Сейчас, когда маска дала трещину и спала, Тобиас Корнес больше не выглядел респектабельным членом общества и уважаемым целителем. Он выглядел тем, кем и был на самом деле — человеком, обуреваемым жадностью и жаждой власти над жизнью и смертью.
Работы предстояло еще немало — учитывая количество жертв доброго доктора, но это были уже мелочи. Главное уже было сделано — убийца был найден и сидел за решеткой. А в перспективе ему светила смертная казнь. Корона никогда не любила одержимых манией — и в этом Вольфгер ее прекрасно понимал.
Так что теперь капитан мог позволить себе некоторую роскошь — уходить с работы по окончании рабочего дня. Никаких отговорок для того, чтобы ночевать на диване в управлении, у него больше не было.
Возвращаться в собственный дом мучительно не хотелось. Дело было не в Эве, нет. Просто… не хотелось. Капитан вдруг понял, как давит на него пустота и одиночество давно знакомых комнат.
Понял, что с сестрой он по-нормальному не общался уже лет сто, что племянники вот-вот вырастут, а он их и не узнает толком…
На душе было паршиво.
Сестра смотрела искоса, но вопросов не задавала, хотя старший брат практически поселился у нее.
«Ничего», — сам себе говорил Лейт, — «Это ненадолго!»
В чине капитана — и в Лидии — он дорабатывал последние дни.
Джуниор Валлоу вызвал его к себе ближе к вечеру, на следующий же день после ареста Корнеса и возвращения «Волчьего сердца» в любящие руки короны.
— Поздравляю, капитан, отличная работа! — уронил он невиданную доселе похвалу, и капитан призадумался — скрип полковничьих зубов ему мерещится или действительно слышен?
Не иначе, второе — потому что смотрел на него полковник… Боги его знают, почему он не вышиб капитана из стражи, но во взгляде у него плескалась чистая, неразбавленная ненависть.
— Вчера я отправил в столицу самые лестные рекомендации в адрес вашей следственной группы и представление к повышению для наиболее отличившихся сотрудников. И получил ответ…
«Что ж ты такого наотправлял, зараза, если он пришел в течение суток?»
— Лейтенант Риверсон, сержант Кост и рядовые Швайц и Драу будут повышены в звании.
Это была приятная неожиданность. Ладно Эд – его повысили бы в любом случае со дня на день – а вот парням не светило еще долго…
— Вы же, капитан Лейт, как руководитель операции, представлены к званию подполковника. Как только документы будут подписаны — вас ждет повышение в должности до главы управления стражи...
А вот это было уже как удар под дых, и мысли в голове взвились роем, самые разные. От «выслужил-таки себе возвращение в столицу, падаль?» до «Грин будет счастлив – мало ему было одного выскочки на его голову!»
Стоя навытяжку с безучастной рожей, капитан бы не удивился даже, заяви Валлоу что-то вроде: «Ну что, поверил? Жирно тебе будет, собака! Ты уволен из стражи с волчьим билетом!»
Но полковник, выдержав паузу, закончил предложение:
— В Виеле!
И никак не ожидал, что капитанское – «Благодарю, господин полковник!» – прозвучит так искренне.
Капитан усмехнулся этому воспоминанию и свернул на улицу, ведущую к отделению стражи. Сегодня начинался последний его рабочий день.
— А, тшикое Вольфгер, ну сколько можно тебя ждать?! — гоблин выскочил из ниоткуда, и ударный рефлекс Лейт сдержал в последний момент.
— Слушай, угомони свою бешеную тей-миарат, а?! Всеми богами тебя прошу, что хочешь сделаю! Жизни нет, торговли нет! Последние клиенты вот-вот разбегутся! В память о взаимовыгодном сотрудничестве тебя прошу! Ну не знал я, что вы ребенка пока не хотите, от чистого сердца подарок дарил! У нас девки, которые до ее годов родить не сумели, за такой дар ноги бы целовали, а эта затравила совсем! Как дверь хлопнет — так если не проверка, то инспекция!
— Какая тей-миарат? Что за ребенок? — обалдело переспросил капитан, чувствуя, что голова медленно, но верно идет кругом.
— Да не знаю я, что там у вас за ребенок, я ж не баба — не видно мне! Но ты, капитан, только скажи, и я тебе на своем горбу от гор такую умелицу притащу, которой только раз глянуть — и сразу все расскажет, пацан у вас там, девка, волк или человек. А если оно там развернется удачно, то еще и на кого похож будет!
