— И что же там говорят?

— Лорхер, например, заявил полиции о том, что до инцидента какой-то неизвестный позвонил ему по телефону и, не называя себя, сообщил, что в такой-то день будет совершено похищение денег, вернее говоря, зарплаты из сейфа. На мой вопрос, не сообщил ли он об этом звонке начальнику охраны, Лорхер ответил отрицательно, заявив, что этот звонок он принял за простую шутку!

— Однако, несмотря на это, он все же установил в сейфе ослепляющий заряд, не так ли? Кто это сделал?! Теперь Лорхер уже ничего не сможет изменить! Я потребую возмещения за нанесенное мне увечье!

— Сначала я вам не верил, а теперь верю и полагаю, что предупреждающий плакат на сейфе был прикреплен после всего случившегося, а не до этого.

— От этого мне не легче, — раздраженно заметил Хойслер. — Вы можете оказать мне одну услугу?

— Разумеется, — заверил инспектор, — доверьтесь мне.

— Сообщите о случившемся господину Горице!

Нойман тут же записал адрес и пообещал нанести визит администрации спецслужбы.

— Что же касается телефонного звонка, то тут Лорхер, возможно, говорит, правду, — сказал Хойслер, но умолчал при этом, что в случившемся с ним несчастье винит Ромера.

Гостиница была заперта. Ромер, раздетый до пояса, на залитом лучами жаркого солнца дворе колол дрова на зиму. Пот ручьем тек у него по спине. Отойди он на несколько шагов в сторону — оказался бы в тени сарая, но он хотел стоять так, чтобы его все видели. Жители Кизебютеля считали, что Марте Фенске ужасно повезло, когда Пауля Ромера перевели в охрану фабрики «Лорхер и Зайдельбах».

Почтальон остановил свой велосипед возле забора и начал копаться в своей сумке. Ромер вытер лицо носовым платком и подошел к нему. Старый Кришан протянул ему почту. Ромер пробежал глазами фамилии адресатов — в большинстве своем это были деловые письма. Теперь Марта без его ведома уже не заказывала никаких товаров, и это себя оправдывало. На одном письме, отправленном авиапочтой, была наклеена испанская марка. Отправителем его было адвокатское бюро из Ла-Коруньи. Ромер с любопытством повертел письмо в руках.

Марта с раскрасневшимся от горящей плиты лицом выглядывала из окна кухни, где она готовила огромный котел студня по рецепту Паульса.

— Что-нибудь особенное?! — крикнула она.

Он положил письма на подоконник, однако письмо из Испании из рук не выпустил.

— Ты оттуда часто получаешь письма?

Марта прочла фамилию отправителя и недоуменно покачала головой. Вскрыв конверт, она начала читать письмо, которое было написано на хорошем немецком языке.

Адвокат сообщал в нем о том, что господин Алоиз Нойройтер, проживавший с 1945 года в Ла-Корунье, умер от разрыва сердца в собственном доме. Похороны состоялись в строгом соответствии с волей покойного, без всякого шума. Покойный завещал все свое состояние дочери своей прежней домоуправительницы, фрау Марте Фенске, проживающей в Кизебютеле, за исключением того, что он жертвует оставшимся в живых солдатам так называемой «голубой дивизии», которая в годы второй мировой войны сражалась против России на стороне своих немецких братьев по оружию.

— Ой, Паульхен, я сейчас упаду… — задыхаясь от волнения, проговорила Марта. — Прочти письмо еще раз! — попросила она.

После получения письма из Испании желание продолжать колоть дрова у Ромера мгновенно пропало. Он с силой всадил топор в деревянную колоду и надел рубашку. Войдя в кухню, Ромер попробовал холодец, сдобрил его разными пряностями, которые он купил во время своей поездки в Ганновер. Вместе с Мартой они разлили холодец по тарелкам.

Закончив, они уселись за стол и выпили по чашечке кофе. Окна были занавешены, а над круглым столом горела керосиновая лампа.

— Нам нужно как следует подумать, — улыбаясь заметил Ромер. — Марта Фенске преспокойно варит себе холодец и за этим занятием неожиданно узнает, что она унаследовала несколько миллионов.

Марта быстрым движением зажала ему рот ладонью и с легким упреком проговорила:

— Об этом никому ни слова, а то с нас будут брать такой налог!.. К тому же ты все несколько преувеличиваешь, Паульхен!

