«Да, я буду послушной. Да, я сделаю все что угодно».

Настя не сразу, но узнала свой собственный голос. И, открыв глаза, увидела себя. Сластик сидел на диване, она стояла перед ним совершенно голая.

Она узнала этот момент. Она только что укололась, слабительная эйфория еще только подступала к ней, но она уже готова была на все. И Сластик, этот жирный слизняк, в тот момент не очень-то ее пугал.

«Ну давай, делай все что угодно», — похабно ухмыльнулся подонок.

Та Настя, которая была на экране, подошла к нему.

— Ну ты и урод!

Настя соскочила с дивана, рванула к телевизору, но Сластик поймал ее за руку, вернул на диван, подмял по себя.

— Ты куда, лахудра штопаная? — захрипел он ей в лицо.

— Зачем ты это сделал?

— А чтобы все знали, какая ты шмара!

— Зачем? — разрыдалась она.

— И все узнают! Если ты хоть кому-то про меня скажешь.

У Насти появилась шанс, и слезы остановились.

— А если не скажу?

— Будешь жить себе… — Сластик поднялся, подошел к видику, выключил его, вынул кассету.

Где-то была видеокамера, но Настя ее не замечала.

— Приведешь себя в порядок. А завтра утром — в институт.

— Уже?

— А надоела ты мне…

— Ну хорошо…

— А Симону еще нет… Он тебя сегодня еще разок заскирдует, — хохотнул Сластик.

— Еще?

— А ты думаешь, я не в курсе… Если ты во вкус вошла, так и скажи. Я тебя пристрою к делу, будешь ткачихой-многостаночницей. В три станка штопать будут…

— Не смешно! — огрызнулась Настя.

— Короче, ты меня поняла. Отцу скажешь, что не знаешь меня. Скажешь, что сама в машину села. И сама согласилась покататься с нами… И чтобы никаких заяв, поняла?

— Да поняла.

— Как хочешь, так и выкручивайся. А если нас засветишь, мы сначала тебя на смех выставим. А потом к себе заберем. Будем в порно снимать. Если тебе нравится…

— Не нравится.

— А это никого не чешет…

Сластик оделся, собрался уходить. Встал в дверях, вопросительно и с похотью во взгляде посмотрел на Настю. То на нее глянет, то на себя — ниже пояса. То на нее, то на себя.

— Ладно, живи, — сказал он.

И ушел, плотно закрыв за собой дверь. А вечером появился Симон.

— Косячок взорвем? — спросил он, вольготно обняв ее за талию.

— А зачем? — Она отстранилась, с подозрением глянула на него.

— Задаром. Угощаю.

— Задаром?

Она и хотела дернуть травки, но не настолько, чтобы ложиться с Симоном в постель. Если бы чего покрепче, она бы еще подумала. А жажда уже подпирала, ей очень хотелось. А скоро голод станет невыносимым…

Симон при ней распотрошил и заново зарядил папиросу. Но по кругу пускать ее не стал. Сначала потянул сам, а остатки отдал ей.

— Ты меня брезгуешь? — спросила она.

— Нет.

— А жаль.

Настя уже знала, что должно произойти дальше. Она не ошиблась. Симон предложил ей укол в обмен на постель. Она отказалась.

Но Симон пришел к ней ночью. Сел на кровать, показал заряженный шприц. Какое-то время Настя смотрела на него дикими глазами, не зная, что делать, а затем расплакалась. И Симон ее пожалел. Сначала он сделал укол, а когда Настю торкнуло, забрался к ней под одеяло. Обнял ее и затих, дожидаясь, когда она привыкнет к обстановке. А когда Настя смирилась с неизбежностью, постучался к ней в дверь. И она впустила его. Все равно ведь изнасилует. Да и не страшно уже. Одним больше, другим меньше…

Утро. Занятия в универе уже начались. В аудиториях тихо и сонно. Голос преподавателя бодрит только закостенелых отличников, всех остальных он убаюкивает. Но Настя с удовольствием послушала бы сейчас лекцию. Если бы отмотать жизнь на месяц-другой назад, она бы не стала колоть себе морфий. Отказалась бы от травки. Но время назад не повернешь. И ей уже хочется. А взять негде. Касыга подвез ее к главным воротам университета, высадил там и уехал, оставив только прощальный привет — как приложение к строгому предупреждению. А мог бы и оставить чего-нибудь на дорожку…

Настя не собиралась в университет. И домой тоже. Сначала она должна была узнать, как там Женя. Вдруг его и в живых уже нет? А если с ним все в порядке, он поможет ей снять напряжение. У него должно быть лекарство…

Настя остановила машину, назвала адрес. Рыжеволосый водитель кивнул, но цену назвал только после того, как за ней закрылась дверь.

