Вольфгеру понадобилось несколько секунд, чтобы переварить эти слова.

— Подполковник Грин, я понятия не имею, о чем вы говорите. Операция на балу в ратуше прошла без эксцессов, под полным контролем управления стражи…

— Ой, да брось ты, — иронично отмахнулся зам начальника. — Видишь ли, наш бравый вояка здорово взволновался, не повредил ли ты что-нибудь важное в его нежном полковничьем организме, но обращаться к гражданскому лекарю не пожелал, побоялся огласки, а вместо этого явился в управление и призвал к телу штатного целителя стражи. Пинц его заверил, что здоровье нашего любимого начальника вне угрозы, болевой синдром снял, еще что-то по мелочи, а на следующий день явился с отчетиком ко мне, ну а я уж твой коронный боковой всегда узнаю. Пинц человек умный, он понимает, что рано или поздно полковник совершит свой вожделенный подвиг во имя короны и свалит в свою благословенную столицу, а мы останемся здесь, в нашей забытой богами дыре…

— И вздохнем с облегчением, — буркнул капитан, старательно отводя глаза.

— И да, — согласился подполковник. — Или не вздохнем… Но тут уж все в твоих руках, капитан. И раз уж у нас такой интимный разговор пошел…

Подполковник поставил стакан на стол и жестко впился взглядом в глаза Вольфгера.

— В чем дело, Лейт? Я обеспечил тебе все условия для работы. Ты не ограничен ни в людях, ни в ресурсах, ни в информационной поддержке. Я даже сумел убедить Валлоу не дергать тебя с твоей группой по совещаниям и не мешать работать — и ты даже не представляешь, чего мне это стоило. Взамен я хочу получить лишь одно — результат. Где он?

Отчитываться об отсутствии результатов кому-то вроде Грина было куда более унизительно, нежели кому-то вроде Валлоу. Неудивительно — оказаться болваном в глазах профессионала гораздо обиднее, чем в глазах болвана…

Вольфгер угрюмо пил чай. Взгляд заместителя начальника управления ощутимо давил — если не на плечи, так на совесть, и он не выдержал.

— Ваше благородие, да я уже живу на работе! Я дома бываю раз в сутки — рубашку сменить!

— Ну-ну-ну, ты еще на груди ее рвани… Лейт, я тебя прошу как коллегу и мужика — отыщи эту цацку! Бездна с ними, с кадровыми назначениями — хотя я этого уплывшего кресла как благословения богов ждал! — но ты вообще в курсе, что к одному захудалому городку на задворках королевств стягиваются войска?

Капитан, оторвавшись от чая, в некоторой растерянности посмотрел на подполковника.

— А ты думал? — вздохнул тот. — Все сохранившиеся части ключа перетасовали в пространстве, хранителей частично заменили, частично перевели на осадное положение, все окружение Николаса Корвина перетряхивают и перепроверяют под лупой…

Лейт поперхнулся чаем — к счастью, уже изрядно остывшем.

— А ты думал… Королевство, чтобы ты знал, на грани военного кризиса, в том хранилище такое хранится, что лучше и не задумываться! Тут такие силы задействованы… Твоих шоркалей после тебя кто только не допрашивал — разведка, контрразведка, государственная безопасность… Правда, преуспели они не слишком — результаты у них те же, что и у нас.

Подполковник вздохнул, и такая тоска в этом вздохе была, что кто-нибудь, чуть более впечатлительный, чем вервольф, уже упал бы замертво от угрызений совести. А Лейт — ничего, держался как-то.

Разве что затосковал — раньше он как-то не задумывался над тем, что в случае провала расследования, неприятности с Валлоу будут самым меньшим, что его ожидает.

А сейчас это вдруг стало как-то очень очевидно. После слов подполковника за приоткрывшейся завесой такая картина нарисовалась, что хоть иди и самостоятельно топись, не дожидаясь вмешательства государственной безопасности. И мысль о том, что в этой… гм… яме он не один, а в теплой компании с Валлоу и Корвином, отнюдь не грела.

Вот не хотелось Лейту тонуть в такой компании — и всё тут! Он, по здравому размышлению, предпочел бы выплыть.

