Чем более сильной является причинная связь, упоминаемая в целевом обосновании, то есть чем эффективнее то средство, которое предлагается для достижения обозначенной цели, тем более убедительным кажется целевое обоснование.
Средство, указываемое в целевом обосновании, может не быть оценочно нейтральным (безразличным). Если оно все-таки приемлемо для аудитории, целевое обоснование будет представляться ей убедительным. Но если средство сомнительно, встает вопрос о сопоставлении наносимого им ущерба с теми преимуществами, которые способна принести реализация цели.
Следует еще раз подчеркнуть, что целевое обоснование является индуктивным рассуждением. Если даже используемая в нем причинная связь является сильной, предлагаемое средство — приемлемым, а поставленная цель — существенной, заключение целевого обоснования представляет собой проблематичное утверждение, нуждающееся в дальнейшем обосновании.
5. Теоретическое обоснование оценок
Теоретическая аргументация в поддержку оценочных утверждений, в том числе норм, во многом параллельна теоретическому обоснованию описательных утверждений: почти все способы аргументации, применимые к описаниям, могут использоваться также для обоснования оценок.
Исключение составляет анализ утверждения с точки зрения возможности эмпирического его подтверждения и опровержения. От оценок нельзя требовать, чтобы они допускали принципиальную возможность опровержения эмпирическими данными и предполагали определенные процедуры своего подтверждения такими данными. Вместе с тем можно предполагать, что от оценок следует ожидать принципиальной возможности квазиэмпирического подтверждения и опровержения.
Способы теоретической аргументации в поддержку оценок включают дедуктивное обоснование, системную аргументацию (в частности внутреннюю перестройку теории), демонстрацию совместимости обосновываемой оценки с другими принятыми оценками и соответствие ее определенным общим оценочным принципам, методологическое обоснование и др.
Дедуктивное обоснование оценок — это выведение обосновываемого оценочного утверждения из иных, ранее принятых оценок.
Если выдвинутую оценку удается логически вывести из каких-то других оценок, это означает, что она приемлема в той же мере, что и данные оценки.
Допустим кто-то, малознающий о Наполеоне, сомневается в том, что Наполеон должен был быть мужественным. Чтобы доказать это, можно сослаться на то, что Наполеон был солдатом, а каждый солдат должен быть, как известно, мужественным. Заключение «Наполеон должен был быть мужественным» будет выведено из посылок «Всякий солдат должен быть мужественным» и «Наполеон был солдатом». Заключение окажется приемлемым в той же мере, в какой являются приемлемыми посылки. Оценочное заключение будет логически следовать из посылок, одна из которых является оценкой, а вторая — описательным утверждением.
Другой, чуть более сложный пример. Положим кто-то, незнакомый с существующими обычаями коммуникации, в общении с окружающими склонен постоянно отклоняться от темы, говорит длинно, неясно и непоследовательно. Для того, чтобы убедить его изменить свою манеру общения, мы можем сослаться на общий «принцип кооперации», заключающийся в требовании делать вклад в речевое общение соответствующим принятой цели и направлению разговора. Этот принцип включает, в частности, максиму релевантности, запрещающую отклоняться от темы, и максиму манеры, требующую говорить ясно, коротко и последовательно. Ссылка на эти максимы будет представлять собой дедуктивное обоснование рассматриваемого требования. Полная формулировка соответствующего дедуктивного умозаключения может иметь следующий вид:
Должно быть так, что если вы стремитесь соблюдать принцип кооперации, вы не отклоняетесь в разговоре от темы и говорите достаточно ясно, кратко и последовательно.
Вы должны соблюдать принцип кооперации.
Следовательно, вы должны не отклоняться в разговоре от темы, говорить достаточно ясно, кратко и последовательно.
Обе посылки этого рассуждения являются оценками, заключение также представляет собой оценочное утверждение.
Дедуктивное рассуждение только в редких случаях формулируется так, чтобы явно указывались все посылки и вытекающее из них заключение. Обычно оно носит сокращенный характер. Опускается все, что без особого труда может быть восстановлено из контекста. Не выявляется сколь-нибудь наглядно и та общая логическая схема, или структура, которая лежит в основе рассуждения и делает его дедукцией.
