Лу взглянул на своего брата пристальным выразительным взглядом, в котором, как ему говорили, всегда были видныте сильные эмоции, что он испытывал.

— Я не злюсь на тебя, Лесли.

Леслинервно переплел пальцы рук.

— Психолог сказал, что тебе, возможно, потребуется некоторое время, чтобы снова приспособиться, но я хочу, чтобы ты знал, я очень скучал по тебе, и я собираюсь помочь, как только будет в моих силах, чтобы вернуть тебе то, что ты потерял.

Лу медленно вытер рот салфеткой, поднялся и подошел к брату. Положив свою большую руку ему на плечо, он внимательно посмотрел на него сверху-вниз, теперь, когда был гораздо больше и шире.

— Ты не сможешь сделать этого, Лесли. Восемь лет моей жизни прошли. Я должен думать о будущем, о том, что мне делать дальше. Я не буду одним из тех обозлившихся людей, которые выходят на свободу и продолжают творить пиздец, потому что считают, что им кто-то что-то должен. Мне никто ничего не должен. В особенности ты. Твои письма и визиты, Лесли… — Лу сделал паузу и потер лицо рукой, — …они помогли мне пройти через все это, бро. Я никогда не смогу злиться на тебя.

Эмоции его старшего брата взяли над ним верх и вырвались на волю в виде слез, которые тот даже не пытался скрыть. Лесли вдруг крепко обнял его, притянув ближе и Лу позволил себе этот контакт с другим человеком. Это ощущалось… иначе… незнакомо. Он медленно поднял руки и обнял брата в ответ, но прежде чем осознал, что его объятие стало чересчур крепким, Лесли уже кашлял, задыхаясь и стуча ему по плечу.

— Лу… Л-ладно. Я не м-могу д-дышать.

Впервые за долгие годы Лу по-настоящему искренне засмеялся, а затем улыбнулся брату.

— Теперь дай мне доесть твое жаркое, потому что оно определенно до сих пор мое любимое. Тебе придется научить меня его готовить.

Лесли, наконец-то, выглядел довольным. Он быстро зачерпнул немного еды и в свою миску, а затем присоединился к брату за небольшим кухонным столом.

— Ты хочешь отдохнуть пару недель, чтобы акклиматизироваться или предпочитаешь сразу начать работать со мной уже на этой неделе?

Лу доел последний кусочек нежнейшего мяса, желая еще, но не привык просить добавки. Его брат уловил это и, подхватив пустую миску, быстро наполнил ее снова. Лесли сел обратно, выжидательно глядя на него.

— Так как?

— Как твоя команда относится к тому, что я буду с ними работать? — глубокий и хрипловатый голос Лу заполнил тишину маленькой кухни. — Ты сказал, что с тобой сейчас работает несколько ребят, с которыми я когда-то ходил в школу.

— Мне плевать, что они думают. Это мой бизнес. Если их что-то не устраивает, пусть увольняются, — горячо проговорил Лесли.

— Начну, когда скажешь.

— Я плачу своим парням стандартную ставку сейчас и такую же буду платить тебе. Шестнадцать долларов пятьдесят центов в час. Все начинают с этой суммы. Я знаю, это не много, но через три месяца ты будешь получать…

— Лесли, последние восемь лет я зарабатывал ручным трудом по тридцать два цента в час. Меня устраивает твоя начальная ставка.

Огромный спектр эмоций промелькнул на лице его брата: сочувствие, возмущение, сострадание и еще несколько тех, которые Лу не удалось точно определить, поскольку он восемь лет не видел по отношению к себе ничего похожего.

— Прости, Ллевелин, мне жаль…

Лу резко поднялся, его грудь вздымалась от сдерживаемого гнева.

— Мне не нужны извинения, Лесли. Пойми это уже, наконец, — он взял свою миску и аккуратно поставил ее в раковину. — Пойду прогуляюсь немного, хорошо?

Лесли не поднял головы, только легкий кивок дал Лу понять, что тот его услышал. Он знал, что его брат не хотел ничего дурного, но сомневался, что сможет вытерпеть, если тот и дальше продолжит вести себя с ним, как с изнеженной девицей. Это была его жизнь. Лу принял это давным-давно. Ему не нужно было ни жалости, ни извинений.

