– Ну вот и закончилось твое путешествие, парень. Дальше ты уже не пойдешь.

У капитана были холодные жесткие руки и хрипловатый голос.

– Но ты еще можешь вернуться назад, – продолжал он. – Мы не воюем с детьми. И тотчас же отпустим тебя, если ты расскажешь, кого еще, кроме тебя, послали на связь с красными из пещеры. Ты понял меня?

– Никакой пещеры я не знаю, – сказал Ашот.

Мещерский засмеялся.

– Не валяй, парень, дурака. Все ты отлично знаешь, – примирительно сказал он. – Там в пещере уже всех прихлопнули. Но нам надо поймать и остальных связных. Вот ты и скажи: кого еще послали ваши комиссары и какой дорогой?

Ашот не поверил капитану. Но все же от его слов ему стало не по себе. Откуда вообще знал капитан о пещере? Сообщили казаки? А как удалось белым выследить его самого? Ведь этот офицер уже ждал их в доме у доктора. Теперь Ашот не сомневался в этом ни капельки. И самое главное, что больше всего не давало ему покоя: что стало с его шапкой? Он умышленно отшвырнул ее, когда его хватали, в сторону. А вдруг солдаты все же подобрали ее и нашли в ней карту? Наверное, во взгляде у него колыхнулась тень замешательства, потому что капитан сразу же ее заметил. Оценил как знак благожелательности и продолжил дальше:

– Мы следили за тобой с первого твоего шага, – сказал он. – И лодку тебе дал тоже наш человек. Не веришь?

Капитан приоткрыл дверь в соседнюю комнату.

– Посмотри, – предложил он.

Ашот посмотрел и чуть не вскрикнул от неожиданности. За столом как ни в чем не бывало сидел Сурен и пил чай. Пил чай и закусывал пирогом. Он искоса взглянул на Ашота и отвернулся. У Ашота язык пристал к нёбу!

Капитан закрыл дверь.

– Все очень просто, – объяснил он. – Он дал тебе лодку, а сам сообщил нам, куда ты пошел. Мы тебя встретили, и вот ты здесь.

«Все очень просто, – машинально про себя повторил Ашот. – Он дал нам лодку…»

– Сейчас мы его отпустим. А потом отпустим и тебя, если ты, конечно, скажешь, кто еще пошел на связь с красными, – говорил офицер.

«Сейчас его отпустят, – снова повторил Ашот. И вдруг его обожгла догадка. – А ведь Сурен не знал, что мы шли к доктору. Я и сам этого не знал! Как же тогда он мог об этом сказать?»

– Ну? – нетерпеливо спросил офицер.

Ашот молчал. Он думал. Думал, что ответить этому злому усатому человеку.

– Говори! – потребовал офицер.

– Я не знаю никакой пещеры, – повторил Ашот.

Глаза у капитана сузились.

– Врешь, – тихо выдавил он. – Все врешь, червяк…

«Значит, и шапку не нашли. А то бы ты сразу карту мне показал», – подумал Ашот.

– Врешь! – уже громче повторил офицер и снова, но на сей раз уже настежь, распахнул дверь соседней комнаты. – Оба врете. Но вы скажете правду…

Ашот снова увидел Сурена. И еще он увидел другого офицера, который сидел напротив чабана и держал в руке направленный на него наган. Теперь Сурен уже не пил чай. Он сидел сложа руки и смотрел на Ашота, и только сейчас Ашот заметил, как изуродовано лицо чабана. Правый глаз заплыл от удара. На щеке рубец от плети.

Потом капитан приказал поставить Ашота и Сурена друг против друга.

– Поговорите. Хотя бы поздоровайтесь, – улыбаясь, цедил он сквозь зубы. – Да пожмите же друг другу руки, черт возьми!

Солдаты насильно сунули руку Ашота в широкую ладонь чабана.

– Вот так, – одобрительно сказал капитан и вдруг что было силы хлестнул чем-то тонким и гибким по их рукам. Острая, как от каленого железа боль пронзила руку Ашота. Он вскрикнул. Но тотчас же сжал зубы.

– Не нравится… ведь это только самое начало… Десять плетей! – скомандовал Мещерский.

Солдаты повалили Ашота на пол, в кабинете засвистела плеть. На какой-то момент Ашоту показалось, что он теряет сознание. Удары буквально разрывали ему спину. Но он даже не стонал. Знал: пощады не будет все равно.

Когда экзекуция закончилась, Ашота снова подняли на ноги.

– Отвечайте: когда и где вы встречались раньше? – прохрипел капитан. И в это время на столе у него зазвонил телефон.

