Решила выйти за Торкиля и остаться в Дании навсегда. Я поняла ее прекрасно, хотя и не полностью: масштабы нашей лжи тогда еще не доходили до меня в полном объеме. Позже поняла все это гораздо лучше.

С заключением брака неприятностей у Алиции тоже хватило, подробностей не знаю, была в это время в Копенгагене, а все осложнения, разумеется, обрушились в Польше. Сдается, очередная властелинша в паспортном бюро сообщила ей, что получит паспорт и уедет лишь в том случае, если принесет справку насчет датского мужа и свидетельство о заключении брака. Алиция едва не отказалась от Торкиля назло бабе. Непременным условием заключения брака является пребывание будущего мужа в Польше в течение по меньшей мере тридцати дней. Торкиль взял отпуск и приехал — Алицию он любил очень. Аккурат тут же тяжело заболела последняя родственница Алиции, тетка, жившая в Вельске. Алиция забрала жениха с собой в Бельск, где раздваивалась на равные половины: ухаживала за теткой и пыталась хоть как-нибудь развлечь Торкиля…

Ничего не поделаешь, здесь неизбежны интимные подробности. Тетка уже не поднималась с постели, нуждалась в уходе, то и дело тихонько просила:

— Писать…

Торкиль глухотой не страдал, слышал эти тихие просьбы, хотя Алиция выгоняла его на прогулки и экскурсии. Ездил, конечно, ходил в горы, однажды выбрался на Климчок.

На горе съел бутерброд, запил пивом, спустился, осмотрелся в поисках соответствующего объекта, не обнаружил, наткнулся на двух баб, мывших пол в какой-то забегаловке. И к этим деревенским бабам с подоткнутыми подолами элегантно обратился:

— Do you speak English? [24]

Бабы бросили свое занятие и уставились на него во все глаза. Торкиль попробовал иначе.

— Parlez-vous franзais? [25]Снова не получил ответа.

— Sprechen Sie deutsch? [26]— осведомился он почти в отчаянии.

Бабы с поломойными тряпками в руках таращились на него, будто на говорящую лошадь. Торкиль сказал «dablju si», «nul nul» [27]— никакой реакции. И вдруг он вспомнил больную тетку Алиции.

— Писать! — охнул он.

Бабы расцвели от радости — поняли иностранца! Побросали тряпки, схватили его за руку, поволокли в соответствующее помещение, скандально компрометирующее страну, тем не менее служившее санитарным узлом. У меня слезы текли от хохота, когда Алиция рассказала мне этот эпизод, только датчанин способен на нечто этакое — «Parlez-vous franзais» к бабам, моющим пол под Климчаком!..

Проблемой оставался для Алиции и Янек, хотя вопрос о расставании обсуждался с ним не раз. Янек вел себя благородно и по-джентльменски, они остались друзьями, и Алиция во что бы то ни стало жаждала одарить его, позвонила, велела мне купить и переслать ортальоновый плащ соответствующего размера, у нас тогда раритет.

Мартина в универмаг я затащила силой — надо же на кого-то плащ примерить, на номер размера надеяться не приходилось — везде разные. Мартин ненавидел примерять одежду, можно сказать, пожертвовал собой, стоял столб столбом, с закрытыми глазами и сжатыми зубами, а я безумствовала вокруг него, стараясь выбрать наилучший вариант. Продавщицы посматривали на нас странновато и нерешительно, но я в раже не обратила внимания.

Выбрали наконец, я отослала и получила от Алиции письмо, начинавшееся так: «Янек, хотя мы и разошлись с ним, пол не менял…»

Да-да, купили дамский плащ гигантского размера, на чудовищно огромную бабу. Алиция ласково спрашивала, что с ним делать, ибо Горпин в Польше мало. Кажется, ей удалось-таки плащ загнать.

История с колбасой, увековеченная в "Лесе",тоже подлинная. Мартин получил из Польши колбасу, а может, и можжевеловку к тому же, его шеф, интересовавшийся польским языком, запомнил название продукта и почти правильно произнес:

— Кал… баса…

— Моча тенора, — машинально пробормотал Мартин.

