— Кевин не убивал, — произнесла она внезапно, стиснув в пальцах непонятно откуда взявшийся в них платочек.

— Не убивал кого? — недоуменно переспросил Лейт, слегка потеряв нить промелькнувших в женской голове рассуждений.

— Ивонну, — с той же недоуменной интонацией пояснила Диана.

И до Вольфгера, наконец, дошло. Так вот чего госпожа Корвин так нервничать изволили после попытки ограбления! За любовничка-с переживали!

— Он обещал позаботиться о том, чтобы она не болтала лишнего, но он не убивал ее, я точно знаю!

Это дело все больше напоминало капитану заигранный котенком клубок, в котором мало того, что начала и конца не найти, так еще и при попытках потянуть за нить, чтобы распутать, он стягивается и запутывается только еще сильнее.

— Откуда вы это знаете? — терпеливо уточнил вервольф, пристально глядя на допрашиваемую.

— Он мне поклялся, — она сказала это и сама поморщилась, понимая, как глупо звучит фраза. — Нет, это все не так. Вы не понимаете.

В этом Вольфгер Лейт был с ней согласен — он пока что ничегошеньки не понимал.

— Николас прекрасный человек, и я признательна ему за все, что он сделал и делает для меня. Но я вышла за него без любви, считая, что это вовсе не обязательный атрибут счастливой жизни. И когда я встретила Кевина, я поняла, что ошибалась! Я знаю, что не должна была, но… это было сильнее нас обоих. Я безгранично ему доверяю и, полагаю, у меня есть на то основания!

Она шмыгала носом, и слезы блестели на ресницах, и платочек яростно терзался в тонких пальцах. Семейная драма во всем ее великолепии. Вольфгер против воли покосился на молчаливую Алмию и увидел, что лицо ее бесстрастно, как посмертная маска. О чем сейчас думала госпожа эксперт не смог бы, наверное, догадаться и ясновидящий.

Лирика вервольфу была неинтересна, но если даме для душевного равновесия и дальнейшего внятного ответа на вопросы нужно себя оправдать, то так тому и быть.

— Как давно вы вместе? — спросил он, когда путаный поток объяснений и заверений иссяк.

— Около года…

— Как давно вы знаете о том, что в кабинетном сейфе вашего мужа есть потайная ячейка и о том, что именно в ней хранится?

— Я не… — Диана, несмотря на растрепанность чувств наживку не заглотила, только покраснела чуть сильнее и отвела глаза. — Я не понимаю, о чем идет речь. И какое это вообще имеет отношение…

— Госпожа Корвин, — голос у капитана сделался тихим-тихим, но при этом предельно четким. Такие интонации вбивались в подкорку, проникали в мозг, подчиняли его, заставляя собеседника прислушиваться и внимать, — я прошу вас сейчас немного отвлечься от ваших глубоких душевных терзаний, которые, вне всякого сомнения, имеют место быть…

Вольфгер очень старался, чтобы в его голосе не прорезалось ни скепсиса, ни, упасите боги, насмешки. Только величайшее сочувствие к переживаниям многоуважаемой дамы. И, наверное, ему это все же удалось, потому что Диана Корвин по-прежнему смотрела на него слегка испуганно, а не оскорбленно.

— Я понимаю ваши переживания за господина Ревенбрандта, но вы тоже должны меня понять. Если он невиновен, то ему ничего и не угрожает. А чтобы я мог установить, кто виновен, а кто нет, я должен владеть полной и достоверной информацией. А те, кто эту информацию от меня пытаются скрыть, вызывают во мне не доверие, а подозрения. Вы понимаете?

На несколько мгновений в лоджии повисла тишина, взгляд госпожи Корвин метнулся с капитана на подругу — которая по странному стечению обстоятельств куда больше была сосредоточена на высоком стакане с лимонадом, чем на происходящем — потом обратно. И Вольфгер мог поклясться, что так же судорожно в хорошенькой голове метались мысли.

— Да, понимаю, — наконец произнесла она тихо и трагично, как будто собралась взойти на эшафот.

Вольфгер приободрился. Может быть, как женщина госпожа Корвин и не образчик благообразия, но хотя бы свидетель, дающий показания, из нее не такой уж и ужасный.

