Естественно, пан Владя с готовностью выражал согласие, да и кто отказал бы учетчице? Такого же мнения был и пан Якуб, и братья Стоцкие, и другие…

Нет, никак не могу обойти молчанием братьев Стоцких, хотя опять придется немного уклониться в сторону. Это были каменщики, зачастую они не выходили вовремя на работу, но уж если выходили…

Не помню, чем я тогда занималась, но целый день не поднимала головы от работы. К вечеру взглянула в окно — а оно как раз выходило на гостиницу Дома крестьянина — и глазам своим не поверила. Зажмурилась, опять посмотрела, потом глаза протерла — нет, так оно и есть. С утра передо мной третий этаж был в виде голых железобетонных конструкций, ничего более, теперь же этаж предстал в готовом виде: и наружные стены возведены, и внутренние выложены. Я знала, что там работает бригада каменщиков Стоцких, три брата, они делают все на совесть, не халтурят — значит, сделать за день этаж просто не могли! Наверняка на сей раз что-нибудь схимичили. И я помчалась на возведенный ими этаж, чтобы лично все проверить. Проверила вертикальность кладки, качество швов и прочее — все в порядке. Пришлось поверить собственным глазам, каким бы невероятным ни казался темп работ. Наверняка таких гениальных каменщиков больше не было на свете!

И все-таки они были, и хотя на работу выходили когда им заблагорассудится, зарабатывали прекрасно, и ими руководство стройкой очень дорожило. И подумать только, эти гениальные каменщики пытались мне дать взятку!

Из взятки ничего не получилось, я объяснила рабочим, что не хватает денег на «паноннию», я прошу в долг и расплачусь в следующую зарплату, они пожали плечами и ограничились дачей небольшой суммы в долг. Вскоре я набрала необходимые двенадцать тысяч и прекратила клянчить. Меж тем слух о том, что я собираю дань с рабочих, разошелся по стройке, и другие с обидой спрашивали:

— А у меня почему пани инженерова не берет в долг? Я чем хуже других?

Пришлось объяснять, что больше мне не надо, а дня через два наступил второй акт представления. Нам с мужем удалось раздобыть необходимую сумму от родственников, и, не дожидаясь следующей зарплаты, я со списком моих кредиторов в руках отправилась возвращать долги. Вот когда я намучилась! Все, буквально все (кроме ближайших сотрудников) отказывались принимать назад свои деньги, будучи убеждены, что выплатили учетчице посильную дань. Ничего, у меня характер что надо, я настояла на своем.

Хотя нет. Сейчас, работая над «Автобиографией», я разыскала тот самый список кредиторов и с ужасом обнаружила, что некоему Коморовскому я не вернула одолженных у него двухсот злотых. Езус-Мария, кто такой этот Коморовский? Он так и остался невычеркнутым из моего списка. Совсем не помню, почему не возвратила ему деньги, наверняка не нашла человека, но вот почему? Может, уволился с нашей стройки? Господи, как же так? Ни в чем не повинный человек вынужден был внести взнос за нашу «паноннию»… Возможно, его потомки, прочтя эти строки, обратятся ко мне, и я верну им двести злотых.

Мотоцикл был для нас величайшим счастьем, по поводу этого средства передвижения между мной и мужем никогда не было ни малейших разногласий. Пользу от него я ощущала ежедневно, поскольку муж отвозил меня на работу на мотоцикле. Мне надо было на стройку к семи, ему на радио к восьми, он отвозил меня на Варецкую и ехал к себе на Валбжихскую. В своей лаборатории муж появлялся всегда первым, и начальство постоянно отмечало его дисциплинированность и усердие.

Интересно, а где мы держали свой драгоценный мотоцикл? Во дворе, наверное, где же еще. Муж спускался к нему чуть свет, возился с ним и включал мотор, подгоняя меня. Дети начинали кричать:

— Мать, отец уже рычит! Отец рычит!

Мотоцикл меня вдохновил, и я решила научиться водить машину. Не помню, где нам преподавали теорию, а на практические занятия я ездила на улицу Окульника. Стояла зима, погода преимущественно была препаскудной, в три я заканчивала работу на стройке и мчалась на практические занятия по вождению. Туда ехала, стуча зубами от холода, обратно возвращалась вся взопревшая, в расстегнутом пальто, и мне еще долго было жарко. Зато машину водить я научилась. В нашем распоряжении были «Варшавы» старого образца, а для развлечения — одна из учениц, вечная студентка.

