– Я и говорю – Линдерман. У него загородный дом – километров двадцать от города.

– Телефон?

– Сорок семь – сорок семь – сорок семь. Очень легко…

– Да.

– Послушайте, Ольвик… Андрис… Вы мне так ничего не объяснили… но даже не это главное. Что мне делать – теперь? Я не… я боюсь…

– Я бы на вашем месте уничтожил запись. От вас не отвяжутся, пока она есть.

– Да кто? Ради бога – кто?

– Считайте: наркодеры – раз, леваки – два, научная разведка, она же фонд Махольского…

Доктор поднял ладонь, слабо защищаясь, отгораживаясь:

– Всё-всё-всё… Боже, боже – зачем всё? За что?

– Вы никого никогда не трогали – и вдруг?..

– Но я действительно никого не трогал! Я лечил людей, я лечил… а, да что там говорить…

– Один диск в вашем сейфе в «Паласе». Под охраной. Второй – у меня. Решайте. Уничтожить?

– Не знаю… Наверное, да. Да. Уничтожить. И что бы я вам потом ни говорил…

– Код сейфа?

– День недели, помноженный на позавчерашнее число. Пароль «Эрмитаж 792».

– Хорошо. Выздоравливайте. Кстати, то, что мы прервали курс?..

– Еще с неделю ничего не будете чувствовать.

– Потом можно будет возобновить?

– Да, конечно…

– Хорошо. Заберите вот это, – и Андрис стал вынимать из сумки золотые шестиугольные пластины. Доктор смотрел на него со странным выражением.

– Я думал, вы их реквизируете, – сказал он.

– Сами разберетесь, – сказал Андрис – Где оригинал, где копия, где ваше, где не ваше… Все – сами.

– Спасибо вам, – сказал доктор.

– Ну, что вы, – сказал Андрис. – Одно удовольствие – работать такие номера…

«Это ты». – «Да, Хенрик, я». – «Я знал, что ты позвонишь». – «Не сомневаюсь». – «В чем?» – «В том, что ты знал, что я позвоню». – «Ну, так я тебя слушаю». – «Глеб умирает. Он уже без сознания. Врач говорит, что он протянет еще сутки или двое, но в сознание больше не придет». – «Да, я уже в курсе». – «Ты в курсе… Зачем все это?» Андрис даже остановился. Взять Хенрика за галстук и спросить: «А зачем все это?» И можно даже не брать за галстук, а просто спросить… и послушать, что он скажет в ответ… а он скажет, я не сомневаюсь, и через полчаса я буду верить, что у него не было другого выхода, и у меня не было другого выхода, и у страны не было… Сукин ты сын, подумал Андрис, нет, я все понимаю, но не до такой же степени… или до такой? Или все так плохо, что ему не до сантиментов? Он ухватился за мысль: что все так плохо, – и стал раскручивать ее, прекрасно зная, что делает это только ради того, чтобы чуть притушить обиду…

