— Безмозглый недоносок! — Тяжелый башмак Джанока врезался Анвару в живот, в лицо. Схватив метлу, стоящую у стены, повар, изрыгая проклятия, начал методично избивать юношу. Анвар взвыл, как раненый зверь, и попытался отползти в сторону, но поскользнувшись в помоях, опять рухнул в грязь, разбив подбородок о каменный пол. Словно из невообразимой дали до него донесся чей-то смех. Этот смех спас юношу. Взбешенный Джанок повернулся к сбежавшимся поглазеть слугам.

— А вы чего уставились? Марш работать, пока я и до вас не добрался! До праздника осталось меньше двух часов! — Он швырнул метлу поперек беспомощного Анвара и еще раз хорошенько пнул его. — Убери здесь все, ты!

Анвар судорожно задвигался, боясь даже подумать, что с ним сделают, если он не сможет встать. Его мутило, он задыхался. Тело превратилось в сплошной комок боли. Он тихонько потрогал лицо с той стороны, куда угодил башмак Джанока. Похоже, ничего не сломано, но болит страшно, и стало быть, к вчерашним синякам прибавится новый. Опираясь на метлу, Анвар медленно выпрямился. Никто даже не предложил ему помочь. Неуклюже, с трудом, он начал сметать мусор. Теперь придется снова скрести пол.

Четыре месяца служил Анвар на кухне Академии, и все эти месяцы были непрестанным кошмаром. Магов было всего только восемь, но их странные привычки не давали поварам житья. Они заказывали самые разные кушанья в разных местах и в разное время и наотрез отказывались есть вместе в Главном Зале, при мыкающем к кухне. Работы было по горло, и Анвару доставалась самая грязная. Злобный здоровяк, Джанок держал в страхе всю кухонную прислугу, но Анвара он избрал объектом своего особого внимания.

Каждый день Анвар скоблил грязные каменные полы, чистил овощи, мыл бесконечные тарелки, и руки у него огрубели и потрескались. Джанок заставлял его драить и начищать до блеска почерневшие медные котелки. Юноша чистил серебро, выносил мусор, таскал и колол дрова, пока у него не начинала болеть спина, а кормили его только объедками. Когда Анвар ронял или разбивал что-нибудь, его колотили, а если удавалось дотянуть до вечера без происшествий, Джанок все равно находил предлог избить юношу.

Анвару было бы намного легче, если бы он подружился с кем-нибудь из слуг, но эти униженные и угрюмые люди были только рады, что главный повар наконец-то нашел себе козла отпущения.

Кроме того, Джанок сообщил, что Анвар убил собственную мать, и вся кухня гудела, радуясь возможности посплетничать. Строились самые невероятные версии этого события, и с каждым пересказом история становилась все ужаснее и мрачнее. К Анвару обращались только для того, чтобы отдать приказ, и привыкли устраивать ему пакости, находя в этом грубое удовольствие. Когда он чистил серебро, потускневшие приборы таинственно исчезали, чтобы так же таинственно появиться, когда в комнату входил Джанок. Если Анвар нес горячее блюдо или поднос с тарелками, ему подставляли ножку или толкали так, что его ноша летела на пол, а если на кухне что-то шло не так, то виноват был всегда Анвар.

И плюс ко всему юношу неотвязно преследовало то, что сделал с ним Архимаг.

Что же это было? Каждый раз, когда он пытался припомнить происшедшее в покоях Миафана, все мысли заглушала боль, пронзающая череп, и в конце концов запуганный юноша стал считать, что его постигла кара за смерть Риа. Анвара мучила тоска по матери, и он действительно верил, что заслужил наказание — ведь если бы он пришел вовремя, она осталась бы жива. Его отчаяние было так велико, что лишь воспоминания о Саре не давали ему лишить себя жизни.

Что с ней теперь? Оторванный от любимой именно тогда, когда она больше всего в нем нуждалась, Анвар терзал себя ужасными догадками о ее судьбе и судьбе своего будущего ребенка. Он мучился от бессилия, ибо был заключен здесь с бросающимся в глаза клеймом Волшебного Народа, вытатуированным на левой руке несмывающейся краской. В первые дни, пока дух его был еще не полностью сломлен, Анвар думал бежать на одной из телег, что ежедневно доставляли в Академию свежие продукты с рынка, но вскоре оставил эту мысль: Джанок не спускал с него глаз, и даже если бы ему удалось ускользнуть, беглых рабов ждала суровая кара.

