Воплощение внеархитектурного смысла, знаковой системы японец искал и в сложных сооружениях, представленных как город будущего. Выводы, к которым приходил он после знакомства с этими безжизненными, «машинными» сооружениями, были неутешительны. Новый город отрицал все характерное не только для традиционного строительства, но и для всего образа жизни японца. Нарушение взаимоотношений человека и природы, принципа гуманистичности в строительстве, создание города, лишенного протяженности во времени, — вот что в восприятии японца стало знаком, символом новой городской системы.
В этих условиях своеобразным символом, знаковой системой будущего в урбанистике страны стал Осака, а не Токио, который за последнее десятилетие, как столица, оказался в лучших условиях, чем Осака и Нагоя — центры огромных промышленных зон (Кансайской и Тюкё).
В Токио и столичном районе за последний период предпринято много усилий в борьбе с когай. Выводятся за пределы города промышленные предприятия, учебные и научные институты и учреждения, создаются парки, намывные зеленые зоны и зоны отдыха в бухте. Столица (после критической ситуации 1970 г. в области засорения среды) оказалась по сравнению с Осака в известной мере в «тепличных» условиях, в обстановке повышенного внимания.
Именно Осака, крупный индустриальный и в то же время многофункциональный центр, демонстрирует сегодня однозначную перспективу развития, картину будущего для городов, перешагнувших полумиллионную отметку в количественных показателях населения. Если градообразующие факторы для этих городских образований в каждом отдельном случае, возможно, и будут различны, то общее развитие физической структуры, формирование чисто архитектурного облика в том или ином объеме, вероятнее всего, будет воспроизводить характерные черты крупнейшего города страны.
Осака показывает сегодня важнейшие этапы процесса синтеза культур, в том числе существование и взаимодействие таких явлений в культуре, как интернациональные, национальные и региональные. Это четко проявляется как в формообразовании современной архитектуры города, так и в общей стилевой характеристике всего строительства, осуществляющегося в последние годы.
Развитие японского жилого и культового строительства в древности обнаруживало свидетельства влияния зодчествa соседних стран — Китая, Кореи, стран Юго-Восточной Азии. Японская строительная традиция как часть общекультурных явлений в этих контактах была чрезвычайно активна, она вбирала региональные влияния и перерабатывала, переплавляла их в процессе социального опыта поколений.
Как правило, не только в этом случае, но и вообще в истории мировой культуры при соприкосновении разных национальных культур в рамках одного историко-культурного региона не происходило слома системы средств и приемов художественной выразительности. Так, влияние материковой культуры не уничтожило национального своеобразия японской строительной традиции, не привело к смене профессиональных средств.
Иное происходит сейчас. Характер контактов между историко-культурными регионами стал настолько динамичным и всеобъемлющим, что нередко говорят об унификации явлений культуры в мировом масштабе (архитектурных форм, организации предметной среды и ее отдельных элементов и т. д.). Интернациональное сосуществует в культуре стран Востока, вступает во взаимодействие как с региональным, так и с национальным.
Правда, необходимо учитывать, что в этом сложном процессе, особенно в формировании города и его архитектурного облика, все более обнаруживается влияние технических, индустриальных средств, оказывающих решающее влияние на развитие архитектуры, на ее формообразование, на создание интернационального и технизированного облика.
«Помимо этнических традиций, — пишет крупный историк-японист С. А. Арутюнов, — в еще более широком плане существуют традиции регионально-эпохальные… На протяжении двух последних веков одной из важнейших традиций такого рода была все более широко распространяющаяся ориентация на урбанизацию и индустриализацию всех сторон жизни, охватывающих как производство, так и потребление»[49].
Индустриальный облик Осака стал своеобразным наглядным примером смены знаковой системы японского города. Знак, символ, воплощающий определенный смысл, эмоциональную и философскую нагрузку, был всегда характерной чертой японской архитектуры — как отдельного сооружения, так и городской застройки в целом.
Теперь же значительная ее часть, и прежде всего центральные районы (как и в других крупных городах Японии), представляет собой сооружения интернационального облика. Наследие прежней системы традиционного города явно проявляется здесь лишь в декоре — яркой, пестрой, сугубо традиционной, несмотря на современность технического исполнения, рекламе.
Конечно, при этом нельзя забывать, что архитектура интернационального облика, так называемая современная архитектура, отражает большие перемены, происшедшие в общемировом строительстве. Значительные изменения претерпели как технология строительства, конструкции и материалы, так и в целом архитектурное проектирование отдельного здания и города, в котором значительную роль стали играть научно-рационалистические приемы. То, что раньше рассматривалось не чем иным, как техническими средствами, теперь стало закономерным явлением, частью художественной культуры, нередко очень ярко и образно интерпретирующей национальное своеобразие традиционного строительного наследия.
При этом лучшие варианты реконструкции центра Осака и строительство городов-спутников, таких, как Порт-таун, Тоёнака, Сэнри, городов соседней с Осака префектуры Хёго, возведенных на искусственных территориях (Асия, Порт-Айлэнд и Рокко-лэнд), а также городов-спутников Токио имеют ориентацию на интернациональную систему организации жилых зон. Это — многоэтажное строительство из нетрадиционных материалов, объединение зданий — жилых и общественного назначения — в микрорайоны, расположение многоэтажных корпусов в свободной планировке, стандартная для подобного градостроительного решения транспортная схема, увязанная с общегородскими коммуникациями. Происходит изменение основных характеристик городской структуры, идет очевидное движение к смене своеобразного генетического фонда и кода города. Естественно, что этот процесс характерен не только для Осака. Архитекторы Запада обычно отмечают отсутствие архитектурного и стилевого единства, градостроительной целостности в формировании японского городского образования. Действительно, это замечание справедливо для конца XIX в., а также периода после второй мировой войны, когда бесплановое размещение в застройке промышленных предприятий и многоэтажных зданий западного облика привело к слому традиционной морфологической структуры города. Пространственная организация, первичный план средневекового города (прежде всего призамкового), как правило, точно определялись природно-климатическими условиями и топографией местности. В то же время город имел четкую систему физической и архитектурной организации и был, как говорилось, точным слепком социального среза общества. Карты средневековых городов, изображения последних на ширмах, ксилография направления укиё-э с колоритными сценами городской жизни представляют средневековый город как компактное, соразмерное человеку и его жизни поселение, с определенной системностью физической и архитектурной организации. Пространством социальной активности в этом городе были не столько улицы, сколько территория квартала — вместилище специфических систем социальных связей (соседские общины, разнообразные организации, большие кровнородственные семьи и т. д.).
Однако историческая эволюция, особенно развитие индустриализации и урбанизации, привела к многочисленным и кардинальным изменениям в микромире города, в том числе и его градоформирующих факторов.
Послевоенный город оказался перед рядом практически трудноразрешимых проблем. Тысячи промышленных предприятий, восстанавливаемых и строящихся после войны, и традиционный, по существу, сохранивший феодальную структуру город, западное строительство и бескрайние деревянные кварталы — каждый из этих важнейших «слагаемых» требовал как своего особого места, так и объединения в единое целое.
49
С. А. Арутюнов. Обычай, ритуал, традиция. — «Советская этнография». М., 1981, № 2, с. 99.