— Что же это за Бог, если он позволяет вершиться та кому злодейству! — в приступе беспредельного отчаяния выкрикнул Орфет.

Сетис поскреб немытую голову.

— Бог с жалом на хвосте, — пробормотал он.

Из поколения в поколение я веду борьбу с самим собой. Я знаю, что должен обвить руками весь мир, по тому что миру нужны оба моих воплощения.

Солнце и луна. День и ночь. Радость и печаль.

А Царица Дождя приходит, когда пожелает, и спасает мир. Однажды она коснулась моего лица влажными пальцами. И сказала:

— Они не помнят наших рассказов. Но мы не позволим им позабыть нас.

Прошлой ночью мне приснилось, что она сотворила потоп и затопила весь мир.

Но это было давным-давно.

Она подняла чашу и понесла ее к ним, пошатываясь, стараясь не пролить ни капли. Человек с диковинными миндалевидными глазами следил за ее приближением с благоговейным ужасом, как будто из темноты ему навстречу вышло привидение. Алексос спрыгнул с каменного колена и радостно воскликнул:

— Я же говорил, что ты скоро придешь. Это у тебя дождь?

Она внимательно посмотрела на него.

— Разве ты не знаешь?

Обезьянка уселась к нему на плечо, обвила хвостов шею. Он пожал плечами:

— Я не знаю, что я знаю, а чего нет. Разные вещи приходят ко мне в голову и уходят. Может я их помню. А, может, они мне просто снятся...

Мирани обернулась к мужчинам.

— Кто вы такие? Где Сетис?

Высокий грациозно поклонился.

— Полагаю, ищет тебя. Зови меня Шакалом.

— Он грабитель могил, — сурово заявил альбинос. — Он хотел продать Архона Аргелину. — Она поглядела на него; альбинос криво ухмыльнулся. — А меня, госпожа, ты хорошо знаешь. Ты уже разговаривала со мной.

— Он мой брат, — радостно сообщил Алексос.

— Правда?! — Мирани в смущении опустила чашу. Потом повернулась к грабителю:

— Выслушай меня. Я знаю, что ты можешь нам помочь.

Шакал скрестил руки на груди.

— Сочту за честь выслушать тебя, госпожа, — в голосе его послышался сарказм.

Темные миндалевидные глаза смотрели проницательно. По голосу она поняла, что он из знатной семьи, и это было очень важно. Она коротко сказала:

— Если ты выдашь Архона, Аргелин убьет и мальчика, и тебя, просто потому, что ты его знаешь.

— Знаю этого чумазого чертенка?

— Архона. Настоящего Архона. — Она подошла ближе. — Ты знаешь, кто я?

Он нахмурился.

— Догадываюсь... Та самая жрица-вероотступница.

— Я не вероотступница! — Она глубоко вздохнула. — Поверь, я говорю правду. Мы должны отвести Алексоса в Девятый Дом. Я думаю, ты можешь это сделать, и именно поэтому Бог послал тебя.

Алексос мрачно кивнул.

— Именно это я ему и говорил, — прошептал он. Мальчик сидел рядом с Креоном, рука альбиноса обнимала его худые плечи. На миг Мирани вспомнились дерущиеся силуэты в саду. Она сказала:

— Отведи нас туда. Если мальчик и вправду Архон, мы позаботимся, чтобы ты получил обещанную награду. Если нет, можешь сразу же выдать его Аргелину. Ты ничего не потеряешь. И, кроме того, ты сделаешь то, чего желает Бог...

Несколько секунд Шакал молча думал, потом перевел взгляд на Мирани, внимательно всмотрелся в девушку. Бледное лицо, коряво остриженные волосы, синее с золотом платье... И наконец произнес:

— Вы, жрицы, считаете, будто вам известно, чего желает Бог. А может быть, этого хотите только вы сами.

Она шагнула вперед.

— И все-таки сделай это! Ты ведь любишь рисковать. А здесь тебя ждет настоящая опасность.

— Мне и так их хватает.

— Ползать по могилам?! Пора выйти из тени, господин Шакал.

Он снова помолчал. Потом сказал:

— Ты напрасно тратишь время в Верхнем Доме, госпожа. Никогда не подумывала о другой карьере?

— Какой карьере? — Мирани вспыхнула.

— Грабительницы могил. У тебя бы здорово получилось. Избежать верной смерти, а потом втянуть меня в столь безумную затею...

