Вернувшись, Сэм увидел, что леди уже покинули джентльменов и удалились пить кофе. Мужской пол прохаживался по столовой, разминая ноги. Виконт Венд лично разливал гостям какой-то напиток. Лакей поистине зловещей худобы следовал за ним с коробкой сигар на серебряном подносе. Сэм подумал, что сигары похожи на усохшие трупы в общем гробу розового дерева, и отказался.

Подошел виконт Венд с двумя рюмками, наполненными янтарной жидкостью.

– Коньяку?

– Благодарю, с удовольствием.

Сэм принял то, что, на его вкус, оказалось очень хорошим бренди. Выжидающе приподняв бровь, хозяин дома смотрел, как он пробует напиток.

– По словам сенатора Петерса, первоначально вы прибыли сюда как чрезвычайный и полномочный представитель для возобновления переговоров о строительстве Панамского канала.

– Это так.

Подошли еще два джентльмена, за ними поспешал сенатор Петере. Вид у него был воинственный. Сэм очутился в окружении и сразу ощутил себя не столько в гостях, сколько при исполнении обязанностей.

– Кандидатура мистера Коди не была одобрена сенатом, – сообщил Петере, обращаясь к виконту Венду.

– Ну, что ж поделаешь! – миролюбиво заметил Сэм.

– Как могло случиться, что человек, которому сенат не доверил даже отдельно взятые переговоры, держит теперь в руках всю политику Америки в Англии? – осведомился Петере ледяным тоном.

– Временно держит, временно, – уточнил Сэм. – Вам хорошо известно, что Патерсону пришлось спешно оставить пост. Нельзя же просто закрыть посольство! Если это вас утешит, я просто подвернулся под руку. – Он повернулся к виконту. – Шутка, сэр. На самом деле я достаточно информирован об американских интересах за рубежом и даже приложил к ним руку на мирных переговорах в Париже. Короче, пока не найдется человек, чью кандидатуру всецело одобрит наш досточтимый сенат, вам придется иметь дело со мной.

– Значит, временно… – протянул один из неизвестных Сэму англичан и адресовал виконту взгляд, в котором

явно читалось, что Англия не обязана иметь дело с каким-то проходимцем и просто будет дожидаться постоянного посла.

– Больше всего меня занимает Панамский канал, – сказал Сэм. – Президент ждет, что я вернусь с новым проектом договора.

– Зачем, если существует соглашение, подписанное обеими сторонами?

– , Ему пятьдесят лет, за это время многое изменилось.

– Особенно за прошлый год! – уточнил Венд обвиняющим тоном.

Это был намек на беспрецедентную победу Соединенных Штатов над Испанией в недолгом конфликте двух крупных держав. В результате Америке достались Куба и Филиппины, а Пуэрто-Рико и Гуам попали в сферу ее влияния. В тот момент, о котором шла речь, эта омываемая двумя величайшими океанами держава посягала на мировое господство. Панамский канал мог его существенно приблизить.

– В наше время многое может измениться даже за четверть часа, – заметил Сэм спокойно. – У меня налажена прямая телеграфная связь с президентом, который только и говорит, что о будущем канале. Он, знаете ли, как бульдог – ухватит и не отпустит.

Он не упомянул о том, что было известно всем и каждому: что как раз в прошлом году, когда вопрос о вооруженном конфликте подступил вплотную, «бульдог» обратился к банкам с просьбой финансировать войну и немедленно получил пятьдесят миллионов долларов. В Европе это расценили как весьма ловкий ход, что не замедлило подтвердиться. Война принесла Америке не только новые территории, но и большее уважение.

– Позвольте узнать, каковы ваши полномочия? – осведомился Венд.

– По всем вопросам, касающимся переговоров о канале, – неограниченные. Я буду говорить от лица президента.

– Но к чему все это? Соглашение Клейтона-Булвера уравнивает наше влияние, и вы должны признать, что это разумно: ведь у англичан больше опыта. Вспомните Суэцкий канал!

– Суэц далеко, а Панама, можно сказать, у нас на заднем дворе. Вся внутренняя торговля будет зависеть от нового канала, и мы не можем вложить контроль над главной торговой артерией в чужие руки… – Сэм слегка улыбнулся, – даже если это руки друга.

