— Я ее не душил. И ее мужа тоже.

— Но вы же не станете отрицать, что у вас был конфликт с гражданином Бастурминым?

— Нет.

— И ваша неприязнь к нему могла перекинуться на Яну.

— Я не душил Яну. И если вы ждете от меня признания, вы его не получите.

— Все факты против вас.

— Я знаю.

— Обвинение вам предъявлено.

— Да, я знаю, завтра меня отправляют в СИЗО.

— А потом суд. И приговор. Возможно, высшая мера… Если вы, конечно, не признаетесь, что душили Яну Бастурмину в состоянии сильного душевного волнения.

— Ну да, главное — признаться, — усмехнулся Сева. — А потом состояние сильного душевного волнения переквалифицируют в состояние сильного алкогольного опьянения…

— Ну вот, вы уже ищете лазейки, — с едкой иронией глянул на него Морохов. — Но пока что находите тупики.

— У меня сейчас только один тупик. В который загнал меня Бастурмин. Чтобы я не смог доказать его вину. Это ведь он заказал Ругаля. И Яна это знала.

Следователь поморщился так, как будто его сначала напоили горькой микстурой, а затем дали понюхать нашатырный спирт.

— Я же говорю, что это тупик.

Никто не верил Севе. Один только Жильцов попытался проанализировать ситуацию, но нашел в ней массу изъянов. Не той величины Бастурмин фигура, чтобы бросить вызов Ругалю. Тем более из-за жены. Но с Бастурминым он встречался, говорил с ним. Но сторону Севы так и не принял…

А может, и не виноват был Бастурмин в гибели Ругаля. Может, Яна нарочно подыграла Севе, чтобы покрепче привязать к себе. И чтобы он затем пошел у нее на поводу — на бойню. А Бастурмин мог наказать его только за то, что Сева угрожал ему. И еще Сева мутил воду, пытаясь уличить его в покушении на Ругаля…

— Ты еще молодой, — сказал Морохов. — Если признаешь вину, получишь пятнашку. Но не вышку. Отсидишь, в сорок лет выйдешь… Поверь, в сорок лет жизнь только начинается.

— Устал я, Александр Николаевич. Или дальше жмите, или давайте отпускайте.

— На свободу?

— В камеру… Там сейчас моя свобода, — горько усмехнулся Сева.

Он понимал, что его подставили без шансов. Куда ни кинь, всюду клин. А значит, от тюрьмы не отвертеться. К высшей мере вряд ли приговорят, но пятнадцать лет влепить могут запросто. Так что хочешь не хочешь, а нужно привыкать к жизни за решеткой.

Об этом он думал и по пути в свою камеру. А когда дежурный сотрудник открыл дверь, с горечью усмехнулся себе под нос. Домой он вернулся. А там жена, дети… Будет ему жена и все остальное…

Но на койке действительно сидела женщина. Настя поднялась ему навстречу, обняла его.

— Откуда ты?

— Ну, ты же говорил — к Жильцову, если что, обращаться.

— Обращалась?

— Как видишь.

— Говорила с ним?

— Говорила, — вздохнула Настя.

— Дело дрянь.

— Я пыталась его убедить… Говорила, что Бастурмин ко мне приходил. Говорил, пугал, угрожал.

— Он был у Бастурмина.

— И что?

— Не знаю.

Жильцов, конечно, мог пригрозить Бастурмину. Но послушается ли он?

— А если он меня убьет?

— Не убьет… Вспомни, сначала он отказался извиняться перед тобой. А потом пришел. Почему? А чтобы отношения со мной не обострять. Чтобы я не наседал на него. И не вышел на его след. А я вышел. И тогда он решил меня убрать…

— А ко мне зачем приходил?

— Чтобы обвинить нас в смерти своей жены. И чтобы все знали, как сильно он ее любил…

— А он разводиться с ней собирался. И Ругаль на него наехал.

— А кто об этом знает? Где Ругаль? Где Яна?.. А где я?

— Все будет хорошо. — Настя снова обняла Севу и крепко, до дрожи в теле прижалась к нему.

— Кстати, Яна знала, что мы были вместе… Она все про меня знала. Бастурмин все обо мне знал. Он следил за мной. Он следит за тобой… Он очень опасный человек.

— Ты это мне уже говорил.

— Но сам же себя не послушался… Ничего, я еще до него доберусь.

