– Что? – Дэймон напрягся. – Ты думаешь, они нарочно это сделали? Соорудили нестабильного «гибрида» и отправили его в большой мир посмотреть, что из этого выйдет?

– Парис полагает, что мои теории заговоров отдают паранойей, – пожал Люк плечами. – Вы не сможете убедить меня, что у «Дедала» нет генерального плана и они не прячут туз в рукаве. Я могу голову прозакладывать, что они там на все способны.

– Но зачем Карисса пришла ко мне? Блейк утверждал, что они не знают, закрепилась ли «мутация» или нет. В общем, не похоже, чтобы ее прислал «Дедал», – я запнулась. – Если конечно, верить Блейку.

– Убежден, что он позаботился об этом, – ответил Люк. – Если бы это было не так, ты бы здесь не сидела. А знаешь, я вовсе не уверен, что «Дедалу» известны все свойства этого камня. Я, например, до сих пор их изучаю.

– И что же ты выяснил? – спросил Дэймон.

– До того, как камень попал в мои загребущие лапки, я не смог бы распознать другого «гибрида», даже если бы тот свалился мне на голову. Теперь же я почувствовал вас с Блейком, как только вы въехали в Мартинсбург. Это похоже на теплую волну, прокатившуюся по моему телу. Видимо, твоя погибшая подруга так же почувствовала тебя. Это наименее страшное из всех моих предположений.

– Не знаешь, может ли опал повысить возможности аэрумов? – вздохнув спросил Дэймон и отвел глаза.

– Думаю, что да. Ведь они питаются силой Лаксенов.

– А опал может нейтрализовать оникс? – пришла мне в голову неожиданная мысль.

– Возможно. Хотя наверняка не скажу. В последнее время оникс мне не попадался.

– Как нам раздобыть такие опалы? – проигнорировала я его язвительный тон.

– Опалы тебе? – Люк расхохотался, и мне захотелось скинуть его ноги со стола. – Если у тебя не завалялось в кармане тысяч тридцать долларов и ты не знаешь лично тех, кто добывает такие камни, то остается только поклянчить в «Дедале». Свой я вам не отдам.

Мои плечи поникли. Снова тупик. Куда ни кинь, всюду клин.

– Кстати, вам пора, ребята. – Люк прикрыл глаза. – Надеюсь, что увижу вас снова, только если задумаете опять штурмовать «Маунт-Уэзер».

Нас недвусмысленно выставляли вон. Я встала, размышляя о том, не попытаться ли отобрать браслет силой, но Люк открыл глаза и так на меня посмотрел, что я тут же отказалась от этой затеи.

– Больше ты ничего не можешь нам сказать? – попытался в последний раз Дэймон.

– Конечно… – Люк взглянул на него из-под полуопущенных век. – Никому не доверяйте, ни единой душе в этой игре. Особенно если им есть что терять или за что бороться.

Несколько недель в городке царило необычное оживление: местные полицейские чины раздавали интервью, родители Кариссы выступали со слезными обращениями в вечерних новостях, тут и там проходили службы со свечами, понаехали привлеченные нездоровым любопытством репортеры. Все вдруг задались вопросом: как в таком крошечном городке могло исчезнуть столько подростков? Кое-кто даже предполагал, что в этой сонной провинции Западной Виргинии завелся серийный убийца.

Слушать эти разговоры о Кариссе, Саймоне, Адаме и Бет было тяжело не только мне, но всем, знавшим правду. Ведь на самом деле никто никуда не исчезал. Адам с Кариссой умерли, Саймон, скорее всего, тоже, а Бет насильно удерживали на правительственной базе.

Все были мрачны и подавлены, ничто не могло взбодрить наше общество. Пышным цветом расцвели разнообразные подозрения, страхи взошли, как весенняя трава. Из всех пропавших домой вернулся только Доусон, и его присутствие лишь подчеркивало отсутствие остальных. Стоило ему или Дэймону показаться на людях, как вокруг тут же начинали шептаться, провожая братьев долгими выразительными взглядами. Наверное, потому, что мало кто различал близнецов, а сами они вели себя как ни в чем не бывало. А может быть, их действительно все это не волновало.

