— Я принес вам кое-что, — мысленно встряхнувшись, вервольф напомнил сам себе, что он тут по делу и вообще.

Он взял со стула рядом сверток, который пристроил туда, усаживаясь, и положил его возле чашки мастера.

И снова на ее лице отразилось столь несвойственное ей изумление. Вольфгер вообще подозревал, что за сегодняшний день увидел на лице Алмии эмоций больше, чем за все время знакомства.

Она изогнула брови, отодвинула чашку в сторону и, протянув руку, потянула хвостик серенькой бечевки. Зашелестела, разворачиваясь, обыкновенная пергаментная бумага невзрачного серого цвета (Вольфгеру пытались навязать ленты и блестки, но он отверг их гневно и непреклонно), явив свету…

Флакон был массивный — и это тоже было требованием заказа. Толстое стекло, строгие высокие граненые стенки с искусным напылением, создающим эффект морозного узора. Тугая пробка — кусок льдинки, казалось, начнет таять под пальцами.

Эва ласкающим движением коснулась холодного стекла и подняла взгляд на Вольфгера.

— Капитан, что вы… правда, не стоило… — теперь она звучала растерянно. Но по глазам было видно — подарок произвел впечатление, да еще какое! Просто даже самим фактом.

— Я обещал, — хмыкнул Вольфгер. — Попробуйте.

Он не стал добавлять «мало ли, еще не понравится», потому что это было бы пустым кокетством. И в себе, и в том, кто делал эти духи, он был уверен.

Мастер выдернула пробку, и уже знакомый Вольфгеру аромат коснулся ноздрей. Морозная свежесть, переплавляющаяся в контрастный горячий, пряный запах.

Эва поманила тронутый ароматом воздух ладонью, вдыхая, прикрыла глаза — ресницы бросили тени на скулы. Замерла, а потом, будто решившись, коснулась смоченной в духах пробкой прозрачной кожи на запястье. Тряхнула им, поднесла к носу. Ее губы тронула легкая улыбка…

— Спасибо, капитан, прекрасные духи, как они называются?..

И тут Вольфгер понял, что должен кое-кого убить.

«Все, как ты заказывал», — вещала дорогая сестрица. — «Собрала в лучшем виде! Верхние ноты и ноты сердца передала в точности. А шлейф раскроется уже только на коже. И только тогда аромат по-настоящему заиграет».

Раскрылся. Заиграл.

В первые мгновения Вольфгер чувствовал себя так, будто его огрели по голове обмотанной тряпкой дубиной — вроде и не вырубило, но перед глазами поплыло, чуть ли не звездочки замерцали, полная дезориентированность в пространстве. Это первое впечатление быстро прошло, но вот плывущее, тягучее ощущение осталось. Отчаянно хотелось дернуть носом, вдохнуть всей грудью, уткнуться в так сладко, так невозможно притягательно пахнущую кожу…

Вольфгер потер глаза, как будто от усталости, а на деле — уткнувшись в ладони и пытаясь «занюхать» умопомрачительный аромат собственным и обрести хотя бы минимальную концентрацию.

— Никак не называются. Но если они у вас закончатся, и вам захочется еще (упасите боги!) — то вы можете заказать их в парфюмерии «Цветочная радуга», на улице Фонарщиков. Спросите хозяйку, скажете, что от меня.

«Если я, конечно, к тому времени не поеду крышей и не прикопаю дорогую родственницу по-родственному…».

— Сколько у вас полезных знакомств… — задумчиво протянула Эва, крутя флакон в пальцах.

— Это не знакомство, это наказание, — не удержался от шпильки в адрес, к сожалению, не присутствующих здесь капитан и поднялся. — Не смею больше вас тревожить, мастер.

— Да вы меня не… — машинально отозвалась хозяйка квартиры, а потом будто спохватилась. — Конечно, капитан.

Вольфгер шел, как в тумане. Пьянящий запах, завершивший и без того прекрасный образ, сделавший его просто неотразимым, плыл следом. Вернее, следом шла хозяйка квартиры, но от этого вервольф усиленно старался абстрагироваться. Лучше уж просто запах, чем запах помноженный на каре, брюки и… все прочее.

Это ж надо было, собственными руками…

Вольфгер прекрасно отдавал себе отчет в том, что все это означает.

