Бледная тень ее мечтаний, но Рисн все равно выдавила улыбку.

– Спасибо. Я с радостью поучаствую в экспериментах.

Рушу деактивировала обручи и вернула их обратно в коробку вместе с другим снаряжением, в том числе несколькими серебристыми металлическими листами разной толщины.

– Алюминий, – пояснила она, когда Рисн заглянула внутрь. – Он блокирует общение по даль-перу, мы узнали об этом совсем недавно. Навани хочет, чтобы я поэкспериментировала с толщиной слоя и выяснила, в какой степени он влияет на то, как сопряженные рубины реагируют на естественные движения корабля. У меня даже есть немного фольги, чтобы... О, я, наверно, увлеклась техническими подробностями? Прошу прощения, со мной бывает.

Она глянула на Рисн, потом на Лопена. Тот сидел и потирал подбородок.

– Погоди, – сказал он. – Вернись-ка назад. Объясни мне кое-что.

– Лопен, – начала Рушу, – я думаю, что вряд ли смогу...

– Как дышат рыбы?

Рисн улыбнулась на раздражение Рушу. Рушу подумала, что это шутка, но Лопен, похоже, искренне заинтересовался, так как настоял на объяснении.

Рисн отвлеклась, когда Кстлед стремительно взбежал на шканцы и прошептал что-то капитану, которая болтала с дежурным рулевым. Рисн сосредоточила на них внимание – на взволнованном лице Кстледа, на том, как капитан тут же нахмурилась.

Не забудут ли поставить ее в известность, что бы там ни случилось? Капитан отдала приказ и начала спускаться по трапу. На полпути она глянула на Рисн и поняла, что та смотрит прямо на нее.

Раздраженная капитан вернулась.

– В чем дело? – с тревогой спросила Рисн. – Что случилось?

– Темное духозаклинание. И плохие приметы. Наверно, вам стоит взглянуть лично, ребск.

Струна, девушка-рогоедка, запустила руку в бочку с лависом: сквозь пальцы потекли крупные зерна. Показались черви: такого же цвета, что и зерно, на поверхности они извивались и раскручивались, а потом снова зарывались в лавис.

– Все бочки? – спросила Рисн.

– Все до единой, – подтвердил Кстлед и кивнул морякам открыть еще две.

– Я пошла достать припасы, – сказала рогоедка на алети с сильным акцентом. – И выяснила. Они... все в этих штуках.

Рисн обеспокоенно наблюдала, как моряки убеждаются в наличии червей в каждой бочке. Она давно собиралась поболтать со Струной, но та проводила все время на камбузе, помогая кормить команду. Рисн только укрепилась в своем изначальном предположении насчет того, что она служанка. Но Сияющие не относились к Струне как к служанке. Так кто же она и почему оказалась на борту?

– Зерно прокляли, – пробормотал Кстлед. – Темное духозаклинание, его принесли злые Стремления во время бури.

– Или, – сказала Рисн, пытаясь сохранять спокойствие, – мы просто купили партию со спящими личинками.

– Мы тщательно проверили, – возразил Кстлед. – Мы всегда проверяем. И посмотрите, первая бочка осталась от начальных припасов, которые мы взяли в Тайлене. Эта – из недавнего пополнения, а эту мы купили всего пару дней назад. Теперь во всех черви.

Рисн заметила, как двое матросов кивнули, забормотав о темном духозаклинании. Проблема не в червивом зерне – в дальних рейсах частенько приходится есть такое. Но вот то, что черви неожиданно появились после недавнего пополнения припасов и заразили все бочки? Это посчитают за примету.

Все эти тайленские суеверия уходили корнями в прошлое. Считалось, что Стремления изменили мир.

– Самопроизвольное зарождение жизни опровергали множество раз, старпом, – сказала Рисн Кстледу. – Это не из-за того, что на борт проник темный духозаклинатель.

– Может, это из-за места нашего назначения, – отозвался Кстлед. – Парни видят ужасные сны, полные предостережений, и их жуткое Стремление проявляется в приметах.

Остальные моряки снова кивнули. Бури, после этого, а еще после смерти корабельной питомицы за день до отплытия... что ж, сама Рисн почти поверила.

Нужно быстро поменять их настроение.

– Кстлед, кто из команды знает?

