— Но Оракул сказал...

— О да, — язвительно кивнула Мирани. Она слишком хорошо помнила, как Гермия вышла из святилища, бледная как полотно. Села, словно не в силах удержаться на ногах, и сказала, что с ней говорил Бог и что Бог приказал умертвить Архона, тогда будет дождь.

Орфет расхохотался.

— Она лжет. Жрецы, наблюдающие за небом в Городе Мертвых, неделю назад прислали в Храм секретный доклад о том, что ожидается небольшой дождь. Понимаете? Это и стало предлогом. Для нее и Аргелина. Они убили Архона, и дождь действительно пошел. Он их ненавидел, не доверял им, и они боялись, что он может их разоблачить. Народ его любил. Теперь он мертв, и они посадят на его место того, кто им угоден. Мальчика, которым легко управлять.

Сетис присвистнул. Но еще больше его удивила девушка: она кивнула, как будто не услышала ничего для себя нового.

— А Оракул?

Орфет упрямо пожал плечами. Сначала дайте вина.

Сетис вышел и принес вина — бледно-желтого и, наверное, кислого, потому что Орфет, мигом опорожнив кружку, поморщился.

— О боже! — Потом подался вперед и быстро заговорил: — Однажды ночью Архон поведал мне, что Гласительница лжет. Она предала Оракула. Ответы на вопросы людей, те, за которые они платят золотом и серебром, она сочиняет сама. Вот почему купцам из Таллы было велено прекратить торговлю: Аргелин проложил свои собственные торговые пути, и конкуренты ему не нужны. И вот почему Оракул приказал войскам напасть на Хиос, это гнездо мятежников. Аргелин хотел этого, и Оракул сказал «да». Бог разгневался, поэтому и нет дождя. Он говорит, но она его не слышит. Она растеряла свою силу, если когда-нибудь и имела ее.

Мирани покачала головой и заметила, что все смотрят на нее.

— Мне нужно возвращаться, — смущенно пробормотала она, вставая. — Я и так опоздала. Мы поговорим позже, обсудим, что нам делать, но...

— Нам? — Сетис тоже встал. — Госпожа, я в этом не участвую!

Орфет настороженно замер.

Мирани кротко проговорила:

— Ты слишком много знаешь. Ты сам это сказал. Я заплачу тебе за помощь.

Она сняла с шеи одну из золотых цепочек и протянула ему.

— Сбереги Орфета. Это плата за пищу и воду.

— Но здесь живут мудрец и сестра! Подумай, вкакой они опасности!

— Солдаты сюда не заглянут.

— Я говорю не о солдатах! — Сетис понизил голос — Он пьяница.

— Ему больше некуда идти...

Сетис неохотно взял золото. Оно сохранило тепло ее шеи.

Орфет фыркнул.

— Гермия расправится с тобой в первую очередь.

— Со мной? Почему?!

— Тебя наверняка заподозрят. А иначе почему тебя избрали Носительницей? Ты очень скоро умрешь, девочка, потому что понесешь Бога через Дом Траура, а он уничтожает своих слуг. Полезная для Аргелина привычка... А насчет того, чтобы спрятаться здесь, — я согласен, укроюсь, пока не придет время для моего мщения. — Он налил себе erne вина и залпом выпил.

Дрожа от холода в разгар жаркого дня, Мирани направилась к дверям. Сетис осторожно выглянул на улицу:

— Никого.

— Я вернусь, как только смогу. Пожалуйста, береги его.

— Его! — нахмурился Сетис. — Я больше тревожусь за свою семью.

Она горестно кивнула.

— Да, понимаю, прости меня. Он не навлечет на вас беду, я уверена. Клянусь, я все улажу. Просто на закате тело Архона будет внесено в Третий Дом, и я должна быть там.

— Удачи, — пробормотал он. Она поспешно убежала.

Сетис окинул взглядом соседние дома, не заметил ничего подозрительного и затворил дверь. Привалившись к створке спиной, утер пот с лица. Потом перевел дыхание и вернулся во внутренний двор.

— Похоже, мне от тебя не избавиться.

Орфет уже прикончил вино. Он еле ворочал языком, глаза затуманились.

— Не волнуйся. Я тебя тоже терпеть не могу, — пробормотал он.