Эта женщина, уже немолодая, являла собой классический пример автомобильного антиталанта. О ней на курсах ходили легенды. На приказ «Тормози!» она энергично нажимала на газ, благодаря чему ей удалось сплющить в лепешку задний бампер на учебной «Варшаве», другой раз — врезаться в трамвай, а наивысшим достижением явилась погоня по тротуару за каким-то несчастным пешеходом. Бедняга пытался спасти свою жизнь, петляя и бросаясь из стороны в сторону. Зигзаги не помогли, пани на своей «Варшаве», как приклеенная, держалась за ним на расстоянии метра, а сидящий рядом с ученицей инструктор был не в состоянии отреагировать, ибо скорчился в припадке смеха.

Экзамен по вождению был единственным в моей жизни, которого я с первого раза не сдала. Дело в том, что мне досталась не та «Варшава», на которой меня учили ездить, а другая, тоже поношенная, и никто не предупредил, что в нейтральное положение она не переключается. Начался экзамен, я все делала, как надо, инструктор пришел к выводу, что достаточно, и велел мне остановить машину. Пожалуйста, я выбросила указатель поворота, подъехала к бровке тротуара, толкнула ручку переключения скоростей в нейтральное положение и отпустила сцепление. В ответ на что эта стерва рванула, рявкнула и заглохла.

Меня чуть кондрашка не хватил. Ну ладно, пришлось пересдавать. На переэкзаменовке, недели через две, я заранее на всякий случай стала манипулировать ручкой переключения скоростей, качая ее во все стороны, это показалось инструктору подозрительным, решил — свидетельствует о моей неуверенности. Но экзамен я все-таки сдала.

Языковые таланты моего мужа вдохновили и меня, и я решила изучать английский— Языковые курсы работали по вечерам в одной из школ на улице Ружаной, добираться до нее в темноте по еще недостроенным и плохо освещенным варшавским улицам было непросто. Особенную трудность представляло форсирование территории базара, где приходилось спускаться и подниматься по длинным и неудобным лестницам. Там меня как-то схватила судорога в щиколотке. До школы я так и не добралась, все два часа просидела на покрытой грязью ступеньке лестницы, будучи не в состоянии ступить на ногу. Поскольку я и раньше охладела к науке английского — очень много времени отнимала, да и уставала я безмерно, к вечеру плохо соображала, — эту судорогу в ноге я сочла рукой судьбы, знамением свыше и перестала заниматься английским.

Мотоцикл значительно скрасил нашу жизнь. Оказалось, отдыхать намного интереснее, если есть средство передвижения. Половину наступившего отпуска мы провели с детьми, на вторую половину подбросили их матери с Люциной, а сами отправились в путешествие по родному краю. Естественно, меня тянуло к морю, мужа тоже. На своей «паноннии» мы проехали вдоль всего балтийского побережья от Бранева до Свиноустья.

И впредь отпуска проводили на колесах, причем преимущественно вместе с Янкой и ее мужем Донатом. Сейчас у меня опять начнет путаться хронология, ладно, буду придерживаться не дат, а тем. Янкин муж Донат, тоже инженер-строитель, какое-то время был начальником строительства туннеля для коммуникаций под Вислой, и только чудо спасло его от тюрьмы.

При строительстве, ясное дело, велись кессонные работы, а стройматериалы поступали партиями, в том числе и советский цемент На каждом мешке цемента была проставлена марка, обозначающая его качество. Для кессонных работ требовался цемент самого высокого качества, марки 450. Однажды, получив очередную партию, Донат вдруг ни с того ни с сего решил проверить, соответствует ли проставленная на мешке цифра качеству цемента, и велел провести анализ.

Анализ сделали, и выяснилось, что в мешке с маркой 450 оказался цемент марки 150, который годится лишь для штукатурных работ. Почти неделю с лица Доната не сходила зеленоватая бледность. Не иначе как милосердное Провидение уберегло его от тюрьмы, несколько лет ему было бы обеспечено, а если бы добавились еще жертвы при кессонных работах, то и вовсе. Вся партия, на мешках которой была проставлена марка 450, оказалась самого низкого качества. Неизвестно, почему так произошло, то ли по ошибке, то ли умышленно. Донат на радостях напился и потом делал лабораторный анализ при поступлении каждой партии цемента.