Сразу оговорюсь, прежде чем отправится на поиски завхоза и его места обиталища, я решил подстраховаться. Сбегал к себе, пересыпал в мешочек из вазочки на столе любимые конфеты 'Ласточка' и 'Птичье молоко', рассудив, что джинны – они дети востока, а там, вроде как, любят все сладкое. Так что в гости к завхозу я топал во всеоружии. Заодно и проверил котяток. Черный уже каким-то чудом забрался на Иркин стул и дрых там, судя по всему, продемонстрировав чудеса прыгучести. Серенькая играла с собственным хвостом на обитой мягкой тканью подставке возле первого яруса кошачьего дома. В общем, котята были заняты сами собой и в моем обществе, как большинство нормальных кошек, не особо нуждались.

В общем, я не очень ошибся насчет детей. А знаки на двери были правильны, зря я пока топтался перед ней, не проникся и не поостерегся. В общем, глубокоуважаемый джин был дома, а дом его был пещерой Али-Бабы. Это как в фильмах про Индиану Джонса или любые другие, в которых фигурирует огромная пещера, доверху забитая всевозможными сокровищами. Именно в такую пещеру попал я. И, разумеется, как любой современный человек, растерялся. Во-первых, мне сначала показалось, что глаза меня обманывают. Никогда не был суеверен, но в этот раз не постеснялся себя на всякий случай ущипнуть. Собственно, именно в этот интимный момент на меня и накинулся джинн.

– Кто такой? Что, жить надоело? – пробасил здоровенный мужик, соткавшийся прямо из воздуха. Что примечательно, полностью соткавшийся, ноги у него были, а не неясный шлейф то ли сыпучего песка, то ли тумана, как принято у нас изображать джиннов. Шаровары, туфли с восточными загнутыми острыми носами, чалма на голове, смуглая кожа, литые мышцы рук, которые он держал скрещенными на обнаженной безволосой груди, короткий жилет и красный кушак, на котором, собственно, и держались те шаровары. Я тут с ними скоро себя ущербным чувствовать начну. Что у них мужики-то все такие громадные! Но подлинным культурным шоком на широком лице джинна для меня стали типичные казацкие рыжие усы. Сразу закралось подозрение, что у него под чалмой по-казацки выбритый череп с хохлом на макушке. Я улыбнулся помимо воли, хотя все же не мешало бы как-нибудь разрядить обстановку, но ответить не успел.

– Папа! Папа! – раздалось откуда-то из-за груды сокровищ, и к нам выскочил постреленок лет пяти на вид. Детей не люблю, но давно усвоил, лучше быть с малышами приветливым, а то еще неизвестно, чем все может закончиться. Дети они как кошки, если ты на них ноль внимания, делают все, чтобы это внимание заполучить, могут и когти выпустить, могут и укусить, но, если ты с ними полюбовно, то как-то договориться всегда можно, каким бы ребенок не был. Поэтому я улыбнулся и, вспоминая навыки, отточенные на сынишке Павлика – друга детства, и Алены – бывшей девушки, которая потом от меня к нему ушла, широко улыбнулся и вопросил:

– А кто это у нас тут?

Постреленок подскочил к папочке и спрятался за его широким бедром. Я поднял глаза на отца семейства.

– Не хочу обидеть, но девочка или мальчик?

– Девочка, – куда приветливее пробасил тот и даже соизволил криво улыбнуться в ответ. – У нас, джиннов, первые годы пол по внешности определить сложно.

– Тогда я правильно сделал, что не с пустыми руками пришел, – объявил я и вытянул вперед руку с мешочком конфет, – Сладости, – сказал я.

Джинн критически осмотрел мой целлофановый пакетик с конфетами в пестрых бумажных обертках. И полюбопытствовал:

– А из какого мира?

– С Земли.

– А! – воскликнул он и стукнул правым кулаком по левой ладони. – Психолог, значит?

– Он самый.

– Ваши до меня еще ни разу не доходили. Все записочки через ректора передавать пытались, – сообщил он мне, протянул руку, чтобы взять конфеты, но не успел.

Его дочка ловко выпрыгнула из-за папочки и выхватила мешочек прямо у меня из рук.

– Ах, ты! – взвыл джинн, ребенок кинулся наутек, но неожиданно замер, когда услышал мои слова:

– Жалко, я думал, ты хорошая девочка, а ты жадина.