— Но только несколько! — согласился он. — Ну, что ты теперь будешь делать, Марточка? По-прежнему будешь торговать или бросишь это дело? Ты только представь себе: у тебя за морем имеется шикарная вилла! Ехать в Испанию лучше всего в октябре, когда там не так жарко!

Он не сказал ей ничего о том, что с каждым днем он все меньше удовлетворения находит в службе, наряду с которой должен выполнять все большее количество обязанностей у нее по хозяйству.

Марта вспомнила, что раньше все важные решения принимала сама, и заявила с уверенностью, что скоро слетает в Ла-Корунью для получения наследства. Все полученные деньги она, разумеется, переведет на свой счет в местном банке, так как не питает никакого доверия к обстановке, царящей в Испании. А Пауль несколько дней будет обходиться без нее. Она завтра же поедет в ссудо-сберегательную кассу по своим делам, а он должен будет поинтересоваться правилами ведения кое-каких финансовых операций.

Ромер сделал вид, что тронут доверием Марты, но в душе он сожалел о том, что Марта, ведя свои финансовые дела, все поступления, превышающие двадцать тысяч марок, обычно списывала со счета.

— Вот в октябре мы и полетим с тобой в Испанию, — проговорила она.

Он удивленно спросил:

— Смотри, Марта, ведь эта поездка будет дорого стоить!

— Паульхен, ты говоришь глупости! — прошептала она, переходя на местное наречие, что обычно делала только тогда, когда была очень растрогана. — Неужели ты не знаешь, как я тебя ценю? Если бы мне пришлось выбирать между тобой и наследством, то я без колебаний оставила бы Испанию испанцам, а тебя…

Ромер прервал ее речь поцелуем.

— Давай поженимся, Паульхен! — услышал он в следующий момент.

Не успел Ромер по-настоящему насладиться своим триумфом, как в комнате зазвонил телефон. Он подошел к аппарату и, сняв трубку, произнес:

— Частная гостиница Фенске!

— Ромер?

Это был голос Вольнофа.

— Да, — ответил он и подал знак Марте, чтобы та поняла, что спрашивают не ее.

— Где вы были? Я вам уже звонил! — И, не дожидаясь ответа на заданный вопрос, продолжал: — Встретимся ровно через час — у загона для барашков.

— Но я…

— Какие еще могут быть «но»! — перебил его грубо Вольноф. — Я был у Хойслера в больнице! Человек в таком состоянии!.. — И Вольноф положил трубку.

Марта сразу же заметила, что после разговора по телефону настроение у Пауля испортилось. На ее вопрос, не собирается ли он уехать, Пауль мрачно бросил:

— Собираюсь!

Марта, разумеется, знала о случившемся на фабрике, но не могла понять, как это господин Хойслер додумался обокрасть фабричную кассу!

— Я встретила Гундулу Ховельман, — сказала Марта, — она была очень бледная и заплаканная!..

Машина майора Вольнофа стояла позади загона. Завидев «БМВ» начальника, Ромер слез с велосипеда и повел его через заросли кустарника. На коричневых кустиках уже начали распускаться лиловые цветочки. У майора, судя по выражению лица, было скверное настроение. Он даже не вылез из машины и, не проронив ни слова, показал на сиденье рядом с собой. Ромер послушно сел и пробормотал приветствие, на которое Вольноф даже не соизволил ответить.

— Послушайте меня, Ромер! Если провал этой операции произошел по вашей вине, то я советую вам держать язык за зубами! А если вы этого не сделаете, то вам не поздоровится! Выкладывайте, что же, собственно, там случилось? Вы что же, позволили Хойслеру лезть в открытую мышеловку?!

Ромер рассерженно повернулся к Вольнофу, однако все же нашел в себе силы, чтобы сдержаться:

— Я?! Господину Хойслеру?! А я-то тут при чем?..

— Чтобы совершить выгодную сделку, зачем же еще? — перебил его майор. — Или есть другие причины?

Ромер сделал вид, что очень обижен, хотя мысль стать преемником Хойслера его все еще не покидала. Он, разумеется, знал свои слабости, как и то, что он не пользовался особым авторитетом у сотрудников. Достичь этого можно было бы только в том случае, если бы в его руках оказались неопровержимые доказательства, как, например, это было с официантом из клуба «Посейдон». Создать свой авторитет на страхе легко, но как трудно добиться признания. Ромер смотрел на майора, однако никак не мог понять, догадывается ли тот о его вине.