— Идите, капитан. И подумайте о том, что я вам сказал. Эта клятая цацка гарантированно была у старухи — и если пропала, то кто-то ее забрал. Вам нужно всего лишь найти, кто это сделал, — и, подумав, добавил. — В сущности, даже доказывать не обязательно. В сложившихся обстоятельствах, полагаю, управление стражи может позволить себе несколько превысить полномочия и, к примеру, провести обыск на основании одних только подозрений…

— Невзирая на чины и лица?

— Невзирая на чины и лица, — вздохнув, согласился Грин. — Идите работайте, капитан.

Бумаги заполонили собой весь стол и расползлись по всем поверхностям капитанского кабинета: протоколы, отчеты, экспертизы…

За время следствия по этому бездневу делу их накопилось столько, что горизонтальных поверхностей попросту не хватало — и часть пришлось крепить уже вертикально, пришпиливая булавками к стене. Следственная группа — его команда, им лично отобранные парни — осталась по ту сторону дверей. Вольфгер сильно подозревал, что занимаются они сейчас примерно тем же самым — перебирают в памяти доказательства и факты, крутят их так и эдак, пытаясь состыковать друг с другом…

Итак.

Аморелия Ревенбрандт была хранителем «Волчьего сердца» в течение почти четырнадцати лет — это следует из показаний Корвина, а также из переговоров со столичными шишками. Факт можно считать установленным. После нее у ключа был еще один хранитель, отошедший от дел по состоянию здоровья, после которого на эту должность заступил Николас Корвин.

Со здоровьем у предпоследнего хранителя в самом деле были серьезные нелады, поскольку вскоре после передачи артефакта он умер. Отказали почки — капитан на всякий случай взглянул в протокол вскрытия, хотя и так помнил причину смерти.

Николас Корвин, получив эдакий знак доверия, к делу подошел основательно и заказал для «Волчьего сердца» отдельный сейф. О сейфе знал Шантей, который его создавал и защищал, мастера, монтировавшие сейф, жена Корвина и наверняка слуги.

Все они знали, что в сейфе хранится нечто ценное — а жена к тому же предполагала, что это некий артефакт. О «Волчьем сердце» не знал никто из них. Всех их допрашивали и проверяли много-много раз — связи с происшествием установить не удалось.

Допросы шоркалей подтвердили, что информацией никто из домочадцев Николаса Корвина не приторговывал, и преступное внимание к своему особняку привлек он сам, балуя молодую жену подарками и украшениями. Дейвили и Веллинт тщательно просматривали светскую хронику, искали упоминания о драгоценностях, стоящих внимания и затраченных усилий, а потом, определившись с целью, начинали подготовку – Карл Веллинт тщательно собирал сведения, а брат и сестра Дейвили подготавливали необходимый инструментарий.

В течение двух с лишним лет эта схема действовала безотказно, но тут Бездна вынесла их на Шантеевское творение. Возможно, окажись на месте Карла кто-то из Дейвилей — им бы и в этот раз повезло, но Ларсу, с его рожей, в приличные районы хода не было, а у Ланы для подобных вещей кишка была тонка. Веллинт же разбирался в артефактике отнюдь не достаточно, чтобы распознать конфликтующие поля. Результат известен – Ивонна Эшли погибла, Карл Веллинт запаниковал и сбежал, не добравшись до добычи.

Перепуганный до икоты Корвин поспешил усилить меры безопасности — в свете произошедшего потайной сейф больше не казался ему надежным. Он, в величайшей секретности, сговаривается с Аморелией Ревенбрандт и передает артефакт ей, как доказавшему свою надежность хранителю. Об этом событии известно лишь четверым: Корвину, Аморелии и двум ответственным чиновникам из столицы.

Лейт задумчиво перечитал два листочка, лежащих отдельной сиротливой стопкой. Из перекрестных показаний столичных функционеров, Николаса Корвина и Элисавифы Алмии (чьи показания, к сожалению, не были запротоколированы — просто для того, чтобы она не догадалась, что это был допрос) явно следовало, что оба чиновника были жизненно заинтересованны в сохранности артефакта.