В уши ударил шум, а в глазах зарябило от огней десятков светильников. Пир был в разгаре, и гости, уже вкусившие хозяйского меда, поначалу не обратили внимания на нового человека. Згур быстро осмотрелся: два огромных стола, поперек еще один, у стен — вооруженные холопы. А вот и Улада — рядом с Грибом-Поганкой. Где же Кол-даш? Ах да, вот он, по правую руку от сына! Ну что ж, вперед!

Перекричать десятки подвыпивших гостей было невозможно, да Згур и не пытался. Он неторопливо подошел к столу, за которым восседал хозяин, и двинул ногой по столешнице. Стол шатнулся, на цветную шитую скатерть упали кубки литого серебра…

Кто-то вскочил, крикнул, стража уже выхватывала мечи, но постепенно шум стих. Гочтак смотрел прямо в лоб газде, а палец Згура лежал на спусковом крючке. Теперь — немного подождать. Пусть поймут все — тогда и поговорить можно.

Колдаш уже, кажется, понял. Толстощекая рожа из багровой стала белой и начала постепенно синеть. Гриб-Поганка попытался спрятаться под стол, но застрял и замер, глядя выпученными глазами на незваного гостя. Улада… Згур не мог видеть лица девушки, но до него донесся знакомый смех. Неужели ей весело?

И вот в зале наступила тишина — мертвая, абсолютная. Гости сидели молча, лишь откуда-то сбоку доносился странный звук — кто-то громко икал. Пора!

— Страже — бросить оружие! Считаю до трех! Раз… Холопы, уже успевшие подбежать к Згуру, недоуменно поглядели на хозяина.

— Два…

Синюшная рожа газды медленно кивнула. Послышался стук — мечи и секиры падали на пол.

— А теперь — слушайте все! Я, Згур, сын Месника, дедич из Коростеня, заявляю, что Колдаш сын Дякуна и его сын…

Имени Гриба-Поганки Згур не помнил. Впрочем, сойдет и так.

— И его сын силой похитили сиятельную Уладу, дочь Ивора, Великого Палатина Валинского. А посему я требую немедленно освободить эту девицу или согласно обычаю вызываю упомянутого Колдаша на смертный бой и прошу всех дедичей быть тому свидетелями…

Кажется, он произнес все правильно, и даже на улебском наречии. По залу пронесся шум — гости переговаривались, с явным интересом поглядывая то на Згура, то на газду.

…Только на это Згур и мог надеяться. Не будь здесь гостей, кто-то из стражников через миг придет в себя и выстрелит в спину. Но обычай не знал исключений: пославший вызов — неприкосновенен. Решится ли газда его нарушить — при гостях, при дедичах и войтах со всей округи?

Шли мгновения, гости осмелели и заговорили вслух, стража все еще очумело таращила глаза, но вот послышал — — ся низкий басовитый голос хозяина:

— Ты, бродяга, пробравшийся в мой дом, словно вор! Какое право ты имеешь бросать мне вызов? Мне, потомственному дедичу тамги Единорога, владыке Злочева и всей округи! Только равный смеет скрестить со мной оружие! Ты же, бродяга, падай ниц и моли о легкой смерти, ибо о жизни молить уже поздно!

Вновь поднялся шум — на этот раз одобрительный, стража зашевелилась, и Згур понял: все кончено. Колдаш не был трусом. Сейчас кто-то из холопов зайдет за спину… Згур еле удержался, чтобы не обернуться. Что еще можно успеть? Убить газду? Поможет ли?

— Погоди, газда Колдаш!

От неожиданности Згур еле удержался, чтобы не нажать на спусковой крючок. Один из гостей — широкоплечий, темноусый, встал и неторопливо подошел к хозяйскому столу. Гости вновь зашумели, на этот раз удивленно.

— Тебе бросили вызов, газда Колдаш! Почему ты нарушаешь обычай? Дедич вызывает дедича — и он в своем праве.

На душе сразу стало легче. На что-то подобное Згур и рассчитывал. Сойка рассказывала: многие из дедичей готовы перегрызть газде глотку…

— О чем ты говоришь, Вищур! — Глаза Колдаша сверкнули гневом. — Кто бросил мне вызов? Безродный бродяга? Я не знаю никакого Згура из Коростеня!

— Зато знаю я! — Вищур поправил пышные усы. — Тебе бросил вызов не бродяга, а сотник Кеева войска…

Зал вновь зашумел, а Згур почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Узнали! Наверно, этот пышноусый тоже был в войске Велегоста!..

