На похороны Стюарта Кинросса съехались люди со всего аутбэка. Почти все, кроме больных и престарелых, шли пешком до низкой гряды холмов, где Кинроссы со времен первого поселения хоронили своих усопших.

Фамильное кладбище окружала каменная стена с черными коваными воротами. За ней стояли надгробия, одни небольшие, другие гигантские. Мужчины и женщины из рода Кинроссов. Дети. Глаза Ребекки наполнялись слезами, когда она читала некоторые трогательные надписи на мраморных плитах.

Никто из членов семьи не плакал. Брод возвышался над всеми, крепко сжав перед собой руки и склонив красивую черноволосую голову. Элли, в черном с головы до ног, стояла рядом с Фи и ее прелестной дочерью. Безупречный цвет лица и чудесные тициановские волосы Франчески контрастировали с черным платьем. Строгость ее одежды смягчала только нитка жемчуга.

Вокруг стояли другие родственники, друзья, бизнесмены, партнеры Кинроссов. Среди всех выделялись братья Кэмерон, Райф и Грант.

На Ребекке была темно-серая соломенная шляпа с широкими полями, которую одолжила ей Элли, и единственное подходящее к случаю платье, которое она нашла среди своих туалетов, темно-серое, строгого покроя. Солнцезащитные очки скрывали ее глаза, на которые то и дело набегали слезы.

Хорошо известный семье священник отправлял богослужение, и Ребекка стискивала пальцы в ожидании, когда все это кончится. В последние моменты, когда тяжелый, изысканно украшенный гроб опускали в могилу, она отвернулась, не в силах вынести это зрелище. В памяти с ужасающей ясностью всплыли похороны матери. Они с отцом стояли тогда оцепенев, борясь с подступающими слезами, но в последний момент не выдержали и оба разрыдались. Хорошо, что отец все-таки нашел свое счастье. Так и хотела мама.

Вернувшись в дом, люди толпились в парадных комнатах и на окружающих верандах, где были приготовлены еда и напитки. Большинство из них ограничивались чаем или кофе с сандвичами, хотя некоторые мужчины предпочитали виски. От разговоров, хотя и приглушенных, стоял неумолкающий шум, он действовал Элли па нервы, и она отошла к дальнему концу веранды. Худшее еще ждало ее впереди. Ей предстояла встреча с Райфом, и она меньше всего хотела, чтобы они оказались на виду у всех собравшихся.

Сад, окружавший дом, пылал всеми красками.

Скоро, через какой-нибудь месяц, и пустыня покроется цветами. Та мощная буря, что отняла жизнь у отца, принесет в Кимбару дивное изобилие полевых цветов, миллионы бессмертников, нежно-розовых, ярко-желтых и белых. В детстве она очень радовалась тому, что бессмертники не увядали. Горошек Стерта, названный в честь ученого, который описал его, протянет свои длинные стебли с малиновыми цветками по равнинам, поросшим акацией.

Выгоревшая на солнце золотистая пустыня ненадолго станет похожа на бескрайние поля пшеницы.

Как ей не хватало всего этого! В городе Элли никогда не чувствовала себя дома. Ее мир — эта невероятная живая пустыня, эта опаленная солнцем земля огненных красок.

Цветущее морское побережье, чудесная Сиднейская гавань никогда не говорили ее сердцу столько, сколько родные места, ее Кимбара. Теперь Брод здесь хозяин. Погруженная в свои мысли, Элли вздрогнула, услышав мужской голос:

— Элли?

Она отвернулась от кованой белой балюстрады и увидела Райфа. Его карие, в золотистых крапинках глаза пристально смотрели на нее. Элли приказала себе сохранять спокойствие, но у нее закружилась голова. Райф был очень высок, даже в туфлях на высоких каблуках ей приходилось смотреть на него снизу вверх. Он всегда был вежлив и обходителен, истинный джентльмен, но во взгляде его чуть прищуренных глаз таилась некая отстраненность. Из-за жары он, как большинство мужчин, снял пиджак, и теперь белая рубашка подчеркивала ширину его плеч. Верхняя пуговица была расстегнута, узел черного галстука слегка ослаблен. Он выглядел, как всегда, потрясающе: прямой точеный нос, четко очерченный подбородок с характерной ямочкой, крупный рот. Покрытое золотистым загаром лицо, копна густых золотистых волос делали его неотразимым.