Приближалось зимнее Равноденствие, но праздник не принес радости Анвару. Когда закончили готовить праздничный ужин для Волшебного Народа, кухонная прислуга закатила свою собственную вечеринку. На столы выставили кушанья и выпивку — много выпивки, и начался дикий разгул. Пьяные парочки устраивались прямо на столах, где завтра будут готовить еду. Джаноку досталась самая молоденькая прачка. Он повалил ее лицом вниз на мешки с мукой, задрал юбку, и его красное потное лицо исказилось ленивой похотью. Судя по приглушенным крикам, эта забава не доставляла девушке особого удовольствия, но Джанок был царем в своем крошечном царстве, и ей пришлось смириться.

Анвар, наблюдавший за этой оргией со своей грязной лежанки под каменными раковинами, содрогнулся от отвращения и даже порадовался, что его изгнали с этого жуткого праздника. Именно сейчас, когда все «веселились», юноша особенно остро тосковал по дому и семье. Скрючившись в сыром тесном логове, Анвар оплакивал свои синяки и свое горе. Не опоздай он тем утром, Риа была бы жива. Они с Сарой поженились бы, а к весне ждали бы ребенка. Анвар гадал, где она сегодня, как встречает Равноденствие. Охваченный отчаянием, он зарыдал.

Юноша был на грани истощения. Все тело болело от жестоких побоев, а на кухне сегодня было полно работы. Несмотря на шум, он задремал, а когда проснулся, стояла тишина. Огонь почти догорел, и слуги храпели вповалку, усыпленные элем. Анвар сел. Боль и усталость сняло как рукой. Вот она, возможность бежать! Наконец-то он сможет увидеть Сару и, может быть, они уедут куда-нибудь вместе!

***

В праздничном убранстве Главный Зал выглядел потрясающе. Д'Арван любил его огромные, величественные своды; почему-то именно здесь он всегда чувствовал себя дома. Двойной ряд колонн, искусно высеченных из темного камня в форме деревьев, чьи ветви, переплетаясь, поддерживали потолок, был украшен яркими лапами елей, в хрустальных чашах на стенах сиял магический свет. В полированных столешницах отражались танцующие язычки пламени высоких красных свечей, а в огромном камине оно ревело могуче и торжественно.

Было поздно, и все волшебники уже почти разошлись. Элевин, главный мажордом Академии, подавал на галерее усталым музыкантам горячее вино, чтобы им легче было брести домой сквозь пургу, Слуги убирали остатки праздничного ужина. Хотя по традиции на Равноденствие полагалось есть только дары леса, в этом году Джанок превзошел самого себя. Д'Арван был поражен разнообразием поданных блюд. Оленьи окорока и жареный кабан, приправленные травами и дикими яблоками, жареные фазан и лебедь, украшенные собственными перьями, пироги с голубями и зайчатиной. Сочная форель из лесных ручьев, запеченная с лущеными орехами. Были там и лесные коренья, и зимняя зелень, и сушеные грибы в соусе из дикого чеснока, и гора трюфелей. Во время плодоносного сезона наиболее доверенные слуги Джанока рыскали по окрестным лесам в поисках трав к праздничному столу, консервировали в сиропах фрукты и ягоды, крепили вина для пирожных, тортов, сластей, приготовленных на меду. Д'Арван откинулся назад и распустил пояс. Да, праздник удался на славу! Зевок Ориэллы вернул его к действительности.

— Ну с меня хватит, — сказала она. — Я уже на ногах не стою. С утра Форрал замучил меня своим фехтованием, а завтра изволь пораньше подняться и спеть все сначала. Спокойной ночи, Д'Арван.

— Спокойной ночи, Ориэлла, и… — Д'Арван проклял свою чудовищную застенчивость, сковывавшую ему язык. — И спасибо тебе за компанию, — мягко закончил он.

Ориэлла улыбнулась.

— Спасибо и тебе, Д'Арван. Прямо не знаю, что бы я без тебя делала. Боги! Эти праздники Волшебного Народа — такая скучища!

Д'Арван действительно был искренне благодарен ей за ее теплое участие. Весь вечер девушка развлекала его, рассказывая о своих занятиях с Мериэль и о новых друзьях-смертных из гарнизона, но честно говоря, юноша думал, что это делается из жалости, ибо Деворшан весьма презрительно игнорировал его присутствие. Близнец Д'Арвана провел всю ночь, танцуя с Элизеф, ужиная с Элизеф, смеясь и флиртуя с Элизеф. Он смотрел только на нее. А теперь эта парочка устроилась у огня, потягивая вино из хрустальных бокалов. Казалось, они полностью поглощены разговором.