадались оскверненные собаками останки рыбаков. У пристани стояло два прочных склада, оба на замке. Баратол помог открыть двери, и внутри они нашли больше припасов, чем могли бы унести.

Резак поплыл обследовать караки, вскоре вернувшись с сообщением, что обе целы и во всем подобны друг дружке. Суденышки оказались близнецами по длине, осадке и оснащению.

— Делал один человек, — сказал Резак. — Думаю так. Баратол, ты смог бы судить вернее.

— Верю на слово, Резак. Мы можем брать любую.

— Да. Разумеется, они могут быть собственностью тех торговцев…

— Нет, они джельбанские. Как называются?

— Левая "Хвост Дхенраби", вторая "Горе Санала". Интересно, кто такой Санал?

— Мы возьмем "Горе". Не спрашивай, почему.

Сциллара засмеялась.

Резак обошел лодки у пристани. — Нужно поднять одну из них, чтобы перевезти припасы.

Баратол поднялся: — Я выберу припасы на складе.

Сциллара посмотрела в спину грузному мужчине и перенесла все внимание на даруджа. Тот отыскал черпак из тыквы и освобождал одну из лодок от воды. — Хочешь, помогу?

— И так ладно. Наконец-то можно хоть что-то делать.

— А ночью делать было нечего?

Он метнул ей пугливый взгляд: — Никогда не пробовал молока.

Она улыбнулась, набивая трубку: — Пробовал. Только забыл.

— Ах. Думаю, ты права.

— Ты был нежнее, чем моя краснолицая кровомушка.

— Ты ей даже имени не дала?

— Нет. Пусть новые мамаши перессорятся.

— Даже мысленно? Ну, кроме "кровомухи", "пиявки" и "лошадиной глисты".

— Резак, ты не понимаешь. Если я дам ей настоящее имя, придется развернуться и поспешить назад. Придется принять дитя.

— Извини, Сциллара. Ты права. Я ничего ни в чем не понимаю.

— Нужно больше доверять себе.

— Нет. — Он помолчал, уставившись на восточное море. — Я ничего не сделал, чтобы… доверять себе. Посмотри, что случилось, когда Фелисин Младшая мне доверилась. Даже Геборик — он сказал, я стремлюсь к лидерству, сказал, пусть так и будет. Значит, он мне тоже доверял.

— Проклятый идиот. Нас подловили Т'лан Имассы. Ты думаешь, мы хоть что-то смогли бы сделать?

— Не знаю. В том и дело.

— Геборик был Дестриантом Трича. Они убили его легче, чем хромую собаку. Они отрубили ноги Серожабу, словно он был мясной закуской. Резак, люди вроде тебя и меня не способны остановить подобных тварей. Они зарубили бы нас и перешагнули через тела, вот и все. Да, это трудно принять. Мы ничтожества, мы ничего не значим. От нас никто ничего и не ждет. Так что лучше пригибаться пониже и не попадаться на глаза существ вроде Имассов, богов и богинь. Ты, я, Баратол и Чаур. Мы те, кто — если удастся — сможем выжить и убрать за ними, сложить все на места. Вернуть нормальный мир. Именно это мы и делаем, когда можем — посмотри, ты воскрешаешь мертвую лодку — возвращаешь ей функцию. Смотри, Резак, она стала похожа на нормальную. Разве не приятно?

— Ради Худа, — замотал головой Резак, — Сциллара, мы не рабочие термиты, расчищающие тоннель после того, как над ним протопал беззаботный бог. Этого слишком мало для нас.

— Я не говорю, что этого достаточно. Я говорю, что нам надо с чего-то начать. Восстановить деревню и наши жизни.

Баратол все это время сновал туда — сюда, перенося вещи. Теперь и Чаур робко приблизился к воде. Немой снял поклажу с лошадей, в том числе и запакованный труп Геборика, и животные — без седел и уздечек — махали хвостами, бродя вдоль полосы прибоя.

Резак начал загружать лодку.

Вскоре он остановился и криво усмехнулся: — Разжигать трубку — отличный способ увиливать от работы.

— Ты сам сказал, что помощь не нужна.

— При вычерпывании.

— Чего ты не понимаешь, Резак, это потребности духа в вознаграждении, не упоминая уже о ясности ума, исходящей от отдыха. Не понимая, ты чувствуешь негодование, отравляющее кровь твоего сердца. Ты становишься злым, а такая злоба убивает, ест человека изнутри.