Что же дальше? Конечно, я не ожидал, что придется кормить сразу троих взрослых эльфов, одним из которых был я. И плюсом к нам еще и Андрей, который тоже любитель пожевать. Хотя, утром мы все любители, если подумать. Сказать, что Машка меня удивил – ничего не сказать. Не ожидал, что он притащит к Андрею своего сородича, причем так, сходу. Конечно, я слышал, что он вчера сказал леди Рим-Доль, но по недомыслию не придал в первый момент значения. Зря, как оказалось.

Но, что ценно, Андрей не упал в грязь лицом. И, судя по довольным лицам всех участников этой с позволения сказать, групповой терапии, к какому-то общему знаменателю они все же пришли. Мне бы радоваться, но на этот раз хватило одного только взгляда, чтобы заметить – Андрей устал. И это несмотря на то, что мы с ним меньше двух часов назад проснулись. Судя по всему, такие терапии из него все силы выжимают. Плохо. Я ведь теперь трезво понимаю, что от него теперь не отстанут. Что колокольчики, что другие. Да и я уже не планирую выпускать его из своего поля зрения. Но об этом пока лучше даже не думать. Подумаю, когда найду способ продлить его жизнь и когда сумею убедить этого упрямца поддержать меня в этом стремлении. Вот когда у нас с ним будет запас лет, тогда я вспомню все то, что наговорил ему вчера поздно ночью, уже почти утром. Все-все вспомню.

Улыбаюсь собственным мыслям. Андрей утопал провожать эльфов, которых, я теперь точно знаю, за глаза частенько называет ушастиками. Нет, я в чем-то с ним согласен, такие выдающиеся уши для их мира, конечно, нонсенс. Но ведь ребята тоже не железные, могут и обидеться. Правильно делает, что в лицо не говорит. Хоть в плане деликатности у него иногда тормоза срабатывают. А то, как вспомню, как он брал огонь на себя, когда коммандос чуть к открытому боевому столкновению не перешли, так вздрогну. И никаких преувеличений.

Из прихожей доносится голос Андрея. У меня достаточно чуткий слух, чтобы уловить в его интонациях усталость, но в тоже время я слышу в нем желание пошутить. Мне нравится идея с этой шуткой. Он думает, что я не умею того, о чем он так ненавязчиво просит? Зря-зря. Очень даже умею. Улыбаюсь, составляя в раковину последнюю тарелку, и опускаюсь до маленького подкупа, говорю, что сделаю ему массаж головы, если он так хочет, но только тогда, когда он помоет посуду.

Андрей с кислой миной на лице возвращается ко мне. Смотрит, как я демонстративно усаживаюсь за освобожденный от тарелок стол, кривится, но послушно отходит к раковине. Такими темпами я его быстро выдрессирую. Не то чтобы мне так уж принципиальна эта посуда, но если ему хочется получить для себя что-то приятное, пусть будет морально готов к эквивалентному обмену.

Наблюдая за тем, как споро он убирает в верхний шкаф одну чистую тарелку за другой, задумчиво роняю, не испытывая и десятой доли того интереса, который пытаюсь изобразить.

– И что там у них случилось? – не думаю, что что-то серьезное. Наверное, Машка этого парня, которого Андрей Марфой прозвал, с кем-нибудь не поделил, вот и привел, чтобы помириться или еще что-то в это роде. Но то, что говорит после непродолжительной паузы Андрей, ставит меня в тупик. Это как?

– Марфу хотят женить на Инге, – начал он слегка рассеянно, убрал очередную помытую им тарелку в шкаф и продолжил, взявшись за грязные вилки, – Он не то чтобы не хочет. Девушка, как я понял, она вполне ничего себе. Но отмороженная на всю голову. Не то, что наша Иля. Вот он в панике и кинулся искать себе отдушину. Выбрал Машку. Машка, понятное дело, такой подход сородича к личной жизни не оценил. К тому же, у него самого там что-то неладно в браке, вот он и решил по доброте душевной их обоих сдать мне на опыты.

– Стоп-стоп-стоп… кого сдать? Кому сдать? Что ты собрался делать с двумя темными?

– Как что? – Андрей обернулся ко мне и вдруг весело подмигнул. – Любовь и взаимопонимание между ними налаживать. Своими прямыми обязанностями, между прочим. Как я понял, бабы их так и норовят даже в постели командовать. А какому мужику это понравится? Так они терпят, дожидаются полного совершеннолетия и линяют к таким же, как они мужикам. Никогда бы не подумал. У нас, конечно, совсем не так. Но и матриархат у нас в последний раз был замечен в дремучей древности. Так что, мне, конечно, не понять, но исправить такое положение вещей хотя бы для этих двоих я могу попробовать.

