Полуорк честно ответил, что ничего подобного и в мыслях не держал, снова подумав, что надо при случае подробнее расспросить Мэна о внутриэльфийских интригах, и направился к палаткам представителей Совета.

Повода усомниться в намерениях Любомира ни у кого из наблюдателей не возникло. Севкины миротворческие планы тоже не вызвали лишних вопросов. Без особого восторга, но все трое одобрили его намерение помириться с руянским князем.

-Весьма, – коротко отозвался неразговорчивый огр. – Согласен.

-Разумно, – согласилась Лориэна. – Тебе могут понадобиться такие союзники.

Лишь только Блор почему-то выглядел недовольным, но не решился вступить в спор с остальными наблюдателями.

Окрыленный гонец, терпеливо дожидавшийся решения оркского владыки, поспешил вернуться в Руян с радостным известием.

Вечером князь Любомир прислал за дорогими гостями небольшой возок, в котором с трудом разместились Гуррх, Ларс, Мэн, Севка, и Влак. Наблюдатели поехали на собственных спурсах. О чем-то пошептавшись с Лориэной, Тариэль участвовать в празднике примирения отказался.

-Здесь тоже есть эльфы. Это Моураны – светлолесские союзники руянцев, – объяснил он оркскому вожаку. – Скорее всего, князь пригласит их на пир. Учитывая деликатный характер моей миссии, было бы лучше, чтобы как можно меньше народу знало о моем присутствии в Светлолесье.

Севка, уже мысленно окрестивший приятеля Лориэны «эльфийским Джеймсом Бондом», все понял и не стал настаивать. Тем более, что Тариэль взял на себя присмотр за лагерем и сразу занялся распределением часовых. Эльф резким окликом остановил Ксеренетиль, рвавшуюся поехать с остальными. Под его суровым взглядом девушка сникла и покорно вернулась в палатку.

Руянский кучер – погонщик спурсов – крепкий неразговорчивый мужик в красной косоворотке, широких черных шароварах и черной же фуражке, залихватски надвинутой набекрень, оказался настоящим лихачом. Он гнал неповоротливых зверей так, как будто участвовал в гонках Формулы-один и рассчитывал взять первый приз. Пассажиров неустойчивого возка растрясло настолько, что это можно было бы счесть местью за вчерашнюю осаду города. К счастью, путь оказался недолгим. Минут через пятнадцать гости предстали перед руянским князем. Вылезая из повозки, Севка показал кучеру кулак. Тот в ответ лишь недоуменно пожал плечами. Князь Любомир встречал дорогих гостей у входа в собственные хоромы.

Мясоедов, по понятным причинам, не сумевший ничего разглядеть вчера, с интересом осматривался по сторонам.

Город показался Севке светлым и чистым. Мостовые были выложены разноцветным булыжником, а каменные дома богатеев, хоть большей частью и одноэтажные, напоминали солидные особняки обитателей Рублевки. И даже домишки победнее выглядели ухоженными и аккуратными.

Мясоедов никогда не был сторонником просвещенного феодализма. Как рок-музыкант он скорее имел склонность к анархии, но бабулино специфическое воспитание и гены орского владыки привили ему некоторую терпимость к ненавязчивым формам власти. Идеальным Севка считал государство, которое оставляет людям максимум свободы. Он уважал властителей, умеющих избежать искушения вседозволенности и с толком распорядиться властью, давая жить другим. А выборный руянский князь, похоже, неплохо делал свое дело и не слишком зарывался. Хотя Севка и мог кое-что ему припомнить: он машинально потер затылок, куда вчера угодила раскаленная кочерга Глеба. Без сомнения князь собирался объяснить вчерашнее недоразумение высшими государственными интересами. И Севка даже мог его понять – руянский властитель защищал свой город.

Однако Любомир был далеко не самоотверженным аскетом. Трехэтажный особнячок князя – младший брат московского кремля, мечта российского олигарха – был окружен роскошным садом. В глубине сада виднелась дорожка, выложенная деревянными досками и обсаженная вечнозеленым кустарником, которая вела в уютный каменный сортир. Позади дома теснились хозяйственные постройки, в том числе, и «конюшня», куда наблюдатели сами отвели своих спурсов – свирепые зверюги вряд ли дались бы в руки незнакомцу, ну разве что только эльфу.

