Я быстренько. Туда — и сразу обратно.

Как и следовало ожидать, «туда и сразу обратно» невообразимо растянулось. Отделение стражи от моего появления с новостями впало в бурную деятельность, которая, к сожалению, включала допрос единственного способного на данный момент внятно изъясняться свидетеля. Следователь выпытал из меня все, что я знала, все, в чем была не уверена и, кажется, даже немножко того, о чем понятия не имела — а у меня после бессонной ночи не было сил даже элегантно язвить и огрызаться. Поэтому я язвила и огрызалась неэлегантно.

Когда управление стражи меня отпустило — родное, наоборот, приняло в широко распахнутые объятия. Лихо отмахнувшись от всего наисрочнейшего, я вкратце описала любимому начальству произошедшее и стребовала себе три дня выходных на восстановление после душевного потрясения. Гидеон ворчал, что душевное потрясение тут у него от нас всех, а у меня вообще сердца нет, а значит и душевных потрясений быть не может — но выходные дал.

Аптекарь, мясник…

Я ввалилась в квартиру около четырех, уставшая и злая.

И вот там меня ждало настоящее душевное потрясение — исполосованные когтями дверь и паркет в коридоре… и сладко спящая волчья туша, развалившаяся поперек моей кровати.

Я прикрыла глаза, прижав кончики пальцев к переносице. Вдохнула. Выдохнула.

А потом, послав все в Бездну, растеряв остатки страха, пихнула зверя, освобождая себе место, не раздеваясь, залезла под одеяло и почти сразу уснула, даже скорее — отключилась, чувствуя сквозь ткань и пух горячий мохнатый бок. 

Что ж, это было не самое удачное мое решение.

К такому выводу я пришла, когда, проснувшись, обнаружила себя в постели не с большой мохнатой псиной, а… с капитаном Лидийской стражи Вольфгером Лейтом. И если кто-то попробует ткнуть меня в то, что это, по факту, одно и то же — тот об этом замечании глубоко пожалеет.

Я не знала, почему я даже не завизжала, открыв глаза и увидев прямо перед своим носом суровую бандитскую физиономию капитана. Наверное, лимит потрясений за последние сутки был исчерпан, и на какую бы то ни было яркую эмоциональную реакцию меня уже просто не хватало.

Ну и, надо признать, сейчас, во сне, рожа была не такая уж и бандитская…

Усталое лицо, жесткая складка возле губ.

Он навалился на меня, прижал плечом и тяжеленной ручищей, и отбрыкалась я от этой крепкой хватки с трудом. Кое-как выкрутившись, встряхнулась, как кошка, одернула задравшуюся одежду (и ведь кое-то умудрился забраться лапами аж под свитер!) и — порадовалась, что хотя бы один из нас был одет.

Разметавшийся на моей постели полностью обнаженный мужчина, не прикрытый даже краешком простыни, выглядел… противоречиво. А данный конкретный мужчина…

Я глазела на него, пытаясь отыскать признаки стыда и совести, добрую пару минут. Ни первого, ни второго не обнаружила (особенно — первого!), дала себе мысленную оплеуху и уплыла на кухню.

Мне срочно нужен был кофе. Крепкий, несладкий кофе. Много. Чтобы проснуться, прийти в себя и отогнать, наконец, прочно застывшее перед глазами видение абсолютно прекрасного в своей суровой мужской красоте тела.

«Ну и что мне теперь с этим делать?» — размышляла я, сидя на кухне, подперев подбородок и механически размешивая зачем-то кофе в чашке.

Странные у нас все же отношения.

А в том, что у нас отношения, я уже не сомневалась. Когда этот мохнатый упрямец (ладно, в данный конкретный момент, уже совсем гладкий упрямец) очнется, мы оба, наверняка и совершенно виртуозно, сделаем вид, что между нами — у нас — ничего нет. Но я не знаю, как Вольфгер, а я совершенно точно не смогу забыть, как огромный зверь, только что растерзавший двух разумных существ, ткнулся горячим носом в мою руку — безотчетное, безусловное доверие. Как там сказал доктор? Кто свой, кто чужой, кто враг, а кто…

Кто?

Кто я для тебя, Вольфгер Лейт, темная душа? Коллега? Стервозная соседка с верхнего этажа?

Уж точно не друг.