– Ты ненормальный, – резюмировал я, с трудом продравшись через его путаные объяснения.

Странно, обычно Андрей изъясняется куда как понятнее. Неожиданно испугавшись за него, я встал со стула и подошел к нему со спины. Андрей в этот момент как раз задвигал ящик, в который убрал вилки и два ножа. Почему два? Да потому что я заставил Алого помогать мне чистить картошку. И горжусь этим. А то наш светлый белоручка в тот момент воззрился на меня так, словно в первый раз в жизни в глаза клубень и маленький нож для его очистки увидел.

– Ага, – подозрительно вяло отозвался Андрей, слабо улыбаясь, – есть такое дело. Просто я… Ир? – он, наконец, заметил, что я стою вплотную к нему, и бросил на меня через плечо изумленный взгляд. – Что-то не так?

– Со мной все так, а с тобой? – внутренне все больше паникуя, уточнил я.

Он закрыл глаза. На мгновение, но все же. И неожиданно покладисто признался, а то я уже начал размышлять о том, какими правдами и неправдами вытягивать из него всю подноготную.

– Просто устал, словно всю ночь мешки ворочал. Да и Машка с этой их темноэльфийской несчастной любовью…

– Жалеешь их?

– Сочувствую, – в его голосе прорезалась мягкость. Таким тоном учитель поправляет нерадивого ученика. В другой раз я, возможно, и обиделся бы, но в этот неожиданно для себя самого улыбнулся. И поспешил сменить тему. – Кстати, ты еще не видел форму, которую мы с Лией для ребят сотворили.

Улыбка Андрея стала шире, и он рывком повернулся ко мне лицом.

– Вот на поле и увижу.

– Понравилось поле-то? – намекая, что сегодня утром он уже видел наш полигон преображенным, спросил я.

– Что, тоже лапку приложил, чтобы оно стало настолько похожим на полноценный стадион?

– Ты еще спрашиваешь? – фыркнув, беру его за руку. Но не просто так. Хочу убедиться, что его нынешнее состояние и, правда, в пределах нормы. Ладонь у него теплая, глаза смотрят с улыбкой, но внутри, где-то глубоко-глубоко что-то спрятано. Вот с этим мне бы хотелось познакомиться поподробнее, но давить на нашего горе психолога я не хочу. Додавился уже. Надолго теперь хватит. Как вспомню вчерашние признания про их истинный возраст… все леденеет внутри.

– Ты, кажется, массаж хотел, – напоминаю, стараясь, чтобы улыбка в этот момент выглядела лукавой. Я ведь мерцающий, играть не только внешностью, но и чувствами – наша высшая прерогатива. Конечно, Андрей не видит подвоха. Куда ему.

Он возвращает улыбку. С сомнением тянет, что массаж-то он хотел, только не уверен в квалификации массажиста. Скалимся, как два дурака. Мне не жалко, как ни странно. А его на всякие дурачества никогда не приходится уговаривать.

Отвожу его в спальню. Вообще, в квартире Андрея эта комната у меня самая любимая. Не знаю, почему. Возможно, потому что я в ней бываю чаще, чем в остальных. Хотя, есть у меня такое подозрение, что все дело в том, что только её во всем его доме я могу назвать нашей. Да-да, могу позволить себе такую роскошь, или я не прав?

Вздох вырывается помимо воли. Но Андрей куда больше поглощен сейчас своими собственными мыслями, чем окружающим его миром. Зря. Не люблю, когда обо мне забывают. И если пренебрежение со стороны других я еще как-то могу стерпеть, то от него я это терпеть не намерен.

Усаживаю Андрея на нашу с ним незаселенную постель, забираюсь на кровать с ногами и устраиваюсь на коленях позади него. Андрей пытается пригнуть голову, но я ему не даю. Обхватываю его лоб одной рукой, и заставляю запрокинуть. Мы встречаемся взглядами. Для него я сейчас вверх тормашками. Это очевидно и отчего-то смешно. Улыбаюсь. Тихо, почти с ласкою, прошу его закрыть глаза. Он подчиняется. Видя такую его покладистость, не удержавшись, склонюсь ниже и шепчу ему на ухо: