И с этого момента события развиваются стремительно и совсем по другому плану, чем я себе представлял.
7.
С Коваленко мы встречаемся не в Белокаменке, а в Мурманске. Он заезжает за мной в гостиницу, так что в "Северную звезду" едем вместе и обо всем можем поговорить в дороге. Коваленко мало изменился, может быть, только чуть погрузнел, и, невольно сопоставляя его с Гитерманом, я думаю, что эта нездоровая полнота появилась и от подорванного сердца, и от тех семи с половиной месяцев, которые ему пришлось просидеть. Но взгляд у него прежний, с прищуром, а наивный и в то же время хитроватый вид человека "себе на уме" удивительным образом не соответствует прямому и открытому характеру.
- Видишь, в тюрьме даже пополнел, теперь стараюсь меньше есть,- шутит он, отмахиваясь от моих вопросов.- Не хочу об этом вспоминать! Прошло - и слава богу... Это все мои мужики - писали, стучались во все двери, с флотов радиограммы шли... Я ведь этого ничего не знал, совсем от жизни колхоза был отрезан. Только радио слушаешь и прикидываешь: там Тимченко помянули, там Несветов с кем-то на съезд колхозных рыбаков поехал... Елки-палки, а мой-то колхоз как? Или, может, он уже давно не мой? Нет, мой! Это я на суде понял, когда мужики пришли. Всем колхозом встречали - такое разве забудешь? Так что со мной все в порядке. Трощенкова вот жалко, ни за что мужика засудили. Меня-то народ тащил, а его кто вытащит?
- А он не виноват?
- Конечно, нет! В чем его вина? В том, что помог нам расчеты сделать? В том, что щиты помог найти? Сколько раз проверяли, все вымеривали, где он что делал... Я им говорю: расчеты у него в голове ищите, а не в земле, тем более когда мы уже половину сети своей заменили! Нет, ищут... И все равно, при всем их желании не могли доказать, что все деньги ему не за работу, а за щиты выписали! Ну а если бы за щиты, тогда что? А это, говорят, использование своего служебного положения, хищение... Какое хищение? Какое служебное положение? Он же не у себя в организации их достал и к нам привез, верно? И как ему теперь помочь - ума не приложу. А надо бы. Ведь он людей выручил, весь наш колхоз!
- Что ему дали?
- Два года с конфискацией имущества. И не условных - сидит где-то... И ведь деньги в кассу колхоза вернул, а все равно вторично дело возбудили, мало показалось...
- Мне вообще непонятно, зачем вас сажать надо было.
- А нам, думаешь, понятно? Ведь вся эта волынка не один год идет. То открывают дело, то закрывают. Наш уважаемый прокурор любит вот так над людьми измываться: дескать, чувствуйте, у кого власть!
- Ну хорошо, посадили тебя. А дальше-то что? О чем спрашивали? О том же Трощенкове, о котором все уже известно?
- Что ты! О Трощенкове сначала никто и не вспомнил! Как меня в мае взяли, так один только и был разговор - о Гитермане. Пристали как с ножом: "Скажи, что ты ему взятки давал! Скажи, что он свое положение использовал и у тебя выхода не было,- мы тебя сейчас же домой отпустим..." Ну, тут я озлился. У меня вообще такой привычки нет - взятки давать, тем более своему начальству. Никогда под него не подлаживаюсь, люблю быть независимым. И Гитерман не тот человек, что может на взятку польститься. У нас с ним вообще тесных отношений не было. Служебные - да, но не больше. Что бы он в колхозе ни брал, когда приедет,- мясо, там, сливки,- за все заплатит тут же до копейки. Как-то я ехал в Мурманск, он попросил, если на складе есть, мясо ему привезти. Я привез, он тут же расплатился, а рядом Тимченко стоит. Потом вышли, тот мне и говорит: "Что ж, не мог председателю своему просто так мясо привезти?" Мог, говорю, да только это ни ему, ни мне не нужно. Характер у него такой - не любит у людей одалживаться, не то что другие...
- И что же следователи?