— Итак, как давно вы знаете о том, что хранится в потайной ячейке сейфа в кабинете вашего мужа?

Она пожала плечами.

— Почти сразу, как сейф появился в доме. После назначения на новую должность Николас заинтересовался потайными хранилищами и их устройством — даже меня расспрашивал, как тайники обустраивают на кораблях. Потом я несколько раз видела у мужа справочники по артефактам — еще злилась на него за то, что он бросает их в кабинете. Один раз даже унесла в библиотеку — но через пару дней она снова перекочевала к Николасу на стол. А потом ему внезапно понадобилось разломать кабинет, чтобы установить там чудо-сейф, да не абы какой, а от Макса Шантея за бешеные деньги. Очевидно было, что это для каких-то рабочих надобностей. А раз мне дан был доступ, но ничего рабочего я там не нашла, значит, наверняка была потайная ячейка…

Она отвлеклась от душевных терзаний, и теперь голос хозяйки дома звучал, как и раньше — со спокойным достоинством.

— Так что да, я знала, что у нас дома в большой секретности хранится артефакт, не принадлежащий Николасу лично, а связанный с его работой. Но что это за артефакт я, к слову, не имею ни малейшего представления и это абсолютнейшая правда! А что я попыталась это скрыть, — уязвленно заметила она, припомнив капитану намеки на вранье, — так это служебные секреты мужа, о которых мне знать не полагается. Я просто исходила из его интересов…

Просто идеальная жена, блюдущая интересы супруга. Добродетельная хранительница семейного очага…

— Но при чем здесь Кевин?

Капитан с некоторым трудом удерживал на лице сдержанно-заинтересованное выражение. Вервольфы издавна славились крайне нетерпимыми взглядами на супружескую неверность, да и в целом к семейным узам относились весьма трепетно.

— Вы случайно не рассказывали об этом господину Ревенбрандту? — поинтересовался он.

— О чем? О том, что у нас в доме хранится неизвестно что и невесть где? — иронично обронила Диана.

Быстро же она оправилась.

— Помилуйте, есть куда более интересные темы для разго… воров.

— О чем вы только что подумали, госпожа Корвин? — ухватился за эту запинку Лейт. — Пожалуйста, не пытайтесь снова лгать следствию — мы все равно всё узнаем, а вы только усугубите свое положение!

— Я… — молодая женщина слегка побледнела и снова принялась терзать несчастный платок. — Я… возможно, я упоминала, что Николас увлекся артефактами, — она облизнула было губы, но тут же попыталась взять себя в руки, взглянув на подругу в поисках поддержки.

Мастер Алмия сидела, полностью погруженная в свои мысли, вперив отстраненный и задумчивый взгляд в окно.

Диана Корвин, не найдя отклика, собралась с духом и продолжила.

— И я, вполне определенно, жаловалась Кевину, что из-за рабочих, устроивших ужасный беспорядок с этой стеной, пришлось менять обстановку в двух комнатах — в кабинете Николаса и в соседней с ним курительной комнате. И… да, кажется, я упоминала про сейф. Послушайте, но это же ничего не значит! Вы же сами понимаете — это полностью ничего не значащая информация!

Судя по отчаянной решимости, с которой она пыталась убедить в этом капитана, госпожа Корвин отлично понимала, что информация, на самом деле, более чем значащая. И убеждала в первую очередь себя.

— Скажите, почему в начале допроса вы сказали, что Кевин не убивал вашу служанку? У вас были основания его подозревать? Ивонна шантажировала вас, угрожая, что предаст огласке вашу связь? Вымогала деньги? Или не у вас, а у него?

— Нет, что вы! Нет, ничего подобного не было! Ивонна, она, мне кажется, сама испугалась, когда наткнулась на нас, она вообще ничего не сказала и уж тем более не… Просто… Просто я так боялась, что она расскажет все Николасу… Я места себе не находила, и Кевин сказал, что всё уладит, и чтобы я не волновалась, а через неделю Ивонна… Ивонну…

Она прижала ладонь ко рту и глубоко задышала, в повлажневших глазах плескалось отчаяние.

Очень драматично. К сожалению, к драме у бесчувственного вервольфа выработался стойкий иммунитет.