И я на всякий случай спрашиваю:

- А как связано дело Стрелкова с делом Гитермана?

- Да никак,- отвечает Устинов.- Его имя и не всплывало...

- Спрашивали нас о Гитермане,- откликается Воробьев, и все с удивлением посмотрели на него: как видно, никто об этом раньше не слышал.- В том же году, осенью, когда строились гостиница и обще житие, мы с Петровичем приезжали в Мурманск. Кто- то сообщил, что мы там, и нас вызвали в ОБХСС. Они спрашивали у Стрелкова, давал ли он Гитерману наличными тысячу рублей за проект зверобойной базы? Проект этот делали три человека, делали быстро, и мы платили им не по перечислению, а наличными, каждому по пять тысяч. Они к нам сами за деньгами приезжали и получали в кассе колхоза... А Гитерману, конечно, никто ничего не платил, так мы и сказали...

Тысяча рублей? Это что - предел фантазий мурманских следователей? Ту же самую тысячу рублей они пытались "оформить" меккеровской взяткой, еще от кого-то навязывали Гитерману эту тысячу... Можно было быть и поизобретательнее! Но за что - надо спрашивать у самого Стрелкова.

Воробьев выяснил, что Стрелков сейчас гостит у дочери в Ленинграде. Он достал мне номер ее телефона, и тут же я отправляю Петровичу телеграмму с просьбой дождаться моего приезда на обратном пути из Мурманска. Что ж, здесь мы сделали все, что было в наших силах. Теперь надо надеяться, что циклон уйдет в положенные ему сроки, небо очистится, установится летная погода и можно будет двинуться в обратный путь. В Мурманске мне еще предстоит много работы, и теперь я все больше склонен думать, что и дела остальных председателей не так просты, как пытаются их представить, и связаны с делом Гитермана куда более тесно, чем то кажется со стороны.

Наш газик мчится по обледенелой дороге, рискованно беря крутые повороты, стремительно перебирая двумя пучками лучей стволы заснеженных елей и сосен. Временами мы попадаем в полосу густого тумана, конусы света упираются в белое молоко прямо перед нами, и тогда мы тащимся еле-еле, поминутно опасаясь соскользнуть с полотна в невидимый рядом кювет. Четыре часа утра - или, точнее сказать, ночи? В машине сонное молчание, все пытаются хоть немного доспать в пути. Мне все равно не заснуть, и, вжавшись в полушубок, стиснутый своими соседями, я перебираю в памяти события минувшего дня и думаю, как вовремя Шитареву понадобилось ехать в Мурманск на заседание облисполкома. Если бы не он - сидеть нам в Умбе или добираться в Мурманск кружным путем, на поезде, через Кандалакшу.

Это его заслуга, что в Чапоме мы пробыли только четыре дня, а не застряли на неделю или на две. Все эти дни председатель райисполкома "держал руку на пульсе" погоды и местного авиаотряда, регулярно оповещая нас по телефону об обстановке. В первую же ночь по приезде в Чапому погода резко переменилась. Мокрый снег перешел в дождь, очередной трехдневный циклон накрыл мокрой губкой Терский берег, дождь смыл начисто остатки снега, земля раскисла, потом все окутал туман, море стихло, и наступила томительная неизвестность. И лишь только краешек тумана начал отрываться от земли, на восток из Умбы пошел самолет, забирая по селам засидевшихся пассажиров. Вовремя! Когда мы подлетали к Умбе, райцентр был уже снова накрыт плотным одеялом тумана и самолет цеплял колесами шасси за верхушки елок, разыскивая невидимую сверху посадочную площадку.

Тут-то мы и узнали от Шитарева, что ночью он едет в Мурманск.

Оставался вечер, точнее, два с половиной часа до конца рабочего дня, которые я мог потратить на знакомство со следственными материалами дела Стрелкова. Шитарев все устроил. Три тома следственного дела ждали меня в кабинете судьи, Аллы Ивановны Тетерятник - красивой, еще сравнительно молодой женщины, довольно успешно скрывавшей некоторую нервозность поведения.