Вольфгер слушал эти стоны и чувствовал, как к головокружению добавляется еще и звон в ушах.
— Так.. Так! А ну, хорош голосить! Цыц!
И когда Ошат-даро послушно умолк, скомандовал:
— Отвечать на вопросы четко и внятно! Что за ребенок?
— Так ведь… Баба твоя того… Пузатая! И такая бешеная — чуть зубами меня не загрызла, пол-лавки разнесла! А как ушла – я убытки еще не закончил считать – инспекция от ее управления явилась! А на следующий день — пожарная! А потом в один день управления по борьбе с контрабандой и с нелегальным оборотом драгметаллов отметились! А какие у меня драгметаллы, а, тшикое? Но ты же сам знаешь — я честный лавочник, ну иногда, чуть-чуть, самую малость, нарушу закон — ну так с кем не бывает, скажи мне, а?!
— Молчать. Что означает «тей-миарат»?
— Так ведь… жена твоя!
Вольфгер вдохнул, выдохнул, подумал о том, что если прямо сейчас у входа в управление свернет шею зеленому мерзавцу, то из своего тесного капитанского кабинета он, конечно, переедет. Но — отнюдь не в подполковничий.
Так что, справившись с этим гоблиновредительским желанием, капитан выдохнул.
— Врешь! Когда ты нас единственный раз вместе видел, мы еще не…
— Ну да, тогда она «тэй-миго» звалась, «невеста»…
— Нет. Мы тогда еще вообще не…
— Слушай, тшикое Вольфгер, — вдруг как-то очень спокойно сказал старый гоблин, словно это не он только что причитал одуревшей чайкой. — Я не первый год среди людей живу, и как оно у вас обстоит, примерно знаю. Но если я вижу обещанную невесту — то я ее вижу.
И, помолчав, хмуро добавил:
— Такие вещи, тшикое, чтоб ты знал, кому попало не дарят, только той, что сговорена уже, в семью мужа еще не вошла, меж двумя порогами стоит — и никак иначе. Я оберег-то для внучки младшей держал, а как вас увидел, подумал — ну раз такое дело, чего уж! А Агар мала еще, пока в пору войдет — так я для нее и десять новых оберегов успею привезти! Кто ж знал, что так оно выйдет?
Быть того не может. Ну, никак не может такого быть — они с Эвой оба взрослые, ответственные люди, они предохранялись, в конце концов!
— Э-э-э, тшикое, — махнул рукой гоблин, и Вольфгер понял, что последние слова сказал, кажется, вслух. — Эти обереги для того плетутся, чтобы даже если девка бесплодна, что голая скала — и то понести могла! Чтоб нить не прервалась, чтоб род жил! А ты… Предохранялись они…
Вольфгер с силой потер лицо ладонями.
— Так. Кто там у тебя, говоришь, с проверкой был?
Унылый Оршат-даро покорно перечислил — список получился внушительным.
Уважительно хмыкнув, Лейт подвел итог.
— Ну и всё!
— Ты свою тэй-миарат урезонишь? — недоверчиво уточнил гоблин.
— А и не надо — некого ей больше посылать, — ухмыльнулся Лейт. — Все, кто можно, у тебя уже были!
— Э, нет, тшикое! — со скорбью в голосе изрек почтенный Оршат-даро, — Ежели новых взять больше неоткуда — то с этой станется и тех же самых наново натравить! Я таких баб знаю! Не баба — зверюга лютая
Ночью в управлении было тихо и как-то… уютно, что ли. Мне нравились ночные дежурства, особенно когда они не заканчивались вызовами. И я была одной из тех немногих, кого полностью устраивало, что старшие эксперты дежурят наравне с младшими.
Впрочем, сегодня мне не повезло — вызов все-таки прозвучал, да еще и почти под утро, когда я уже готовилась отправиться домой – отсыпаться, отъедаться, отмываться и прочие «от» и «ся».
И, как назло, происшествие случилось по адресу, прикрепленному к шестому отделению стражи. Я прибыла на место, с ледяной невозмутимостью кивнула на приветствия старых знакомых, выслушав указания — третий этаж, восьмая квартира. И сцепила зубы, готовая ни словечком, ни жестом не выдать, насколько мне тяжело находиться в одном помещении с Вольфгером.
