В виде извинения Сэм молча приподнял шляпу. Выражение лица девушки смягчилось, хотя щеки продолжали пылать от возмущения.

– Прошу прощения, мэм, – добавил Сэм и тут же рассердился на нее и на себя.

Чего ради он извиняется за проявленную галантность? Это ей следовало бы сказать ему «спасибо», а не сверкать глазами. Девушка поколебалась, приоткрыла рог и тотчас снова поджала губы. Очевидно, она не привыкла лицемерить.

– Ну, я жду, – поощрил он. – «Ничего страшного не случилось, сэр!»

Это решило дело. Девушка толкнула его в грудь обеими руками с такой поразительной для хрупкого создания силой, что Сэм, еще не твердо державшийся на ногах, неминуемо опрокинулся бы на спину, если бы вовремя не ухватился за косяк дверцы. Это позволило ему неуклюже спрыгнуть с подножки дилижанса.

– Вы не только пьяница, сэр, но и отъявленный наглец! Наглец, хам, варвар, неотесанная деревенщина…

– Ничего не забыли, мэм?

– …грубиян, мужлан…

– Ах, ну теперь мне все ясно. Хорошо воспитанный джентльмен галантно отошел бы в сторону, чтобы вы могли падать в свое удовольствие.

– Хорошо воспитанный джентльмен подхватил бы меня под локти!

«Справедливо», – подумал Сэм. Она права. Ему следует немедленно рассыпаться в многословных и искренних извинениях, но вместо этого у него вырвалось совсем другое:

– Ваши локти намного меньше, чем зад, и подхватить под них труднее.

Девушка испепелила его взглядом, потом отчеканила на этом противном, безупречно правильном английском:

– Вы ведете себя, как глупый мальчишка!

Сэм ухмыльнулся той стороной рта, которая меньше всего пострадала в драке.

– Это обычно ставят мне в заслугу. Кстати, не пора ли нам занять свои места? Объяснение несколько затянулось. После вас, мэм. – Он сделал приглашающий жест, а когда она заколебалась, напомнил: – Дилижанс и без того опаздывает.

Девушка повернулась и прошла дальше, не удостоив его ни единым словом.

– Пожалуйста, – ехидно бросил он вслед.

Внутри дилижанса было сумрачно и пахло плесенью. Похоже, эта старая колымага успела наездить много миль. Чуть погодя она заколыхалась и сдвинулась с места, все ее изношенные части протестующе заскрипели, как суставы ревматика. Было ясно, что каждая выбоина дороги будет немилосердно отдаваться в костях пассажиров. Сэм уселся на протертое сиденье и стал смотреть против хода дилижанса, в то время как мисс Английская Чопорность, не мигая, смотрела по ходу его. Поймав косой взгляд Сэма, она запоздало буркнула: «Спасибо!» – и отвернулась к окну.

– Могли бы оставить свое «спасибо» при себе. Мой удел – помогать женщинам, начисто лишенным чувства признательности.

Сэм сполз на самый край сиденья, вытянул ноги во всю длину, надвинул шляпу пониже и скрестил руки на груди. Кроме них двоих, в дилижансе не было ни души. Это объясняло, почему кучер ни в чем себе не отказывал. Самое время было поспать, тем более, решил Сэм, что он уже сделал все, что мог: побеседовал со своей попутчицей, назвал ее Гвен, схватил за ягодицы и, наконец, разругался в пух и прах. В такой ситуации трудно надеяться на милое дорожное общение.

Дилижанс некоторое время катился совсем медленно. Послышался громкий щелчок кнута, лошади всхрапнули и пошли рысью. Колеса, пару раз вильнув, нашли привычные колеи и покатились легче. Впереди путешественников ожидало еще несколько столь же оживленных остановок среди то каменистой, то сильно заболоченной равнины под названием Дартмур.

Сон не шел к Сэму, однако он старательно притворялся спящим и думал, что это будут самые долгие тридцать миль в его жизни.

Пока дилижанс катился вперед, кренясь и подскакивая на выбоинах, Лидия не отводила взгляда от окошка. К счастью, извращенный тип на сиденье напротив крепко спал, так что путешествие было вполне приемлемым, если не обращать внимания на броски неуклюжего средства транспорта, изготовленного, должно быть, еще на заре цивилизации.