— Значит, я все-таки тебя уговорила?

Вместо ответа он встал и отряхнул пыль с колен. Голос его стал жестким.

— Я могу провести вас в Девятый Дом. Моя семья занимает... занимала... высокое положение. Я сделаю вид, что мальчишка мой раб, а ты — служанка и несешь приношение для Бога. Вот эту чашу. Что в ней?

— Вода, — ответила она, но, бросив взгляд на чашу, поняла, что та пуста. Она разочарованно провела пальцем по ее стенкам. Сухо, как в пустыне.

Он с подозрением взглянул на нее и сказал:

— Значит, в нее надо что-нибудь положить. Эта шальная зверюга раскидала по коридорам все, что у меня было. — Мирани на миг задумалась, потом отстегнула с платья рубинового скорпиона и кинула его в чашу. Скорпион со стуком скатился на дно.

— Благодарю. — Он обернулся к Алексосу. — Однако братцу твоему придется остаться здесь. Я ему не доверяю.

Креон поднялся на ноги.

— Как и я тебе, господин Шакал. Поэтому выслушай мое предостережение. — Он подошел ближе, встряхнул длинными белыми космами, его бесцветные глаза странно блеснули. — Если ты еще когда-нибудь вернешься в гробницы, я буду тебя там поджидать. Подземный воздух донесет до меня твой запах. Кости мертвых шепнут мне, что ты пришел. В моем царстве больше не будет грабежей!

Он протянул руку Алексосу.

— А теперь я покажу тебе дорогу наверх, мой маленький брат.

Алексос посадил обезьянку на плечо Креону. Обезьянка заверещала, запрыгала, вцепившись крохотными пальчиками в белые пряди.

— Надо торопиться. Скоро встанет солнце.

Минут десять они молча бежали по лабиринту туннелей. Впереди забрезжил свет — тонкая полоска неба, на котором все еще поблескивали бледные утренние звезды. Теперь Мирани хорошо видела стены, различала нарисованные на них картины. Еще она разглядела, что Шакал высок, хорошо одет, а под плащом у него подвязан странный пояс с бесчисленными инструментами, предназначение которых осталось для нее загадкой.

Но чем сильнее становился свет, тем неувереннее ступал Креон. Наконец он остановился в проеме низкой сводчатой двери и отступил назад, во тьму.

— Дальше я идти не могу, — простонал он. Обезьянка спрыгнула с его плеча; Алексос обернулся.

— Свет не причинит тебе вреда, — прошептал он.

— Тебе — нет. А меня он ранит. Болят глаза. — Креон пожал плечами. — Твой мир — яркий, брат, а мой мир — тьма. Там, снаружи, слишком жарко, слишком пламенно для меня. Ты можешь прийти ко мне, но я выйти наружу не могу. — Он отступил, склонив голову под низким проемом. — Когда станешь Архоном, когда выйдешь на солнце и увидишь за спиной свою тень, вспомни обо мне и моем царстве. Потому что у меня тоже есть царство, в котором каждый является копией того, что есть у тебя наверху. Или все наоборот?

Алексос кивнул. Его глаза потемнели....

— Я не забуду.

— Иди, — поторопил его Шакал. За дверью туннель расширился, превратился в коридор. Похоже на ворота в квартал писцов, подумала Мирани. На первой ступеньке лестницы, ведущей на поверхность, она обернулась и, крепко сжимая в руках чашу, посмотрела назад.

Но сзади уже никого не было.

У входа в Оракул Процессия остановилась. Носильщики опустили пустой паланкин, солдаты с наслаждением облокотились о копья. Аргелин натянул поводья белого коня. Вдалеке, над темным морем, занималась заря. Огненная красная полоска прорезала облака.

Девятеро жриц молчали.

Гласительница в высоком, сложном головном уборе из гравированных кристаллов и ляпис-лазури обернулась к девушкам. Сквозь узкие прорези маски внимательно смотрели темные глаза.

— Носительница, — тихо окликнула она.

Маска заглушала голос, и простое слово это прозвучало гулко, искаженно, как хриплый потусторонний зов.

В первое мгновение никто не сдвинулся с места; потом одна из девушек в конце шеренги отдала гирлянду своей соседке и сделала шаг вперед. Движения ее были скованны, как будто страх парализовал мышцы, мешал переставлять ноги.