Так что 1940 год закончился для Германии на высокой ноте.

Правда, 1940 год не оправдал всех ожиданий командования германским подводным флотом. Недостаточное количество лодок был одной из причин этого. Но для британцев это был год глубоких и горьких разочарований.

Но это вовсе не повергло их в уныние. Напротив, неудачи пробудили в них неукротимую смелость, которая является фундаментом англо-саксонского характера.

А в Германии вышло специальное коммюнике верховного командования, которое порождало у людей чувство уверенности и ощущение того, что теперь с ними уже ничего не случится.

Хотя официальные данные о потерях среди подводников не публиковались, но некоторые подробности выплыли наружу, и они показывали, что при достигнутых успехах и возросшем числе подводных лодок, занятых в боевых действиях, потери оказались удовлетворительно малы. Список потерь за весь 1940 год составил девятнадцать подводных лодок.

С начала войны было потеряно двадцать семь лодок – в среднем полторы лодки в месяц – сравнительно небольшое количество.

Германская служба радиоперехвата сообщила, что идёт гружёный конвой из Канады в Британию и подводные лодки собираются к нему.

«U-203» находилась посреди Атлантики, когда ранним утром гидрофоны поймали шум винтов. По шуму было похоже, будто что-то перемалывают под землёй. Мютцельбург, который уже лёг спать, быстро вскочил, когда ему принесли информацию. Он быстро посмотрел в перископ, но ничего не обнаружил. Горизонт был чист. Лодка всплыла в надводное положение.

– Пришлите кока на мостик, – приказал Мютцельбург.

Кок, мясник по гражданской профессии, парень с грудью шириной в амбарную дверь и спокойствием сенбернара, уже ожидал, что его позовут. Он обладал самым острым зрением на корабле и часто видел невооружённым взглядом то, что вахтенные не видели в цейссовские бинокли.

Семьдесят минут шли курсом, указанным гидрофонами.

Но и кок ничего не видел. А Кампе с гидрофонов докладывал:

– Шумы усиливаются.

Прошли ещё десять минут. Ничего.

Через четверть часа кок поднял руку.

– Верхушки мачт, пеленг ноль восемьдесят восемь.

Сразу все обладатели биноклей обратили окуляры в указанном направлении.

– Кок, ты уверен, что не ошибся? – спросил Мютцельбург, пошарив по горизонту биноклем.

Кок обиженно надул щёки, глубоко вздохнул.

– Нет, господин командир, – ответил он, – я не ошибся. А вот сейчас ещё появились.

Прошло ещё пять минут, прежде чем верхняя вахта, вооружённая биноклями, разглядела верхушки мачт. Это был конвой, о котором сообщала служба радиоперехвата.

Конвой находился в настоящий момент слева на траверзе.[11] По широкой дуге Мютцельбург стал подводить корабль ближе, до тех пор пока не стал различать силуэты отдельных транспортов. Некоторое время Мютцельбург шёл параллельным конвою курсом, чтобы уточнить его курс. Конвой делал зигзаги – то есть выполнял заранее запланированные изменения курса через определённые интервалы времени, чтобы избежать поражения со стороны подводных лодок. «U203» шла соответственно этим изменениям курса, а штурман вычерчивал эту кривую. Таким образом был определён средний курс конвоя, информация об этом была передана в штаб, а оттуда пошла на другие подводные лодки в этом районе.

Только с наступлением темноты Мютцельбург увеличил ход. Под покровом ночи он в надводном положении проскользнул сквозь эскорт эсминцев, на малом ходу бесшумно занял позицию в середине конвоя и стал идти параллельным курсом с транспортами.

На мостике царила тишина, на лодке тоже, только моторы мычали свою привычную мелодию. Лейтенант Хайда, старпом, выбирал цель получше, а сам Мютцельбург разрабатывал генеральный план нападения.

Слева по борту в какой-нибудь сотне метров от «U-203» шёл большой транспорт в 6 000 тонн. Казалось, что на лодке слышат шум воды, разрезаемой форштевнем транспорта. Они видели неясные силуэты капитана и его офицеров на фоне ночного неба, которые ходили с одной стороны мостика на другую, то и дело останавливаясь и беспокойно и пристально вглядываясь в горизонт. Это тяжело гружёное судно находилось в самом центре конвоя. Капитан судна, должно быть, чувствовал себя в полной безопасности. Никому на борту транспорта в голову не приходило взглянуть на воду впереди и немного справа и обратить внимание на подозрительную тень или на возникающие под форштевнем лодки предательские белые барашки. Считалось, что подводная лодка не может преодолеть бдительный заслон эсминцев.

Мютцельбург специально маневрировал в такой близи от транспорта, чтобы укрыться в его акустической тени. Тем временем Хайда выбрал пару транспортов покрупнее. Он наклонился к Мютцельбургу и молча указал ему пальцем на ничего не подозревавшие транспорты. Мютцельбург кивнул. Он тихо спросил центральный, готовы ли торпедные аппараты.

– Все торпедные аппараты готовы! – поступил ответ.

Мютцельбург напрягся на мгновение, потом отдал приказ…

Две торпеды залпом вышли из аппаратов. Каждая поразила по большому транспорту, которые шли один за другим в третьей колонне по правому борту лодки.

Ночная тишина была разорвана двумя мощными взрывами. Оба судна затонули. И тут началось!

Небо осветили ракеты, забегали прожектора, ощупывая своими светящимися пальцами море во всех направлениях.

Но корабли охранения искали подводные лодки снаружи конвоя. Глубинные бомбы падали и взрывались беспрерывно.

Мютцельбург продолжал идти внутри конвоя, не подвергаясь угрозам, и спокойно выбирал себе новую жертву. Для усиления боеготовности лодки он сразу же приказал зарядить торпедные аппараты, из которых только что был произведён залп. Двадцать минут спустя офицер-торпедист доложил, что оба аппарата снова готовы к выстрелу.

Ещё трижды «U-203» атаковала одиночными выстрелами. Ещё три попадания. Ещё три потопленных судна.

«Одна торпеда – одно судно» – таков был девиз Отто Кречмера, когда он отошёл от тактики, заложенной Деницем, и под собственную ответственность стал проникать в середину конвоев – и доказал эффективность своей тактики яркими успехами. В лице Мютцельбурга «Отто Молчаливый» нашёл своего преемника.