Вот пример обычного дедуктивного рассуждения, в котором многое не высказывается явно, а только подразумевается, и логическая структура которого не вполне ясна и нуждается в реконструкции. «Всякое зло, — пишет И.Эриугена, — есть или грех, или наказание за грех. И тогда как разум не допускает, чтобы Бог предвидел то и другое, кто решится утверждать, что Он предопределяет подобное, если только не толковать это в противоположном смысле? Что же? Вообразимо ли, чтобы Бог, который один есть истинное бытие и Которым сотворено все сущее в той мере, в какой оно существует, провидел или предопределял то, что не есть Он и не происходит от Него, ибо оно — ничто? (...) Зло есть лишь ущербность добра, а добро есть либо Бог, Который ущербу не подвержен, либо происходящее от Бога и подверженное ущербу, ущерб же имеет целью лишь уничтожение добра — и кто усомнится, что зло есть нечто стремящееся к истреблению добра? Поэтому зло — не Бог и не происходит от Бога. Следовательно, Бог не создавал зла, не провидит и не предопределяет его»[267]. Эриугена стремится доказать, что в мире нет зла, как такового, а есть лишь добро, которое может быть иногда ущербным. Эта идея выводится из утверждений, характеризующих природу Бога. Бог наделяется тремя главнейшими атрибутами: всезнанием, всемогуществом и всеблагостью, а также функциями творца, хранителя и распорядителя всего сущего. При таком понимании Бога все сотворенное оказывается добром.
Еще один пример обычной дедукции принадлежит Боэцию и связан по своему содержанию с предыдущим. Боэций намерен строить свои доказательства по образцу математических: «Итак, как делают обычно в математике, да и в других науках, я предлагаю вначале разграничения и правила, которыми буду руководствоваться во всем дальнейшем рассуждении»[268]. В числе исходных девяти посылок, можно сказать, аксиом, принимаемых Боэцием, утверждения: «Для всякого простого его бытие и то, что оно есть, — одно», «Для всего сложного бытие и само оно — разные [вещи]» и т.п. Дальнейшие рассуждения должны быть дедукцией из аксиом. «Выходит, — пишет Боэций, — что [существующие вещи] могут быть благими постольку, поскольку существуют, не будучи при этом подобными первому благу; ибо само бытие вещей благо не потому, что они существуют каким бы то ни было образом, а потому, что само бытие вещей возможно лишь тогда, когда оно проистекает из первого бытия, то есть из блага. Вот поэтому-то само бытие благо, хотя и не подобно тому [благу], от которого происходит»[269]. Предполагаемые посылки этого рассуждения — те же, что и в рассуждении Эриугены.
Эти два примера показывают, что средневековые философы явно переоценивали значение доказательства как способа обоснования. Заключение дедуктивного рассуждения является обоснованным только в той мере, в какой обоснованны посылки, из которых оно выводится.
И наконец, еще один пример, взятый из современной литературы. Ю.Бохеньский считает, что философия диалектического материализма соединяет вместе идеи Аристотеля и Гегеля. Следствия такого соединения взаимоисключающих положений подчас обескураживают. «Одно из них — так называемая проблема Спартака. Ведь Спартак руководил революцией в тот период, когда класс рабовладельцев был, согласно марксизму, классом прогрессивным, а следовательно, революция не имела никаких шансов на успех и — с точки зрения морали — была преступлением, ибо противоречила интересам прогрессивного класса. Это вытекает из позиции Гегеля, а значит, и диалектического материализма. Но одновременно Спартак превозносится как герой. Почему? Потому, что уничтожение любой эксплуатации, совсем по-аристотелевски, считается абсолютной ценностью, стоящей над эпохами и классами. Здесь нужно выбирать — либо одно, либо другое; тот же, кто одновременно принимает оба эти положения, впадает в суеверие»[270]. Полная формулировка двух умозаключений, заключения которых несовместимы, может быть такой:
Всякое действие, противоречащее интересам исторически прогрессивного класса, является отрицательно ценным.
Революция Спартака противоречила интересам исторически прогрессивного класса.
Следовательно, революция Спартака была отрицательно ценной.
Всякое действие, направленное на уничтожение эксплуатации, является положительно ценным.
Революция Спартака была направлена на уничтожение эксплуатации.
Значит, революция Спартака была положительно ценной.
Только в редких случаях умозаключения, в которых из одних оценок выводятся другие, имеют такую полную и ясную структуру, как в этом примере.