Я думал увидеть тоненькую папку с показаниями свидетелей и самого Стрелкова. Однако на столе передо мной лежало три неохватных тома, содержащих более тысячи листов,- акты экспертизы, протоколы допросов, очных ставок, бесчисленного количества различных запросов и ответов, а также справок: из сберкасс по проверке личных счетов привлекаемых, из медвытрезвителей - не были ли они там ненароком, из пароходства, с места службы... Сколько на это ушло государственных средств, времени, человеческих нервов, неприятностей у людей - авансом! - по службе?! И все для того, чтобы уличить председателя колхоза в том, чего он не делал! Листая тома, я понимал, что ни двух с половиной, ни даже двадцати часов мне не хватит, чтобы внимательно прочитать все материалы, собранные в этих "кирпичах". Да и надо ли? Ведь я уже знаю итог - итог, который сформулировала вот эта сидящая передо мной женщина, изредка, как я отмечаю боковым зрением, вглядывающаяся в ту страницу, на которой я останавливаюсь дольше других. И я знаю всю неправду этого итога, опираясь не только на человеческий суд чапомлян, но и на букву закона, которой она решила пренебречь в силу каких-то неизвестных мне причин. Если бы я писал роман о суде над Стрелковым - другое дело. Здесь был собран весь необходимый материал для романиста - садись и пиши! Но роман писать я не собирался. Мне надо было определить вехи событий, которые помогли бы понять, как развивалось дело Стрелкова и почему оно пришло к такому странному финалу.

Все это здесь было. Донос ревизора, или, как это обычно называется, "сигнал", по-видимому, долгое время лежал без внимания за явной нелепицей. Искать его здесь было бесполезно: "сигналы бдительности" в виде таких доносов и анонимок, на основе которых возбуждаются подобные дела, как и имена их авторов, никогда не попадают в материалы следствия. 28.11.1984 г. старший следователь Терского РОВД В.Ф. Голубенко, ознакомившись с фактами, вполне разумно писал в своем заключении, что "работа была выполнена в полном объеме и деньги за нее выплачены, в связи с чем нет оснований усматривать в действиях ремонтников хищения общественного имущества, т. к. ущерб колхозу не причинен". Вторично следствие было возбуждено 25.V. 1984 г. Новых данных, как видно, не нашлось, поэтому 27.VII.1984 г. прокурор Терского района Б.Л. Титов подписывает постановление о прекращении уголовного дела с передачей его в товарищеский суд. Об этом было доложено им в Мурманск, где, как видно, поначалу были с таким решением согласны. Но осенью 1984 г. что-то произошло. И 10.X.1984 г. заместитель начальника следственного отдела М.А. Баронин возвращает дело на доследование по утверждению прокурора Мурманской области В.Л. Клочкова с многозначительным указанием, что "расследование по делу Стрелкова А.П. находится на личном контроле у Генерального Прокурора СССР".

Шутка? Издевка? Но над кем? Кто поставил на контроль Генеральному Прокурору СССР высосанное из пальца дело? Дело, в котором не было и не могло быть состава преступления, даже если бы оказалось, что Стрелков превысил свои полномочия. С подачи из Мурманска? Или с попустительства канцелярии и помощников Генерального Прокурора? Может быть, ему больше нечем было заниматься осенью 1984 г.? Не было у нас никаких преступлений, все дела оказались раскрыты, все преступники пойманы и надо изобличать чапомского председателя, что он "действовал из карьеристских соображений", хотя и не нанес ущерба колхозу?! Чушь какая-то!

Действительно, даже следователь СО УВД Мурманской области В.В. Маланин, которому с такой грозной и многообещающей резолюцией было передано злосчастное дело, уже через месяц, 15.XI. 1984 г., предложил "производство прекратить за отсутствием состава преступления"!

И вот здесь на сцену появляется человек, благодаря которому дело чапомского председателя приобретает нужную мощь и звучание. Не человек - следователь по особо важным делам следственного отдела прокуратуры Мурманской области, юрист I класса Р.А. Нагимов. В постановлении о привлечении Стрелкова в качестве обвиняемого он показал всю его изворотливость и злодейство: "...однако он (Стрелков.- А. Н.) вместо того, чтобы принять надлежащие меры к организации ремонтных работ, с целью показать перед руководством РКС свою "предприимчивость" и "деловитость", т. е. из карьеристских побуждений (Вот откуда это в приговоре! - А. Н.), решил обеспечить проведение ремонта в сжатые сроки путем незаконной выплаты денежных средств ремонтной группе..." Довольно! Дальше все идет в нарастающем темпе, и я не знаю, что делать - смеяться или плакать, читая такое извращение фактов, такое изуверское истолкование человеческих побуждений. Не знаю, потому что это страшно, а страшно - потому что не бес-, а противочеловечно.