– Я не жадина! – возмущенно воскликнула она.

– Жадина-жадина.

– Не жадина! – снова крикнула маленькая джинния и махнула от досады в мою сторону рукой. Крестик на груди нагрелся. Это какая же в ней силища, что она так сходу мой артефакт заполнила? Но испугаться я не успел. Ребенок спохватился, кинулся ко мне, бросив мешок с конфетами на груду золотых монет и с глазами, полными слез, прошептал, заглядывая снизу мне в глаза.

– Не умирай!

Я фыркнул и, не долго думая, подхватил девочку на руки. Джинн, изумленно взирающий на меня, даже пикнуть не успел.

– С чего бы мне умирать?

– Потому что я плохая девочка, – тихо поведала мне джинния.

– Почему? Жадная, да, но не плохая.

– Я не жадная, – забыв о том, что собиралась плакать, запротестовала она.

– А кто хотел все конфеты съесть и с нами с папой не поделиться?

Ребенок пристыжено засопел, и я с чистой совестью сдал дитятко с рук на руки отцу.

– У меня жена сейчас в общежитие умчалась, опять там что-то светлые с темными не поделили, разворотили полстены, вот она восстанавливает, а я тут за Имирой приглядываю.

– Ясно, – кивнул я, подобрал конфеты, вытащил одну. Развернул и протянул девочке, предварительно глянув на старшего джнина, тот благосклонно кивнул. Имира тут же принялась сосредоточенно жевать, и была спущена на пол.

– Андрей, – представился я.

Джинн недоуменно уставился на протянутую в его сторону руку.

– Нужно пожать и назвать имя, – с улыбкой пояснил я.

Джинн исполнил. Пожал крепко и представился Фаридом. Его усы, честно признаюсь, не давали мне покоя, а спросить напрямую я постеснялся. А завхоз сразу перешел к делу, пока я скармливал его дочке вторую конфету. Доев первую, Имира подошла ко мне и подергала за штанину.

– Чего хотел-то, раз сунуться не побоялся?

– Уюта, – объявил я и принялся озираться, краем глаза наблюдая за тем, как пристально следит за мной джинн. Похоже, он всерьез думает, что я его сейчас по-тихому попытаюсь ограбить. Я что, дурак? Не, золото в монетах и камни-самоцветы – это, конечно, здорово, но грабить джинна – это надо еще додуматься. Я почесал в затылке и честно сказал. – Сесть бы, но что-то я у тебя тут стульев не вижу.

– А! – воскликнул джинн, – Так ты стул искал! – шагнул ко мне и дружески хлопнул по плечу. Честно скажу, пошатнулся. Рука у него была тяжелая.

А Фарид щелкнул пальцами и возле нас мгновенно материализовались два стула.

– Какой сервис, – восхитился я.

– А ты думал, – горделиво откликнулся джинн. – Давай излагай, что тебе там понадобилось.

– Постой, – до меня, наконец, дотекло, – Ты их не создал, – я указал на стулья, – Ты их просто откуда-то призвал, так?

– Так, – самодовольно улыбаясь, подтвердил мою догадку развалившийся на стуле джинн. К нему на колени попыталась забраться дочка, которой я отдал весь пакет, решив, что теперь она и сама сообразит, как вынимать конфеты из обертки. Он весело подхватил её на руки, а Имира задорно рассмеялась.

Я продолжил соображать.

– Поэтому ты и работаешь завхозом. Когда надо, вызывают тебя, ты приходишь и устанавливаешь все, что нужно.

– При условии, что это есть в наличии, – напомнил он.

Я кивнул.

– Тогда чего мы сидим? Пошли ко мне в классную комнату.

– Постой, так ты не для себя, а для класса пришел что-то просить? – удивился он.

– Ну да. Он у меня лысый, как не знаю что. А хочется уюта, чтобы ребятам было не стыдно самим туда после занятий приходить и друзей приводить, если захочется.

– Да? – протянул джинн, явно заинтересовавшись в такой перспективе, – А что у тебя за детки? Раньше психологам колокольчиков давали.

– Они и есть.

– И они у тебя просто так приходить в класс будут? Не смеши мои подштанники!

– И не смешу, – покровительственно улыбнулся я джинну. – Они у меня сейчас активно идут по пути примирения. Там и до дружбы не далеко.

– Не верю.