Он хочет эту женщину. Хочет, несмотря на отвратительный характер, острый язык, заносчивость и надменность. А может быть, отчасти и благодаря всему этому. Она бросала вызов окружающим, она знала себе цену, а Вольфгера никогда не привлекали кроткие зайчики.

Только вот общего между ним и мастером чуть больше, чем ничего. И принесут эти отношения только проблемы.

Это он тоже прекрасно понимал.

— Спасибо, капитан, — произнесла Эва, уже стоя на пороге собственного дома, когда вервольф вырвался на лестничную площадку, как на свободу, но тут все же вынужден был обернуться. — Я тронута.

Она стояла, обхватив себя за плечи, и взгляд серых глаз сейчас был глубок и задумчив. Бездонный омут.

— Доброй ночи, мастер, — кивнул Вольфгер, надеясь, что его голос звучит так же, как и всегда.

А потом принялся спускаться по лестнице.

«Жениться тебе надо!» — сказала бы на все это почтенная матушка Лейт, вздумай сын все ей рассказать. И вполне возможно, была бы права

Вольфгер Лейт подарил мне духи.

Вот уж к чему я в жизни была не готова, так к этому! Несомненно, принимать подарки от самых разных мужчин мне не внове. Но вот от этого конкретного я ничего подобного точно не ожидала.

Да и…

Не тот это был подарок.

Просто подарок. Без подоплеки, без намеков, без ожиданий. Не подкрепленный никакими задними соображениями жест.

А уж с учетом контекста, в котором он был подарен…

Нет, получать подарки за мелкие пакости мне еще определенно не доводилось!

Удивительный аромат. Искристый и нежный, ощутимый и ненавязчивый. Я совершенно не улавливала его в рутинных делах, но стоило подумать, вспомнить — и он расцветал в воздухе, тут же снова исчезая…

О том, что мастер Алмия сменила духи, судачило все управление. Портрет в коридоре неодобрительно поджимал губы — ему категорически не нравились ни пересуды, ни, собственно, сама мастер, пребывающая в какой-то глубокой задумчивости.

Впрочем, портрет был неправ. Моя глубокая задумчивость была связана исключительно с завалом на работе. А то, что спустя два дня я оказалась на улице Фонарщиков возле парфюмерии «Цветочная радуга», так и вовсе было чистой случайностью!

Ладно, не случайностью. Но имею я право на любопытство?

Я окинула взглядом витрину, уставленную изящными флаконами самых разных форм, и толкнула дверь с большим цветочным витражом.

Надо головой мелодично пропел колокольчик.

Внутри лавки пахло необычно — свежими цветами. Обычно в парфюмериях висел характерный, слегка приторный запах — не неприятный, но ощутимый. А здесь пахло, как в цветочной лавке — свежими листьями и розами. На звук колокольчика из подсобного помещения вышла женщина — русоволосая, статная, с темно-серыми глазами, которые, я могла поклясться, с приближением полнолуния нальются золотом. Оказывается, за время соседства и сотрудничества с Вольфгером я внезапно стала выделять оборотней из толпы.

Были они с этой женщиной неуловимо похожи.

— Добрый день, — она приветливо улыбнулась. — Чем я могу вам помочь?

Я сделала несколько шагов к прилавку.

— Мне очень нравятся одни духи и даритель упомянул, что приобрел их здесь. Только я не знаю названия…

Имя капитана, хоть он и говорил назвать, я не упомянула. Сама не знаю, почему. Интуитивно мне чувствовалось здесь что-то любопытное.

— Вы хотя бы можете описать аромат? — вполне любезно уточнила хозяйка.

— Вот, — я протянула ей запястье.

Женщина с хищной грацией, исполненной внутренней сдерживаемой силы, склонилась над моей рукой. Дрогнули ноздри, и приятное лицо озарилось яркой солнечной улыбкой. Она выпрямилась и смерила меня странным взглядом, в котором плясали смешинки. Я начала подозревать, что господин капитан-таки растрепал, кому вознамерился дарить духи, а главное — за что! Значит, скорее всего, она родственница. Сестра? Кузина?

— Что ж, я прекрасно знаю, что это за духи. А еще я знаю, что изготовила их буквально три дня назад. Что-то случилось? Разлили? — в голосе звучало самое искреннее сочувствие, но глаза продолжали смеяться.