Капитан с неохотой отвернулся от арестованных и кивнул подпоручику. Тот быстро взял трубку, с кем-то поздоровался и протянул трубку капитану:

– Доктор Прозоров желает говорить с вами.

– Что ему надо? – с еще большей неохотой спросил Мещерский.

– Утверждает, что дело крайне неотложное и серьезное, – доложил подпоручик.

Мещерский поморщился и взял трубку. Голос доктора звучал взволнованно и громко.

– Да, да. Я опять вынужден вас беспокоить, – говорил в трубку доктор. – И по очень неприятному поводу. У моей внучки, господин капитан, тиф.

– Что? – остолбенел капитан.

– Да, да. Самый настоящий сыпняк. И не сегодня завтра я ее положу в лазарет, – подтвердил доктор.

– Только этого нам и не хватало, – взвился Мещерский и вдруг, взглянув на арестованных, сам закричал в трубку визгливым голосом: – А этот парень, который с ней был, он здоров?

– К сожалению, он уже ушел, – ответил доктор. – Я, естественно, осмотреть его не успел. Но поскольку они все время были в контакте, есть все основания полагать, что и он либо болен, либо является переносчиком этой заразы. Честь имею.

Доктор повесил трубку.

Командир Пашков не увидел тех десятерых, которых отобрал для броска Одинцов. В пещере было уже совсем темно. Но Пашкову и не нужно было на них смотреть: он каждого из них узнал по голосу. Подойдя к строю, Пашков протянул руку, положил ее на плечо правофланговому бойцу и сказал:

– Ну, готов?

– Готов, товарищ командир, – услыхал он в ответ низкий голос бойца.

– Ты Каштанов? – спросил Пашков.

– Я, товарищ командир, – подтвердил боец.

– Партбилет сдал? – продолжал спрашивать Пашков.

– Сдал комиссару.

– Конечно, может, и зря окажется такая предосторожность. Но сам понимаешь, Каштанов, – сказал Пашков.

– Понимаю, товарищ командир, – ответил боец.

– И остальные сдали? – спросил Пашков.

– Сдали, – послышались ответы.

– И ты тут, Гаврилюк? И ты, Боков? – узнал по голосу бойцов Пашков.

– А где ж нам быть…

– Хорошо. Гранаты у всех есть?

– Есть. Еще бы по одной…

– Дал бы, ребята, да у самих ничего не остается. А нам ведь раненых защищать, – напомнил Пашков. – Ну, хорошо.

К ним, ориентируясь на голоса, подошел комиссар Лузгач. Сказал вполголоса:

– Баррикаду частично разобрали.

– Для отвлекающего маневра люди готовы? – спросил Пашков.

– Готовы.

Пашков снова обратился к тем, кто стоял перед ним в строю.

– Сейчас, товарищи, я вас познакомлю с нашим замыслом, – сказал он. – Если казаки и ждут наших контратак, так только по дороге. И наверняка организовали на ней заслоны. А вы в горы пойдете. Там вас никто не ждет. Сначала мы выдвинем взвод на дорогу. Он завяжет с казаками бой. Казаки, как и полагается, попытаются наш взвод смять. Мы поддержим его пулеметным огнем. А вы тем временем поднимайтесь на гору и дуйте в лес. Погони за вами не будет. Кто вас ночью найдет в лесу? Растеряться тоже не бойтесь. С рассветом обходите вершину справа. Спуститесь на той стороне к реке. Там и соберетесь. Через реку вплавь. К железной дороге не подходите. Она охраняется, и вам через нее не пройти. Идите на солнце. Благодать оставите в стороне. Выйдете в низине. А за ней и фронт. Ясен маршрут?

– Ясен, – нестройно ответили бойцы.

– А раз ясен, тогда время терять не станем, – сказал Пашков и каждому из десяти на прощание пожал руку. – Только помните: не ради спасения собственных жизней идем мы на эту крайнюю меру. Ведет нас наш высокий революционный долг и строгий приказ товарища Кирова все сделать, себя не пожалеть ради спасения раненых товарищей. Так-то, товарищи!

Потом обернулся к Лузгачу.

– Выводи взвод, – сказал он.

Комиссар Лузгач бесшумно растворился в темноте. Немного погодя Пашков услыхал, что за ним пошли люди. План действий отвлекающей группы был разработан до мелочей. Надо бесшумно выйти из пещеры через проход в баррикаде. Прикрываясь темнотой, пробраться к скале. Насколько возможно, подползти к дороге, коротким решительным штыковым ударом перебить казаков в пулеметном гнезде, завладеть пулеметом, развернуть его вдоль дороги и завязать с казаками огневой бой. А как только он разгорится, группе Одинцова взбираться на карниз и уходить в горы.