Мост она пересекла бегом. Девятерым не положено бегать. Это ниже их достоинства. Возможно, как раз в эту минуту с террасы Верхнего Дома за ней наблюдает Гермия.

Задыхаясь и хватаясь за бок, Мирани замедлила шаг. Смешно волноваться из-за того, что тебя заругают за беготню, когда ты впуталась в предательский заговор. Но нет, настоящая предательница — Гермия. Гермия предала Оракула! Но если Бога все равно нет...

Мирани покачала головой. Тропинка уходила круто вверх, а вчерашняя Процессия совсем истерла ее ноги; в сандалии забилась пыль и мелкие камушки.

Когда она наконец добралась до входа в Оракул, то уже не могла стоять на ногах; осторожно сев на обочину, она сняла сандалию и, морщась от боли, торопливо отряхнула стертую до крови ногу.

Рядом с ней что-то зашевелилось.

Змея!

С испуганным вскриком Мирани вскочила на ноги; в порыве ужаса, столь же инстинктивном, как и ее собственный, маленькая зеленая ленточка проворно отползла в сторону. С мгновение они смотрели друг на друга.

Потом змея скользнула под камень и исчезла.

Мирани выдохнула и прикусила губу. Привалившись к каменному косяку Оракула, надела сандалию и дрожащим голосом произнесла:

— Полагаю, это был ты, Ярчайший?

Из-под камня струились мелкие песчинки.

А когда она выпрямилась, пришел ответ. Тихо, едва слышно прозвучал он в дальнем уголке ее мозга.

«Нет».

Мирани застыла. И долго стояла не шевелясь.

Жизнь словно остановилась в ней. Замерло даже сердце.

Она медленно обернулась.

На фоне вечереющего неба чуждым, мрачным зевом темнел вход в Оракул. Наверху, в Храме, горел огонь: дым, сладкий, остро пахнущий, стекал сюда, вниз. В воздухе стоял резкий запах розмарина.

Долго, очень долго она была не в состоянии думать, отказывалась поверить в услышанное, лишь беззвучное эхо короткого слова молча перекатывалось в голове.

— Кто это сказал?!

В жарком неподвижном воздухе прокатился протяжный звон гонга. Она опоздала!

Мирани шагнула назад, потом снова вернулась и встала у входа в Оракул, положив руки на два громадных камня.

В усыпанную листьями мглу, извиваясь, убегала узкая тропинка.

И голос внутри нее сказал:

«Мирани. Входи, Мирани. Войди туда, где я обитаю».

Вода могуча.

Я начал осознавать, на что она способна. Она втекает, просачивается, капает, хлещет; может проникать сквозь камень, сквозь века, сквозь эпохи.

Мое окружение и мое тело созданы водой, ее лаской, ее жестокостью. Выдолблены и выглажены. Выгравированы.

Там, где есть вода, собираются звери, туда приходят люди и строят дома. Без воды они гибнут. У них, у людей, есть легенда о Царице Дождя, о том, как много лет назад Бог и его тень сражались за нее, о том, что темнота и свет всегда враждуют между собой, о том, что день борется с ночью.

И что же сделала Царица Дождя? Только посмеялась над ними. А когда они увидели, что ни тому, ни другому не победить, она простерла над ними свои крылья, и крылья ее были небом, и пошел с них дождь.

Я слышал эту легенду на рыночной площади: древний старик рассказывал ее детям.

У меня пересохло во рту, я ощутил свои пальцы, и были они тонкими и хрупкими.

И на миг я понял, кто я такой.

Но потом со мной заговорила девушка.

Тропинка словно стала уже, чем накануне. Над головой переплетались ветви олив; вечерние бабочки задевали крылышками лицо. Мирани шла, стараясь ступать беззвучно, и тропинка сплеталась в клубок, как спящая змея, и в сердце этой змеи таилось Святилище.

Камень. Темная расселина.

Переводя дыхание, преодолевая боль в боку, она остановилась неподалеку от камня и стала ждать.

Бога нет.

Всю жизнь она боялась ненароком выдать свои мысли. Отец был так счастлив, определив ее в Храм, так рад восстановить репутацию семьи, что у нее не хватало духу объяснить ему. Она была не такой, как все, и знала это. Все вокруг верили, или, по крайней мере, утверждали, что Бог говорит с народом через Оракул и что все сказанное Богом — чистая правда.