Бормотание перешло в полузадушенный всхлип, тело несколько раз дернулось, из горла Берри хлынула кровь, и лейтенант умер.

Шарп несколько мгновений неподвижно стоял над телом своего врага. Он знал, что совершил самое страшное преступление — убийство, но почему-то ощущение вины не приходило. Он отомстил собаке за свою любимую. Шарп рассек сонную артерию Берри, труп будет выглядеть так, словно побывал на бойне. Стрелок усмехнулся в темноте, а потом быстро проверил карманы Берри. «Месть сладка», — подумал он, доставая монеты из кошелька мертвеца и рассовывая их по своим карманам. А затем поднялся на ноги и зашагал на ружейные выстрелы, туда, откуда из темноты стреляли по французам.

Вскоре он оказался среди своих солдат и опустился на землю рядом с Харпером. Сержант бросил на офицера короткий взгляд, снова поднял штуцер и нажал на курок. Из дула вырвались клубы дыма, и Шарп увидел, как вольтижер упал в костер. Харпер радостно ухмыльнулся.

— Этот тип страшно меня раздражал. Все время прыгал, как настоящий маленький Наполеон.

Шарп посмотрел на вершину холма. Ему вдруг вспомнились картины ада, которые он видел в португальских и испанских церквах. По склону стелился красноватый дым, особенно густой в тех местах, где колонна французов пыталась прорвать оборону британцев, а на флангах французские стрелки надеялись очистить от англичан вершину холма — там дым почти совсем рассеялся. Сотни маленьких вспышек освещали поле боя, мушкетный дым и пламя разрывали ночной мрак — все это сопровождалось криками наступающих французов и стонами раненых. Легкая пехота противника несла большие потери от меткого огня стрелков Шарпа.

Харпер расположил стрелков в тени гребня холма, и их пули легко настигали фигурки в синих мундирах еще прежде, чем французы успевали начать прицельный огонь из мушкетов. Шарп сбросил с плеча ружье и принялся его заряжать.

— Какие-нибудь проблемы?

Харпер покачал головой и усмехнулся.

— Все равно как на учениях по стрельбе.

— А где остальная часть роты? Сержант показал назад:

— Большинство внизу, с мистером Ноулзом, сэр. Я сказал, что здесь они мне не нужны.

Шарп забеспокоился: не видел ли кто-нибудь, как он убил Берри, но тут же выбросил эту мысль из головы. Он доверял своим инстинктам, которые всегда предупреждали о приближении врага, а в эту ночь врагами были все... до тех пор, пока он не покончил с Берри.

Харпер тем временем загнал очередную пулю в ствол штуцера.

— Что произошло, сэр?

Шарп по-волчьи оскалился, но промолчал. Он снова переживал убийство Берри и сейчас испытал удовлетворение при мысли, что боль и страдания Жозефины отомщены. Тот, кто говорит, что у мести горький привкус, ошибается.

Капитан зарядил ружье, прицелился, но так и не нашел, куда бы выстрелить. Сражение переместилось далеко влево.

— Сэр?

Он повернулся и посмотрел на сержанта. А потом коротко и бесстрастно рассказал о том, что случилось вечером. Широкое лицо ирландца покраснело от гнева.

— Как она?

— Потеряла много крови. Они ее избили.

Сержант пошарил перед собой в поисках упавшей пули, землю освещали лишь далекие вспышки мушкетных выстрелов.

— Они это сделали вдвоем? — совсем тихо спросил Харпер. — Что вы решили?

— Лейтенант Берри погиб в сегодняшнем сражении.

Харпер посмотрел на капитана, на палаш, лежавший рядом с ним на земле, и на его лице появилась улыбка.

— А второй?

— Завтра.

Харпер кивнул и вновь обратил все свое внимание на сражение. Судя по вспышкам выстрелов, французов удалось остановить — по мере продвижения вперед они встречали более ожесточенное сопротивление. Шарп принялся оглядываться по сторонам. Враг должен был послать подкрепление, но склон холма опустел.

Шарп обернулся:

— Лейтенант Ноулз!

— Сэр! — Голос донесся из темноты, а через несколько секунд появился сам лейтенант. — Сэр, вы в порядке?