Цивилизацию они оставили за спиной вместе с ее форпостом – ветхой деревянной станцией. Единственной связующей нитью осталась узкая лента грунтовой дороги, вокруг которой до самого горизонта не наблюдалось ни городка, ни деревни, ни даже одинокой фермы. Отдельные заросли вереска не слишком оживляли пейзаж. Временами из них вздымались бока валунов, оставшихся еще от ледникового периода. Лидии никогда не приходилось бывать в местах настолько бесплодных и диких, она привыкла к земле ухоженной, приветливой, знавшей любовь и заботу. Йоркшир. Поросшие вереском низкие холмы. Пашни и пастбища, издалека казавшиеся уютным лоскутным одеялом, живая изгородь вокруг многочисленных дорог, почти беспрерывно – черепица крыш и время от времени – башни замка. И люди, люди повсюду.

Здесь в однообразный пейзаж, лишь однажды вторглось нечто похожее на человеческое существо: тощий силуэт в длинном одеянии, будто некто остановился передохнуть в своей одинокой прогулке по болотам. Он был в рясе – должно быть, местный викарий, спешивший соборовать умирающего. Однако когда дилижанс поравнялся с фигурой, та оказалась просто каменным пальцем, прихотливо обработанным ветрами и непогодой. Позже подобных встретилось немало. Большинство не навевало никаких ассоциаций и являло собой просто груду булыжника или крупных валунов, но некоторые поражали воображение вычурной формой и казались делом рук человеческих. Кое-кто все еще верил, что в незапамятные века эти странные сооружения служили друидам алтарями для языческих ритуалов, хотя наука давно развенчала это поверье. По словам людей знающих, это были остатки древнейшего горного хребта, сведенного временем к жалкой кучке покатых холмов и причудливых скал.

Каково бы ни было происхождение каменных фигур, они очень оживляли местность, и Лидия с удовольствием их разглядывала в окошко. Дилижанс катился со скоростью большей, чем пристало его изношенным колесам и ступицам. Хотелось верить, что это поможет нагнать упущенное время. Поначалу Лидия тревожилась насчет встречного транспорта, однако дорогу нельзя было назвать оживленной: с сало мого отъезда им не попалось навстречу даже телеги. В каком-то смысле это было к лучшему. Когда речь идет о короткой, но тряской поездке или бесконечно длинном унылом путешествии, мало кто затруднится в выборе.

Итак, Лидия сидела лицом к окну, крепко вцепившись в скобу, чтобы не сбросило с сиденья, и лишь время от времени бросала косой взгляд на попутчика. По мере того как солнце клонилось к горизонту, тени каменных пальцев все удлинялись. На скрещенных руках и вытянутых ногах американца происходила замысловатая игра света и теней, это создавало неожиданно драматический эффект. От толчков он покачивался, но сохранял прежнюю позу, что лишь подтверждало его поразительную способность спать в самой неподходящей позе. Экзотическая шляпа прикрывала большую часть склоненного лица. Будь он участником «Шоу Буффало Билла», ему бы непременно дали роль разбойника с большой дороги. Или.того парня, которого аляповатая афиша характеризовала так: «Его не задевай – он скор на руку!» Припомнив это, Лидия невольно улыбнулась.

«Скроен ладно, как хорошая винтовка». Это уже было не из афиши. Сразу после представления, чтобы лучше разобраться в увиденном, Лидия купила на рынке дешевый американский роман из жизни ковбоев. Ее теперешний попутчик, казалось, был создан по образу и подобию главного героя. Должно быть, там, у себя на Диком Западе, он вел нелегкую жизнь, весьма далекую от духовной.

Воображение немедленно нарисовало его в седле, на лошади, упряжь которой изукрашена стеклярусом и серебряными звездочками. На каждом бедре, внизу, виден отделанный серебром «кольт», на сапогах тускло поблескивают серебряные шпоры, которым положено грозно бряцать, когда он входит в салун. Ничего похожего на английские шпоры с их единственным притупленным острием, торчащим прямо из заднего шва. Нет, эти укреплены на широкой серебряной полосе вокруг всей пятки, а формой похожи на корабельный штурвал. Самый большой щеголь может еще пропустить под сапогом серебряную цепочку, чтобы при ходьбе звякала о каблук.