После потери лучшей подруги Леса тоже изменилась. Она замкнулась в себе. Как и многие другие, Леса искала и не находила ответа на вопрос, куда и почему исчезла Карисса. Именно это незнание мешало ей жить дальше.

Зима подходила к концу, в воздухе уже запахло весной, а Леса словно осталась в том дне, когда узнала об исчезновении подруги. На первый взгляд она была все той же, только иногда говорила что-то совершенно неуместное или смеялась ни с того ни с сего, а когда думала, что я на нее не смотрю, в ее глазах появлялись страх и недоверие.

Но Карисса была не единственной, кто привлек внимание прессы. Доктор Уильям Майклз, мамин воздыхатель, а по совместительству – псих, тоже как сквозь землю провалился. Его сестра заявила об исчезновении через три недели после пропажи Кариссы. Вновь поднялся шум. Маму вызывали на допрос, и она совершенно пала духом. Особенно когда выяснилось, что ни на какой конференции на Западном побережье он не был, и с того дня, как он покинул Петербург, никто его не видел.

Полицейские начали подозревать, что это все неспроста. Появилась версия о причастности Майклза к исчезновениям Кариссы и Саймона. В конце концов, известный врач не может исчезнуть ни с того ни с сего.

Однако мы с Дэймоном все еще были живы, следовательно, могли рассчитывать на то, что «мутация» закрепилась успешно и Уилл просто удрал. В худшем случае его таки захапал «Дедал», что, конечно, не предвещало для нас ничего хорошего, но ей-богу, он вполне заслужил ониксовую клетку.

В общем, сейчас Уилл не представлял для нас опасности, но мне горько было наблюдать, как мама переживает его исчезновение. Я возненавидела доктора Майклза еще сильнее. Мама последовательно проходила все этапы страдания: неверие, горе, ощущение крайней потерянности и, наконец, гнев. Я не знала, как ей помочь. Все, что я могла, – это проводить с ней дни, когда она была свободна от дежурств. Теперь я возвращалась домой сразу же, как только заканчивались наши тренировки по выработке иммунитета. Похоже, мое присутствие помогало ей, отвлекая от грустных мыслей.

Так проходила неделя за неделей. Никаких следов Кариссы, естественно, не было обнаружено, как не был найден и гипотетический злодей, державший в страхе жителей городка. А потом произошло то, что и должно было произойти: люди, может, и ничего не забыли, но репортеры разъехались, вечерние новости вернулись к освещению других событий, и к середине апреля жизнь вернулась в привычную колею.

Одним теплым вечером, когда мы возвращались с озера, я спросила у Дэймона, почему люди так легко все забывают. А если бы мы не вернулись с «Маунт-Уэзер», все бы тоже постепенно смирились с нашим исчезновением? Мне стало не по себе. Дэймон сжал мою ладонь и сказал:

– Такова уж человеческая природа, Котенок. Людей пугает неизвестность, поэтому они стараются вытеснить неприятные воспоминания на задворки сознания. Однако память продолжает отбрасывать тень на все человеческие мысли и поступки.

– И что же в этом хорошего?

– Я и не утверждаю, что это хорошо. – Дэймон остановился и взял меня за плечи. – Существует ужас перед неведомым, и люди не могут с ним сжиться. Ты сама не в состоянии была все время думать о болезни и смерти отца. Тебя это пугало, и в конце концов пришлось оставить эти мысли.

– Не могу поверить в то, что ты можешь быть таким мудрым. – Я пристально посмотрела ему в лицо, освещенное закатными лучами.

Усмехнувшись, Дэймон провел руками по моим плечам, и меня бросило в дрожь.

– Я прекрасен не только внешне, Котенок, тебе ли это не знать?

Я знала. Дэймон был необыкновенно заботлив. Он ужасно страдал от того, что я тренировалась с ониксом, но больше не пытался протестовать, и я это очень ценила.

Я совершенно погрузилась в тренировки, не оставлявшие времени ни на что другое, кроме посещения школы. Оникс вытягивал из нас все силы, каждый вечер мы приходили в полуобморочное состояние. Мы старались, чтобы нас не подстерегли шпионы Министерства Обороны, и так были заняты выработкой иммунитета, что даже не отпраздновали День святого Валентина: Дэймон просто подарил мне букетик, а я – подписала ему открытку.