– Все, ребск, – ответил тот, глянув на рогоедку.

– Мои сожаления, – сказала Струна. – Я не знала, что эта штука была... она была плохой... Я спросила остальных...

– Знают – значит, знают. – Рисн повернулась к Никли. – В мою каюту, быстро.

Татуированный носильщик и его помощник быстро перенесли ее на верхнюю палубу. Да... Рисн легко представила, как удобно было бы с маленьким подъемником, работающим с помощью фабриаля.

У каюты ее поджидал Лопен.

– Что-то не так, ганча?

– Испорченные припасы, – пояснила Рисн. Никли держал ее кресло, пока помощник открывал дверь. – Этот вопрос нужно решить сейчас же.

– Могу слетать к одному из наших наблюдательных пунктов. – Лопен последовал за ней в каюту. – Сплету зерно с воздухом и доставлю на борт.

– Хорошее предложение, – сказала Рисн, пока Никли устраивал ее за столом. Она тут же принялась рыться в тетрадях на дне ящика. Чири-Чири вяло выглянула из своей коробки и беспокойно застрекотала. – Однако мне кажется, нам нужно другое решение.

Она вытащила нужную тетрадь и кивком отпустила Никли. Тот поклонился и встал с помощником у входа снаружи. Лопен задержался, подождав, пока щелкнет дверь. Рисн посмотрела на него. Он все время вел себя так расслабленно, его легко недооценить.

– Дело не только в том, что мало еды, ганча, – догадался Лопен.

– Какое проницательное наблюдение. – Рисн листала тетрадь. – В море одна из самых серьезных опасностей – потерять связь с командой.

– Как с той командой на корабле-призраке, которая потеряла связь со всеми...

– Я не имела в виду ничего столь трагического. Но если команда начнет думать, что я веду их на самоубийственное задание, ситуация резко ухудшится.

Парадокс морской жизни. Иногда хорошие, отлично обученные команды поднимают бунт. Об этом рассказывал бабск, и она прочитала кучу историй. Когда моряки проводят столько времени в океане, в изоляции, их эмоции подпитываются друг другом. То, что абсурдно в более светлые дни, начинает казаться разумным. Эмоции могут зажить собственной жизнью, как спрены, и хорошие команды вдруг становятся взбалмошными.

Лучшая защита в таких случаях – дисциплина и срочные меры. Рисн искала в тетради заметки об одной экспедиции, в которой побывала вместе со Встимом несколько лет назад. Тогда она была настоящей паршивкой, но по крайней мере паршивкой, которая записывала, как все ее раздражает.

«Вот», – подумала она, отыскав заметки. Экспедиция в глушь Хекси. Встим за сущие гроши купил червивое зерно в Триаксе, и Рисн решила, что он двинулся умом. Ну кто покупает зерно с червями?

Однако в этом поступке Встима, как и в любом другом, заключался недвусмысленный урок. Как он время от времени вдалбливал в нее, смысл торговли не только в том, чтобы покупать и продавать товары. Смысл в том, чтобы найти неудовлетворенную потребность. Это своего рода духозаклинание: берешь всякий хлам и превращаешь его в ярчайшие самосветы. Он заставил сделать список мест...

– Приведи ко мне капитана, – рассеянно сказала Рисн, разворачивая одну из карт.

Только когда Лопен ушел, она осознала, что отдала приказ Сияющему рыцарю. Не оскорбится ли? Но когда Лопен вернулся с Дрлвэн, он не выглядел ни капельки оскорбленным, просто любопытным – заглянул через ее плечо на карту.

– Ребск? – позвала капитан.

– Нам нужно сделать небольшой крюк. – Рисн указала на карту.

Рисн позаботилась о том, чтобы вся команда собралась на палубе, когда она пригласила на борт кочевников хекси. Это был тихий, не интересующийся мировой политикой народ. Они заплетали волосы в косы и слегка пахли животными, которых считали священными. Их жрецы не ели мясо, поскольку дали соответствующую клятву, но личинки и насекомые у них считались растениями, а не животными.

Это было одно из шести племен в списке, которым можно продать червивое зерно. Чтобы начать торговлю, Рисн зачитала фразы, которые заставил записать Встим. Кочевники перебрали бочки и удостоверились в качестве: почти не съеденное червями зерно, а сами черви толстые и мясистые.