Виконт и не подумал улыбнуться в ответ, наоборот, он нахмурился.

– Скажите прямо, вы надеетесь отобрать у Англии контроль над Панамским каналом?

– Совершенно верно, – подтвердил Сэм с простодушной улыбкой.

Все в молчании уставились на него. Здесь не привыкли слышать неприкрашенную правду. Потом, с забавной синхронностью, все три английских собеседника Сэма опустили глаза на бренди в своих рюмках. Ничего больше не было сказано, каждый ограничился неразборчивым бормотанием. Сенатор Петере смотрел на Сэма с откровенной неприязнью.

– Прошу меня извинить, – сказал Сэм, не дожидаясь, пока допрос возобновится, – я хочу немного прогуляться, до того как вернутся дамы.

– Вы остаетесь? – спросил виконт.

– Что, простите?

– Я спросил, намерены ли вы остаться в моем доме. Лично приглашаю вас провести здесь несколько дней. Надеюсь, вы охотитесь?

– Иногда, благодарю за приглашение и с радостью его принимаю.

– Никаких разговоров о политике. Обещаю.

– Со своей стороны, не могу обещать вам того же, – усмехнулся Сэм. – Впрочем, к чему спешить, ведь мы непременно вернемся к вопросам политики позже, в Лондоне. Как я уже говорил, меня заботит в первую очередь канал, и я всерьез намерен увезти с собой если не готовое соглашение, то хотя бы его одобренный парламентом проект. – Он поставил пустую рюмку на поднос проходившего

мимо лакея и сделал общий кивок. – Джентльмены, я скоро вернусь.

Уходя, Сэм услышал за спиной возобновившийся разговор, причем на намеренно повышенных тонах.

– Наглый ублюдок!

– Мотмарш говорит, что в Париже он довел всех до белого каления.

– Надеюсь, надолго он здесь не задержится!

– Когда он не может сразу добиться своего, то переходит к оскорблениям.

– И это современный американский дипломат? Куда они катятся!

Сэм повернулся и снова предстал перед своими обвинителями. Он не мог удержаться от искушения.

– Я не просто дипломат, джентльмены, я еще и специальный и полномочный представитель и прибыл сюда делать дело, а не ублажать ваш утонченный вкус. Когда судьба сталкивает меня с хорошим человеком, я и веду себя по-человечески, а со свиньей – соответственно. Разбираться в людях – это большое искусство.

– Некоторые думают, что вы и есть самая большая..: – начал молодой человек, стоявший поодаль, это.он недавно беседовал с Лидией.

– Свинья? – благодушно осведомился Сэм. – Видите ли, хорошо это или плохо – зависит от того, кто производит оценку. Если это человек достойный, он имеет право судить других, хотя это его и не красит. Ну, а если он сам ничем не лучше, он может засунуть свое мнение… сами знаете куда.

Англичане переглянулись, виконт пригубил коньяк, пряча улыбку.

– Хорошо сказано, – заметил он вполголоса.

– Рад слышать, – ответил Сэм с коротким поклоном. – Вот видите, уже имеется кое-какой прогресс, так сказать, первое сходства мнений. Остается хорошенько обдумать, на чем стоять насмерть, а в чем можно и уступить.

На сей раз он пошел прочь быстрее, намеренно покачиваясь на ходу той пружинистой походкой, которую обычно приписывают ковбоям. Хоть и не часто, но он любил строить из себя стопроцентного ковбоя. В делах, и особенно в делах дипломатии, он практиковал тактику грубого напора, поэтому кое-кто видел в нем «наглого ублюдка». Однако в подобной манере был свой плюс: это давало ему громадное преимущество перед теми, кто боялся уронить свое достоинство и потому всегда действовал в строгих рамках собственных понятий о вежливости.

Как правило, сама судьба шла ему за это навстречу, так вышло и на сей раз. Уже у дверей Сэм услышал пронзительный голос сенатора Петерса:

– Не знаю, как он сумел пролезть в посольство, но вот что, Венд, – я не желаю оставаться с ним под одной крышей. Я повидаю ваш дом!

«Правильно, – подумал Сэм, – и не забудьте прихватить Гвен»..