План «Парнас» – и спецподразделение с тем же названием – начали свое существование два с половиной года назад, когда УНБ, негласно проверяя деятельность КБН, наткнулось на интересную закономерность: операции КБН против транспортантов и торговцев наркотиками всегда приводили только к росту цен и, как следствие, к росту преступности в регионе операции; количество же наркотиков на рынке, несколько уменьшившись вначале, затем резко увеличивалось и зачастую даже превосходило первоначальное. Число лиц, принимающих наркотики, уменьшалось не более чем на одну четверть – только за счет иррегуляров, – зато доходы наркомафии вырастали в пять-десять раз. Тогда УНБ, пользуясь своей неограниченной властью в округе Кавтаратан, удалило оттуда подразделения КБН и через подставных лиц выбросило на рынок большое количество наркотиков, ранее конфискованных у контрабандистов. Цены резко упали, число наркоманов увеличилось на десять-пятнадцать процентов, число иррегуляров – на шестьдесят процентов, зато уровень преступности, характерной для наркоманов, сократился в шесть раз. Неожиданно для всех поехали вниз показатели смертности среди самих наркоманов: случаи передозировки почти исчезли, абстинентных синдромов не стало совсем. Проведенная научная экспертиза подтвердила напрашивающийся вывод: процент лиц, склонных к приобретению химических зависимостей, есть величина относительно постоянная, и принимать меры к снижению процента практически бессмысленно. Усилия следует направлять на то, чтобы ущерб обществу от наличия в нем этих лиц был минимальным. Конечной целью проекта «Парнас» было установление порядка, при котором каждый зарегистрированный наркоман мог, проходя регулярные медицинские осмотры, получать необходимую дозу за очень умеренную плату. У государства появлялся еще один канал пополнения бюджета, отпадала необходимость содержать армию агентов КБН, резко снижалась преступность… Поскольку общественное мнение в стране, а тем более за рубежом, оставалось достаточно консервативным, проект «Парнас» предусматривал поначалу создание подпольной, хорошо законспирированной альтернативной сети торговли наркотиками – специально для того, чтобы сбивать цены, вытеснять традиционные мафиозные структуры и, в конечном счете, полностью завоевать рынок. Чтобы иметь достаточное количество наркотиков, руководство проекта «Парнас» вошло в контакт с «Подразделением Асаф» эльверской секретной службы; «ПА» занималось тем, что пресекало – очень жестоко – распространение наркомании в самом Эльвере (за хранение минимальных количеств наркотиков или сырья для них расстреливали без суда) – и посредничало в поставках наркотиков, в основном кокаина, в Европу и Америку. Ходили слухи, что на территории Эльвера существуют государственные плантации коки, на которых работают заключенные. Пользуясь отношениями партнерства с УНБ, эльверская секретная служба очень быстро создала сеть легальных и полулегальных проэльверских левацких молодежных организаций, служащих прикрытием для профессиональной разведывательно-террористической агентуры. Ситуация начала выходить из-под контроля очень скоро, хотя, казалось бы, обе стороны были заинтересованы в стабильном сотрудничестве. И потому загадочный феномен, возникший вдруг в Платиборе, так заинтересовал Хенрика Е.Хаппу, начальника отдела по борьбе с терроризмом и по совместительству шефа проекта «Парнас»…

Впереди был очередной пост: два броневичка, козлы с колючей проволокой, пулеметные гнезда из мешков с песком, – и Андрис, заранее вынув из нагрудного кармана пропуск – «Повсюду, с правом ношения оружия» – сцепил руки на затылке и стал приближаться к настороженно всматривающимся в него спецназовцам. Те стояли спокойно – может быть, еще ничего не знали.

…А интересно, знал Хаппа, что к чему? Мог знать – все слишком уж на поверхности… слишком уж? Да – бери любого торчка, поговори с ним по-хорошему… Может быть, забыли, как это – по-хорошему разговаривать? Может быть… Наверное, знал. И даже Присяжни, наверное, знал. Он вообще знал куда больше, чем хотел показать – но что-то такое иногда проскакивало… А ведь совершенно все равно, знали они или нет. Никакой разницы. Главное, что я теперь знаю все. И знаю, зачем я здесь. Подсадная утка по кличке Андрис…

Узнав о том, что приезжает эмиссар какой-то там международной ассоциации торговцев наркотиками, кристальдовцы развили такую бурную деятельность, что засечь ее не составило никакого труда. Были установлены динамическая и информационная структуры «Руки Эльвера», выявлено номинальное и фактическое руководство, документально доказана организованная террористическая деятельность… Для Верховного суда достаточно, и не просто достаточно, а с избытком: доказательства связей с иностранными спецслужбами предъявлены, конечно, не будут… спецслужбы разберутся сами между собой.

А то, что пропустили такой удар – так это только нокдаун… нам это трын-трава… Хаппа отряхнет прах со своих ног и пойдет дальше… сколько их там сгорело? Несколько сот…

А дальше?

А что дальше – мы будем знать через шесть часов, когда Марина и доктор Линдерман… доктор выехал сразу, как только Андрис назвал имя Хаммунсена – давно, ой, давно я до него добираюсь, говорил он, натягивая потертую кожаную куртку, где там ваша машина, эта? – о-о, никогда не ездил на броневиках… Во дворе госпиталя раненые лежали на носилках ровными рядами, над ними соорудили какие-то навесы, дождь не попадал, но ветер, ветер… Андрис прошел мимо – как сквозь строй. Все, кто мог смотреть, смотрели на него. Тони лежал на четвертом этаже; этаж охранялся полицейским постом – два пожилых, черных от усталости сержанта с автоматами подпирали собой дверь – даже в самый острый момент Присяжни, а потом сменивший его подполковник федеральной полиции Пратт не снимали пост – хотя теперь это не имело, наверное, никакого смысла. В палате на четверых лежало тринадцать человек, пробраться между койками было почти невозможно. Повязка на голове Тони пропиталась кровью – хирург сказал, что так надо, пусть оттекает, не пугайтесь. Глаза были открыты. Когда Андрис попал в поле его зрения, он сморщил лицо в улыбке.