Ненавязчивый аромат духов — цепляющий с первого вдоха, какой-то такой правильный, мой. И карие глаза напротив, наблюдающие за тем, как я принимаю неожиданный подарок.

«Волчье сердце».

Посиделки на кухне. И в голове звенит и плывет, и мужчина, который читает мне лекции о правильном вредительстве, кажется невероятно привлекательным. Настолько, что приходит ночью во сне. И при следующей встрече я смотрю на него и злюсь за этот непрошеный визит.

Широченная спина в моей ванной, и «кыш, женщина!», и взметнувшиеся злость и возмущение, которыми можно прикрыть от самой себя колкие мурашки, пробежавшие по позвоночнику.

Бег под дождем. Рука в руке.

Раздражение — мужлан неотесанный, невежа, никакого почтения и трепета по отношению к мастеру, женщине и представительнице древнейшей семьи города! Никакого восхищения во взгляде…

Я прикрыла глаза и сделала глоток.

Обжигающий напиток горячей дорожкой прокатился по пищеводу, оставляя во рту ни с чем не сравнимый вкус, а когда я, выныривая из обрывочных воспоминаний и странных размышлений, открыла глаза, передо мной стоял Вольфгер Лейт собственной персоной.

Сонный, осунувшийся и замотанный в простыню, как статуя Старого бога.

— Здравствуйте, мастер, — и голос хриплый, как с похмелья. Да его и слегка ведет, кажется. Потому что я очень четко слышала сейчас всегда беззвучные шаги.

— Садитесь, — я кивнула на стул напротив и поднялась за второй чашкой.

Вервольф мотнул головой и поморщился, вскинул руку, ощупывая рану.

— Спасибо, мастер, но я пойду к себе. Мы с вами потом поговорим, если вы не возражаете.

— Возражаю, — бросила я. — В таком виде вы из моей квартиры не выйдете.

Лейт глянул вниз, пошевелил пальцами босых ног и неожиданно ухмыльнулся.

— Вы что, опасаетесь соседки снизу? Да бедная старушка едва-едва преодолевает две ступеньки, она на вашем этаже появится только духом, отлетая в мир иной.

— Вы. В таком виде. Из моей квартиры. Не выйдете, — отчеканила я.

Что бы там себе ни думал многоуважаемый капитан, а у людей и прочих разумных есть просто феноменальная способность оказываться в ненужном месте в ненужное время. Посыльный, случайный прохожий, соседи из дома напротив, которым соль понадобилась вот прямо сию минуту. Ну не-ет...

— Где ваш запасной ключ? Я принесу вам одежду.

— За плинтусом, справа от двери. Он отходит… — Вольфгер неожиданно все же опустился на предложенное сиденье и посмотрел на меня снизу вверх. — Сядьте, мастер, допейте свой кофе.

Я повернулась к шкафчику, достала все же чашку и, щедро плеснув туда черного ароматного напитка, сунула вервольфу под нос.

— Вы есть хотите?

— Хочу, — бесхитростно признался вервольф и снова кривовато усмехнулся. — Зверски.

И пока я нарезала хлеб и ароматный копченый окорок, купленный вчера вместе с килограммами сырого мяса (и куда мне его девать теперь?!), он поинтересовался участливо:

— Как вы себя чувствуете?

— Я? — вопрос меня почему-то изумил.

Он получил в лоб заклинанием, свалился с лестницы, провел ночь в лихорадке, превратился в гигантского волка и обратно, щеголяет рассеченным черепом и живописными кровоподтеками на груди (да, глазела!) и спрашивает, как я себя чувствую?

Стукнув о стол тарелкой с нарезкой, выставив масло, приборы, я села обратно на свое место и сообщила ответ на заданный вопрос.

— Я на вас зла. Зверски.

Лейт соорудил себе бутерброд и вздохнул.

— Простите, мастер, я действительно невольно поставил вас под угрозу…

— Вы испортили мою дверь! И паркет! — гневно перебила я.

— А… это… — растерянно протянул вервольф и потер лоб. — Кажется, я хотел домой. Что ж, не беспокойтесь, я, конечно же, заменю вам и дверь, и полы.

— На шелковые, — не утерпев, ввинтила я.

— Вы предполагаете и дальше запирать меня у себя в квартире на время спонтанного оборота? — изумился капитан.