Ллевелин поплотнее застегнул куртку, когда шел по тихой улице. Сумрак быстро сгущался и для ноября в Вирджинии определенно потребуется что-то намного теплее и тяжелее, чем та легкая ветровка, что сейчас была на нем. Еще один пункт, который следовало добавить к растущему списку необходимых ему вещей. У него было четыреста тридцать два доллара, эту сумму удалось насобирать, работая последние восемь лет в тюрьме. Некоторым это могло показаться крохами, Лу понимал, что большинство мужчин зарабатывают больше этой суммы всего за неделю, но он гордился этим.

Он шел по треснувшему тротуару, который вел из большого трейлерного парка, когда лавина воспоминаний о юности обрушилась на него. Воспоминания о том, как он бегал или ездил на велосипеде в школу. Мчался на футбольную тренировку. Играл в футбол ночью в свете фонарей. Поздние ночные прогулки с Моссом. Украденные поцелуи при лунном свете… Лу закрыл глаза и принял тот гнев, который наполнил его, он позволил ему вторгаться в разум, не пытаясь его контролировать. Он выучил, что злиться — это нормально, гневаться — это нормально, но он не позволит себе ненавидеть. Ненависть была токсичным ядом, который заставлял человека совершать отчаянные поступки. Он не ненавидел Мосса МакГрегора Шестого. Ни за то, что он жил дальше, ни за то, что он строил карьеру, ни за то, что его жизнь продолжалась так, будто Ллевелин Гарднер никогда в ней не существовал.

Он бесцельно бродил по улицам уже больше часа, когда пронизывающий писк сирены заставил его резко остановиться. Лу не спеша обернулся, сощурившись из-за яркого света, ослепившего его из патрульной машины шерифа.

— Достань руки из карманов, сейчас же!

Да чтоб меня. Заместитель Джемисон. Лу сомневался, что когда-либо сможет забыть этот голос… теперь это был звук чистой ненависти.

К сожалению, следовать подобным официальным приказам Ллевелину давно стало привычным. Он медленно вытащил руки из карманов, раздвинул толстые пальцы и ладонями от себя поднял руки до уровня плеч.

— Ну вы только посмотрите, какая грязная, мерзкая крыса снова вылезла наружу, — прорычал Джемисон. — Держи руки поднятыми.

Лу ничего не говорил, не спорил, заведя руки за голову, он просто наблюдал, как Джемисон подходит ближе. Волосы заместителя были короче и уже с заметной сединой. Лицо было гладко выбрито и, казалось, он неплохо держит себя в форме, чтобы соответствовать занимаемой должности. Но когда тот подошел вплотную, остановившись напротив, от Лу не укрылось, как заместитель Джемисон непроизвольно сглотнул, по-настоящему хорошо разглядев теперешние размеры Лу. Ллевелин продолжал смотреть на него в упор сверху-вниз и глаза Джемисона без сомнения сверкали гневом и злостью, но между ними на миг повисла мертвая тишина. После того, как Лу сцепил руки за головой, ветровка, которая была на нем, практически не скрывала огромных бицепсов.

— Не шевелись.

Джемисон обошел его и, порывшись в кармане, вытащил кошелек, который Лу одолжил у брата. Не найдя в нем ничего, кроме пары купюр, государственной карты Visa со всеми сбережениями Лу и просроченного удостоверения личности, он бросил его на землю. Грубая рука вновь залезла в задний карман. Бумаги об освобождении до сих пор были аккуратно сложены в одном из них. Джемисон извлек их и заглянул, подсвечивая себе фонариком.

— Ни хрена себе. Только сегодня вышел, хах? Думал, тебе дали десять лет.

Хорошее поведение, говнюк.

— Теперь они просто позволяют всякому сброду шататься по улицам, а мне разбирайся с гребаным насильником в своем городе, — Джемисон швырнул бумаги на землю, вновь обойдя его и встав лицом к лицу с Лу. — Почему ты ошиваешься возле школы, а? Тебе здесь нечего делать. Чувствуешь ностальгию, Гарднер?

Ллевелин продолжал держать рот плотно закрытым. Такие парни, как Джемисон любили злоупотреблять своим авторитетом и властью. Лу не подарит этому мудаку удовольствия видеть его ярость.

— Первым делом завтра утром я позвоню твоему офицеру по досрочному освобождению и сообщу, что застукал тебя ошивающимся здесь по улицам. Клянусь, если ты хотя бы неосторожно перейдешь дорогу, я засажу твою задницу снова, Гарднер. Я также хочу убедиться, что тебя внесли в список сексуальных преступников. Никто тебя здесь не возьмет на работу. Не знаю, зачем ты вообще вернулся.