Шеф обладал хорошим слухом и с интересом спросил, о чем речь. Мартин растерялся от смущения и разъяснил — так, мол, называется сорт колбасы. Шеф запомнил.

Во время первого пребывания в Дании я начала писать «Крокодила из страны Шарлотты»и сразу убила Алицию лишь с одной целью — написать про рысаков в Шарлоттенлунде. Рысаки на Аматере не вдохновляли меня, хотя там я выиграла на Хермода, там Флоренс пришла первой на короткой дистанции, там состоялись скандинавско-советские состязания по конному спорту, и мы с Мартином испереживались, на кого ставить из патриотических соображений. Решили дилемму, смешав датских лошадей с русскими, и угадали рекордный порядок, правда, обратный. Четырнадцать крон за пять. И все-таки я предпочитала Шарлоттенлунд.

Введу еще маленькое отступление, чтобы при сем подходящем случае почтить датский Аквариум, одно из чудеснейших мест на земле. Я от многих слыхивала, что во время депрессий, хандры, стрессов люди едут посидеть в датский Аквариум и душевный хаос проходит сам собой. Там всегда царил небесный покой, конечно, не в туристический сезон и не во время экскурсии табуна разнузданных деток.

Как легко догадаться, там жили рыбы: барракуды, пираньи — и другие обитатели вод. И еще змеи и черепахи, и одна черепаха чуть не заставила нас — моего сына Ежи и меня — проворонить бега. Разумеется, это случилось позже, приехал Ежи, я взяла его в Шарлоттенлунд, перед состязаниями мы отправились в датский Аквариум и чуть ли не у входа натолкнулись на роскошное зрелище — огромная черепаха влезала на пенек. Действие разворачивалось следующим образом: черепаха, потихоньку нащупав, упиралась одной ногой в самую нижнюю неровность на пеньке, понемногу приподнималась и тихонько передвигала вторую ногу на следующую неровность, первая нога соскальзывала, и черепаха плавно и медленно сползала вниз. И все начиналось сначала: потихоньку упиралась первой ногой…

Происходило все это, ясное дело, в воде. Мы смотрели через огромное стекло, сидя напротив на скамеечке, поглощенные зрелищем, глаз не могли оторвать. За полчаса один только раз удалось черепахе упереться второй ногой, и мы уже возликовали, но тут же она снова соскользнула и опустилась вниз. Оторвались мы от этой картины с усилием, осмотрели все остальное и вернулись к черепахе, которая пребывала в процессе подъема второй ноги. Когда через несколько месяцев я вернулась домой, сын прежде всего осведомился, влезла ли черепаха на свой пенек.

Возвращаюсь к «Крокодилу»,для которого мне, естественно, потребовалось множество всевозможных сведений. Тип преступления навязывался сам, наркомания становилась настоящим бичом общества, а тогда никому еще не пришло в голову везти наркоконтрабанду с востока через Польшу, опасаюсь, я выдумала это первая. Тем не менее как с самими наркотиками, так и с торговлей оными я имела мало общего, нуждалась в совете профессионалов.

В первую очередь пристала к полиции и добралась до господина инспектора Йерсиля, специалиста по наркотикам, к тому же говорившего по-французски. Французский в устах датчанина и отдаленно не напоминает ни одного из языков мира, поэтому я сразу предложила рациональный метод. Я буду рассказывать, а он лишь сообщит, имеют ли какой-нибудь смысл мои выдумки и можно ли о них написать или, напротив, все мои измышления — полная ерунда. Господин Йерсиль охотно согласился, думаю, по той простой причине, что всякая полиция предпочитает больше слушать, нежели говорить.

Очень подробно, просто, с соблюдением грамматики и с приличным акцентом я описала ему всю комбинацию с контрабандой в консервных банках, с переправкой товара и распространением его на ипподроме. Господин Йерсиль выслушал внимательно и спокойно, после чего осведомился:

— Откуда вы это знаете?

Вот холера, недоразумение какое-то, подумала я…

Начала сначала, объяснила, пишу, мол, книгу и так это дело представляю…