— Я знаю, ты ни в чем не виноват. И я постараюсь это доказать.

— Как?

— Ну, адвоката я уже наняла… А толку? — Настя уныло пожала плечами. — Он доказательства искать не будет.

— И ты в это дело не лезь.

— Не лезь… Мне бы самой от этого козла отбиться.

— Я попробую поговорить с Жильцовым…

— Я говорила… Предложила ему деньги, — тихо сказала Настя.

— Деньги?

— За крышу… — еще тише добавила она.

— И что?

— Обещал подумать…

— И свидание устроил, — усмехнулся Сева.

— Ну да, помог… А насчет крыши… Я же не могу платить и вашим, и бандитам…

Сева до хруста сжал зубы. Если вдруг на Настю наедут, он даже не сможет ей помочь. И на Жильцова надежды мало. Хорошо, если он возьмет Настю под свою персональную защиту, а если нет? Сева воздействовать на него не мог. Слишком уж мало проработал в одной связке с Жильцовым, чтобы сдружиться с ним по-настоящему. Скоро Юрий Сергеевич забудет, как его звать…

Может, сбежать? И вцепиться голыми руками в глотку Бастурмину. Но легко сказать, а как сделать, когда вокруг сплошь заслоны?

— Ты за меня не переживай, — спохватилась Настя. — Я обязательно выкручусь.

— Может, тебе действительно продать бизнес?

— И уехать из города?.. Может, мне и от тебя отказаться?

— Не надо от меня отказываться… Но вдруг подвернется кто, не теряйся, выходи замуж.

— А если меня тошнит от мужиков?

— И от меня?

— Ты не мужик. Ты мой любимый мужчина… И сколько бы тебе ни дали, я буду тебя ждать.

— Пятнадцать лет?

— Да хоть сто пятнадцать!.. Кстати, о времени. Его у нас не так уж и много.

Настя отстранилась, загадочно посмотрела ему в глаза и стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Сева кивнул. Да, не в его положении отказываться от столь большого удовольствия. Более того, он должен записать в память, как на магнитофон, каждую секунду, проведенную с Настей. Чтобы просматривать эту запись долгими холодными вечерами под зарешеченным небом.

Настя выехала из гаража, остановилась, вышла, стала закрывать ворота. В этот момент Гена и сел к ней в «Оку». О чем тут же пожалел. Ощущение было такое, как будто он по собственной воле забрался в тесную бочку и сам же себя закупорил.

Настя уже занесла ногу в машину, когда увидела его. Замерла с открытым ртом. Но ускорение и направление уже было задано, и сила инерции усадила ее в водительское кресло.

А ножка у Насти красивая. Тонкая лодыжка, четко очерченная икроножная мышца, красивая коленка. А если задрать юбку, откроется изящное бедро. А как изящно она в свое время раздвигала эти бедра…

Настя села, но дверь закрывать не стала. И левая нога осталась за порогом.

— Боишься?

— Нет.

— Это правильно. Нужно бояться… Бояться и слушаться.

— Ты добился своего. Сева в тюрьме, и ему не выйти.

— Не выйти.

Все складывалось как нельзя лучше. В попытках обвинить Гену в своих бедах Сева еще крепче затянул петлю на своей шее. В конце концов ему даже перестали верить свои же. Один только майор Жильцов пытался сделать ему внушение. Он же попросил оставить Настю в покое.

А Гена очень хотел тронуть Настю. Наказать, унизить, опустить, добить. И все потому, что она реально ненавидела его. И могла отомстить… Нет, он не боялся эту сучку, но и со счетов сбрасывать не мог.

— И ты можешь там оказаться.

— В тюрьме? — Настя растерянно глянула на него.

— Если я тебя не убью… Почему ты не уехала?

— Это мой город. И здесь мои родители.

— Как отец?

— Не тебе об этом спрашивать.

— Ершишься?

— Что тебе от меня нужно? — с вызовом, но не зло спросила Настя.

Она явно делала над собой усилие, чтобы не сорваться на крик.

— Я хочу, чтобы ты исчезла. Куда угодно. На край света, в тюрьму, в ад, в рай…

— Я уже была в аду.

— Да?

— Когда лежала в коме. Я стояла под жарким небом, по колено в воде, которой невозможно напиться. Это было ужасно… Теперь я точно знаю, что ад есть. И тебя там ждут.