— Пятерочка.

— Какая пятерочка? — ошалела Настя.

В кошельке у нее было всего три рубля. Этого должно было хватить, чтобы съездить к Жене, а затем — домой, к родителям. А к ним тоже нужно было ехать, наверняка они места себе не находят.

— Хозяин — барин, — тронув машину с места, сказал рыжий.

— У меня только три рубля.

— Оставь себе. Натурой отработаешь.

— Что?! — Настя не поверила своим ушам.

Сколько раз она ездила вот так — на частниках, никто ни разу не догадался предложить ей оплату натурой. А сейчас что случилось? Да, она падшая женщина, но разве по ней это скажешь?.. Или что-то отразилось во внешности?.. А может, водитель видел порнушку с ее участием?..

— Ну, тебе же не привыкать.

— С чего ты взял?

— Я еще не взял: ты еще не дала.

— Натурой?

— Ага, натурой.

— Натурой?! — Настя взбешенно вцепилась когтями в рыжие волосы.

И плевать, что машина в пути. Возможная авария ничуть ее не пугает.

— Эй, ты чего!

Ногой рыжий жал на газ, а рукой отталкивался от Насти. Он ударил ее локтем в лицо, но ее это взбесило еще больше. И она еще крепче вцепилась в него, ломая себе ногти.

— Натурой!

— Да пусти ты, дура чокнутая!

Водитель остановил машину, открыл дверь. Он явно хотел вытащить ее из салона силой. Но Настя выскочила из машины одновременно с ним. И смело пошла на него, выставив растопыренные пальцы.

Рыжий не выдержал, шарахнулся от нее:

— Чур тебя, ведьма поганая!

— Натурой?!

— Да иди ты, дура!

Рыжий скрылся в машине, ударил по газам. И был таков. А Настя осталась стоять на обочине.

Из глаз хлынули слезы. Она всхлипнула, закрыла лицо ладонями, разрыдалась. Да, она защитила свою честь и достоинство, а толку? Из нее уже сделали подстилку, втоптали в грязь, от которой уже никогда не отмыться.

Настя постаралась взять себя в руки. Слезами горю не поможешь. Надо бороться за себя, нужно сказать твердое «нет» проклятым наркотикам. Так она и поступит. Но не сегодня. Сначала ей нужно привести себя в порядок, отпариться в нормальной ванне. И сделать себе успокаивающий укол. А уже завтра на светлую голову начать жизнь с чистого листа.

Жени дома не было, но в сумочке у нее были ключи. Она открыла дверь, обошла комнаты. Тихо, пусто. И вещей Жениных нет. Ощущение такое, что он собрался и уехал. Но ведь это вполне объяснимо. Женя уехал от греха подальше — чтобы его не нашли люди Сластика. Но ведь он вернется. Узнает, что Настю отпустили, и вернется. Она очень хотела на это надеяться.

А пока что нужно принять душ и привести себя в порядок. Но главное, нужно прийти в чувство. И она знала средство, которое могло вернуть ей бодрость духа.

Она залезла в тайник, выцарапала оттуда одну-единственную ампулу морфия. Одноразовых шприцев было больше, целых три, жаль, что не наоборот.

Настя решила не спешить. Сначала она примет душ, затем позвонит маме, ну а после облегчит себе душу — в полное свое удовольствие. Тогда и отдых будет приятным, безмятежным. Надо же успокоить себя перед бурной встречей с родителями. Будет столько вопросов, и на все нужно дать правильные ответы…

Она взяла свой халат, которым всегда пользовалась, отправилась в ванную, разделась. Но ей вдруг так стало тоскливо. Жени нет, в доме пусто, а она одна — никому не нужная.

Настя вернулась в комнату без одежды — рукав закатывать не понадобилось. Сделала укол, дождалась, когда внутри всплеснутся чувства и ощущения. Приход уже не тот, что прежде, но солнце все равно поднималось и светило в душу. Через мутные облака, но светило.