— Как собака, только что получившая кость, лейтенант. — Ноулз не понял, что имел в виду Шарп. Когда Харпер и стрелки вернулись без капитана, по роте поползли самые разные слухи. — Прикажите своим людям примкнуть штыки и ведите их сюда. Пришла пора немного повоевать.

Ноулз ухмыльнулся.

— Есть, сэр.

— Сколько у вас людей?

— Двадцать, сэр, не считая стрелков.

— Отлично! Тогда за дело!

Шарп направился к вершине холма. Он велел стрелкам выдвинуться вперед, а сам подождал Ноул-за и его людей. Затем махнул саблей направо и налево:

— Стрелковым маршем! Потом переходите на шаг. Мы не станем атаковать основные силы французов, нам нужно отсечь фланги, которые прикрывают стрелки.

В свете костров штыки казались красными, шеренга медленно двигалась вперед, но вражеский авангард исчез. Шарп остановил солдат в ста ярдах от колонны французов и приказал залечь. Неприятелю ничего не оставалось делать, как наслаждаться демонстрацией мастерства английской пехоты. Французы добрались почти до самого конца холма, но здесь их остановил батальон, который успел подняться к вершине, занять выгодную позицию и стать для врага непреодолимым барьером. Англичане построились в несколько шеренг и встречали противника четкими, меткими залпами. Все было проделано по высшим законам военного искусства. Никакая пехота не смогла бы прорвать оборону британцев. Шомпола синхронно поднимались в воздух, одна за другой стреляли роты, мушкетный огонь на таком расстоянии наносил врагу колоссальный урон. Колонна французов дрогнула. После каждого залпа падал на землю передовой отряд наступающих. Командиры попытались перестроить солдат, но было уже поздно. Задние ряды колонны не хотели идти вперед под страшный свинцовый ливень — а англичане стреляли с холодной, механической точностью. Синие мундиры сломали строй и начали группами разбегаться в темноту. Конный английский офицер заметил это и поднял саблю, раздался победный клич, и красные ряды британцев с примкнутыми штыками устремились вперед. Битва закончилась так же стремительно, как и началась. Французы отступили, побежали, поспешно перебираясь через трупы своих товарищей. Сражение, которое началось столь успешно — атакующим почти удалось захватить Меделинский холм, — обернулось поражением, помощь так и не пришла, а французский полковник был вынужден выводить своих людей из-под смертоносного мушкетного огня английской пехоты.

Шарп сидел у костра и вытирал испачканный кровью клинок о мундир мертвого французского солдата. Пришло время собирать мертвых и считать живых. Он хотел, чтобы Гиббонс беспокоился о судьбе Берри, чтобы он испугался. Шарп вспомнил о том, как покончил со своим врагом, и его снова охватило возбуждение. Колокола в городе пробили полночь, и он представил себе лежащую в постели девушку, тусклый свет свечей и ее комнату. Думает ли о нем Жозефина?

Рядом присел Харпер, лицо которого почернело от порохового дыма, и протянул Ричарду бутылку спиртного.

— Поспите немного, сэр. Вам это необходимо. — По лицу Харпера пробежала мимолетная усмешка. — Завтра нам предстоит выполнить обещание.

Шарп поднял бутылку, словно хотел произнести тост.

— Полтора обещания, сержант. Полтора.

Ночь была короткой и очень беспокойной. Отбив атаку французов, британцы собрали раненых, а потом, в тусклом свете костров, разыскали и сложили вместе убитых, которых смогли найти. Батальоны, раньше считавшие, что находятся в безопасности на воображаемой второй линии обороны, теперь расставили посты, и ночную тишину то и дело разрывали мушкетные выстрелы — часовые нервничали, им все время казалось, что новые колонны французов пошли в наступление. В два часа ночи раздался сигнал трубы, снова запылали костры, и голодные, замерзшие солдаты собрались у огня, прислушиваясь к далекому зову французских трубачей.

В половине четвертого, когда серебристый свет коснулся склонов Меделина, кто-то обнаружил тело Берри. Его отнесли к костру, возле которого Симмерсон в окружении своих офицеров пил обжигающе горячий чай. Гиббонс, потрясенный страшной раной, что изуродовала горло его приятеля, побледнел и бросил на Шарпа подозрительный взгляд. Тот заметил его сомнения и скривил лицо в улыбке, но лейтенант тут же отвернулся и приказал своему слуге собрать одеяла.