— Ну что, как я выгляжу — лучше или хуже? прервал он ее размышления. В голосе слышался намек на иронию.

— Ты выглядишь великолепно, Райф. — Это было еще слабо сказано. Как и Брод, он приобрел волнующую красоту зрелости.

— Мне не представился случай сказать тебе, как мы с Грантом были потрясены смертью Стюарта. Он произнес эти официальные слова с удивительной искренностью. — Прими мои соболезнования.

Грант найдет тебя позже.

— Спасибо, Райф, — пробормотала Элли, с каждой секундой волнуясь все больше.

— Ты совсем исхудала, — произнес Райф».

— Приходится, — ответила она, стараясь скрыть свое волнение. — При съемке кажешься толще.

Он снова позволил себе окинуть ее взглядом.

— Тебя того и гляди унесет ветром, — еле выговорил Райф, пытаясь бороться с волнением. — Ну а как твоя карьера? Все идет по плану? Похоже, ты со своим шоу добилась потрясающего успеха. Идешь во главе рейтинга.

Она прислонилась спиной к балюстраде.

— Приходится много работать. После съемки сразу домой, надо учить роль, а утром приходится очень рано вставать.

— Неужели от этого ты такая замученная? — спросил Райф, невольно встревоженный ее переутомленным видом.

— А я кажусь замученной?

— Даже учитывая потрясение, которое ты испытала, ты изменилась. — Он не собирался говорить ей, что она прекрасна, хотя и кажется слишком хрупкой для своего роста. Та Элли, которую он когда-то держал в своих объятиях, была чуть полнее, ощутимее была округлость ее теплых, чудесных грудей. Какое замечательное было время, когда они оставались вдвоем. Элли, его желанная… В тот самый день, когда он собирался просить ее выйти за него замуж, она закатила сцену, которая буквально раздавила его…

Его Элли, с темно-каштановыми волосами и миндалевидными зелеными глазами сбежала в Сидней, оставив его с разбитым сердцем и преисполненным решимости никогда больше не верить ни одной женщине.

Что он мог сказать ей теперь? Райф знал, не мог не знать, что может получить любую женщину, какую захочет. У него были скоротечные романы. Несомненно, у Элли — тоже. У нее теперь было все.

Красота, свобода, стиль, богатство, карьера, фотографии на обложках иллюстрированных журналов.

Он и сам купил несколько номеров. Для чего? Кто-нибудь другой, возможно, сделал бы из них мишень для дротиков при игре в дартс. Но он переболел ею и выздоровел. Той Элли, которую он любил, больше не существовало.

— У тебя такой серьезный вид, Райф. — Элли подняла на него изумрудные глаза. — Я знаю, что ты меня презираешь…

Райф засмеялся.

— Элли! Вероятно, тебе не помешает знать, что я больше не восприимчив к твоей красоте. Ты не та девушка, которую я знал когда-то.

— Ты сбросил меня со счетов? — Она замерла в неподвижности.

Он кивнул.

— Мне пришлось это сделать. — Ведь ради нее он готов был перевернуть небо и землю. — Ну а ты? У тебя есть кто-нибудь?

Она откинула волосы со лба. Голова у нее разламывалась.

— Люди приходят и уходят, Райф, — сказала Элли, старательно избегая его взгляда.

— Надолго ты приехала?

— На неделю. Дольше не могу. Чудесно быть дома. Здесь чувствуешь такой покой.

— Даже если вернуться тебя заставила только смерть отца?

Она печально взглянула на него своими прекрасными глазами.

— Ты все знаешь о нашей семье, Райф. Ты знаешь, почему я не плачу, хотя и скорблю. Как и Брод.

Отец никогда меня не любил.

Он изо всех сил старался сдержаться. Один шаг.

Одна ошибка — и он сожмет ее в своих объятиях.

— Я любила тебя. Ты был моим миром. — Под взглядами стольких глаз Элли удавалось сохранять видимость спокойствия, но голос ее дрожал.

— Но не могла успокоиться, пока не попробуешь и чего-то другого?

— Если бы дело заключалось только в этом! — воскликнула она. — Я была слишком молода, Райф.