— Сотник? — Теперь в голосе газды была растерянность. — Но он волотич! Разве там еще остались дедичи?

— Думаю, тот, кто носит Кееву Гривну, достаточно знатен, чтобы скрестить с тобой меч…

И вновь гудел зал, громко, не стесняясь, а Згур в который раз обругал себя за то, что не уехал еще утром. Он мельком взглянул на Уладу и уловил ее изумленный взгляд.

— Кеева Гривна?! — Челюсть газды начала медленно отвисать. — У этого бро… У сотника Згура — Кеева Гривна?

Згур невольно усмехнулся. Тогда, на следующий день после страшной сечи, когда остатки сотни складывали погребальные костры, было не до почестей. Разве что запомнился меч — франкский меч, которым Кей Железное Сердце рубил тонкую золотую гривну. Она была одна, а награду требовалось поделить на пятерых. Ему досталась середина — с изображением распластавшего крылья орла…

— В том я даю свое слово! — Вищун поднял правую руку, и зал изумленно стих. О тех, кто носил Кееву Гривну, складывали песни, о них не забывали даже через века. Давно, очень давно Кей Кавад снял с шеи золотой обруч и вручил его Сполоту, пращуру тех, кто ныне живет в Савмате. Последний раз Гривну получил один из воевод Светлого Кея Мезанмира, не пустивший огров в столицу. В последний — перед страшной битвой на Четырех Полях.

— Надо ли говорить вам о том, что носящий Гривну имеет права потомственного дедича, может заседать в Совете Светлого, а его потомки…

— Не надо! — газда уже пришел в себя. — Твоего слова довольно! Згур, сын Месника! Я принимаю твой вызов!

Этого Згур не ожидал. Да, Колдаш — не трус, хотя справиться с разжиревшим «бычарой» будет не так и трудно. Но ему вовсе не нужна эта смерть!

— Ты плохо слушал меня, Колдаш, сын Дякуна! Ты примешь мой вызов, если не отпустишь девицу, которую задержал силой и силой выдаешь за своего сына. А чтобы не было сомнений, пусть скажет она сама!

Легкий шум в зале. Улада медленно встала, гордо вздернула голову:

— Вы все знаете правду! Меня, дочь Великого Палатина, силой принуждают выйти замуж за этого…

Она брезгливо покосилась на Гриба-Поганку и усмехнулась:

— За этого… Который даже не мужчина! Лишь один решился заступиться за меня — и тот волотич! А вы, дедичи улебские! Вы, опозорившие себя…

Гости прятали глаза, газда сопел, не зная, что сказать, а Згур лихорадочно искал выход. Если он убьет Колдаша, хозяином Злочева станет Гриб-Поганка… Нет, не станет!

— Если ты не отпустишь всех нас и не вернешь наше добро, — Згур взглянул прямо в пылавшие ненавистью глаза Колдаша, — я убью тебя, а затем вызову на поединок твоего сына. Он виновен не меньше…

— А победителю достанется Злочев, — — — негромко добавил кто-то.

Газда долго молчал, затем бледное лицо начало краснеть.

— Не в наших обычаях принуждать девицу к замужеству! Пусть она уходит, коль не желает этой чести…

— А сын твой проводит нас, — тут же вставил Згур. — До первого ночлега!

В благородство газды не верилось, но за ночь можно уйти далеко…

— Я тоже провожу тебя — вместе с моими хлопцами. — Вищур поправил усы и, усмехнувшись, подошел поближе. — Не помнишь меня, Згур? Я был в третьей валинской сотне, на левом фланге…

Утро застало их в глухой чащобе. Ехать дальше не было сил, и Згур скомандовал привал. Костер не разжигали, а лошадьми пришлось заниматься ему одному — Улада и Че-ремош, так и не успевший как следует прийти в себя, заснули мгновенно, укрывшись теплым покрывалом. Згуру не спалось. Он отвязал вьюки и принялся аккуратно складывать вещи, которые пришлось грузить второпях. Плащ, запасная рубаха, фляга… И тут лучи утреннего солнца /пали на что-то маленькое, блеснувшее старым серебром. Згур наклонился — и все еще не веря своим глазам поднял то, что выпало на траву из складок рубахи. Браслет! Тот самый!

Вначале подумалось, что он видит сон — странный сон, который вот-вот кончится. Но браслет лежал на ладони — тонкий, красивый, с изящным узором, выполненным чернью. «В кургане его нашел, три дня копал… Не с руки снял — у сердца лежало…» Но ведь он прогнал кобника! Прогнал, не взял страшный «подарок»! Как же…