У черного входа суетилась обслуга, откуда-то доносились аппетитные запахи. Заметив заинтересованные взгляды гостей, князь приосанился и пригласил всех пройти в переговорную залу. Похоже, Севка не ошибся – сначала предстояла разборка, потом – попойка.

В зале уже дожидались знакомые советники, богатые горожане, неизменная стража – Севке даже показалось, что он узнал Хоря, – несколько эльфов, высоких, темноволосых, в просторных зеленых одеждах, – по-видимому, пресловутые темные эльфы Светлолесья, – и даже двое гномов. Гномы скромно держались в сторонке, беседуя о чем-то своем. Эльфы вели себя высокомерно, как хозяева, поглядывая на руянскую знать сверху вниз. Один из эльфов выделялся среди сородичей броской внешностью и надменным видом – их компанию тоже, по-видимому, возглавлял какой-то темноэльфийский князек. Присутствовала в зале и княжна Святослава в неизменном сарафане, скромно державшаяся у стеночки неподалеку от группы эльфов. Вид у девушки был не слишком счастливый.

Князь подошел к советникам, взял у седобородого желтоватый лист потертого пергамента и продемонстрировал Севке.

-Вот оно! – громогласно заявил он, привлекая внимание присутствующих. Разговоры смолкли, и гости уставились на Любомира, ожидая дальнейших объяснений.

-Подметное письмо. Это и есть причина вчерашней обиды. Все случилось от злого навета, – князь не стал томить гостей ожиданием. – Третьего дня в стражу поступил донос о том, что орки, по наущению врагов наших, собираются напасть на Руян и истребить горожан в отместку за прежние обиды. Понятно, что мы обеспокоились, и, – тут князь запнулся, подыскивая походящее слово. Нашел: – И решили доискаться правды! По воле случая, в сети попался ты, орчий владыка, а не по умыслу злому!

-А что, просто прийти и спросить было нельзя? – негромко сказал Севка, но в тишине зала все его хорошо услышали.

-Спросить? Орков? – искренне удивился Любомир. Потом слегка смешался, поняв всю недипломатичность своей реплики. – Ну, мы же не ведали, что орков ведет новый владыка. А кроме того, – он потряс бумагой перед Севкиным лицом, как будто приводил неопровержимое доказательство. – Донос был писан эльфийским письмом! – он протянул вещественную улику полуорку.

Мясоедов уставился на бумажку тупым взглядом. Буквы, выведенные удлиненной изящной вязью, разительно отличались от утреннего письма, но были всё так же непонятны.

-Ну и что?

-А то, что бумаге, эльфийским письмом эльфом писаной, всегда можно верить. Потому как правда это, – объяснил князь. – Да только вот теперь мои советники утверждают, что писал донос и вовсе не эльф. Согласились с ними и союзники наши эльфийские. Ведь правда же, Гвалх? – в голосе Любомира прозвучали искательные нотки.

-Так, – согласился эльфийский красавчик. – Этот донос писал не эльф. Очень похожее подражание, но не эльф. Доносчика выдает написание высоких букв. Можно точно сказать, что писал мужчина, образованный, хорошо знающий язык, но, безусловно, не эльф.

-А не мог эльф специально сделать ошибку, – заинтересовался Севка. – Ну, чтобы ввести руян в заблуждение? Гвалх бросил на него пренебрежительный взгляд:

-Ни один эльф так никогда не поступит. Это нарушение законов чести.

-Понятно, – причины вчерашнего нападения стали понятны, но почему неизвестным «эльфам – неэльфам» вдруг вздумалось натравить руянского князя на орков, по-прежнему оставалось неясным. – Что ж, князь, я принимаю твое объяснение и извинение, – и Севка, пересилив себя, без особой охоты протянул Любомиру руку. – Надеюсь, что орки и руянцы впредь будут друзьями.