- Насели на меня, не отпускают. А зачем, спрашивают, ты с ним в Киев ездил? Как зачем? Корабль для меня там строился, говорю. А почему Гитерман с тобой поехал? А вы, говорю, спрашиваете свое начальство, зачем оно с вами куда-то едет? Ну, тут отстали немного, а потом и в больницу меня выпустили. Побыл я в колхозе, потом два месяца в больнице пролежал, только вышел - меня мой друг прокурор снова в тюрьму. Вот тогда уже начали давить на меня, чтобы я не Гитермана, а Трощенкова оговорил. И опять так же: ты скажи, что он тебя в безвыходное положение поставил, мы тебя и отпустим... А мне не себя жалко - вот этого мужика. Нет, говорю, врать не привык и теперь не буду. Тем более обязан ему и работой, и щитами. Покрутились-покрутились и отстали. Так что последние шесть месяцев ко мне в камеру никто и не приходил, никуда не вызывали. Я так и понял: материала для того, чтобы по закону меня посадить, у них нет, стало быть, решили свою власть мне так показать... Вот и сидел!
Подобно мне, Коваленко не может понять, почему колхоз не вправе нанять человека, если он берется сделать ту же работу, что и проектный институт, только втрое дешевле? И почему тот же человек не имеет права за деньги - а за что же еще? - разыскать для колхоза на складах сторонних организаций необходимые "неликвиды", как те же электрощиты? В чем тут криминал? Кому было бы лучше, если бы дом стоял нежилой, люди ютились в старых домиках, а никому не нужные щиты гнили бы на складе? И зачем надо было у Трощенкова деньги отбирать? А если отобрали, то как его вторично наказывать? А конфисковывать-то имущество зачем, чем его семья провинилась?! И уж совсем никак не вытанцовывается его, Коваленко, личная заинтересованность, которая должна присутствовать в даче взятки. Только колхоз выиграл, сам он даже не стал переезжать в этот дом...
Меня это уже не удивляет. Я вижу в деле Коваленко такой же произвол, как и во всех остальных. Все здесь, от предъявления обвинений до вынесения приговора, словно бы одним штампом оттиснуто. И суть штампа одна и та же - беззаконие: что хочу, то и ворочу! Ведь это и областному суду было ясно, поскольку он сам этим же штампом пользовался.
Меня поражает другое - откровенное желание связать Коваленко с делом Гитермана. Просто, без выкрутасов: скажи - отпустим, не скажешь - будешь сидеть... Всем понятно, что никуда не отпустят, тут-то все и начнется, но приемы простые, в расчете на такой же примитив, как сами исполнители.
- Не били?
- Нет, что ты! До этого не дошло. Как увидели, что все страхи впустую, так и махнули рукой... Они ведь тоже понимают, с кем имеют дело. Было бы что-то за мной, глядишь, могли бы и напугать. А когда человек в своей совести уверен, его еще довести до отчаяния надо... Со мной у них не прошло.
- Говорили они, будто бы Гитерман сознался в получении от тебя взяток?
- Говорили. Несколько раз. Грозили очными ставками, если я не признаюсь. В общем, все не как в книгах! Дураки они там, что ли, сидят, что решили прицепиться к Гитерману? Могли бы, кажется, справки навести, что он за человек. А со мной просто наш прокурор решил старые счеты свести, вот для этого и вытащил закрытое уже дело. У них ведь тогда дисциплину подтягивать начали, пошло ужесточение законов, они и стали набрасываться на тех, кто им мешал. И обратного хода не было, иначе в отставку подавай. В общем, нами они свои дыры кое-как заткнули... Главным тут был Данков, я так считаю, а в моем деле и наш прокурор свои делишки решил обстряпать...
Мы проехали Колу, минуем сворот на Минькино. Сопки, дорога, заросли по обеим сторонам - все покрыто толстым, пушистым слоем снега, который матово серебрится в этот серый зимний день. Даже не верится как-то, что сразу после дождей легла зима. Впрочем, погода здесь переменчива, и загадывать бесполезно.
- Ну а Подскочий? Меня уверяли, что он действительно виноват в каких-то хищениях...
И тут мягкий, улыбчивый Коваленко неожиданно вскипает:
- Брехня все это! За Подскочего я не только руку - голову отдам! Не такой он человек, чтобы себе что-то чужое взять! Я его дела в подробности не знаю. Взяли его до меня, а когда я вышел - с ним уже рас правились, и он уехал. Так и не повидались! А мы друзьями были, еще когда он в Териберке работал: он - замом по флоту, я - по сельскому хозяйству. Да он меня сюда и перетащил с юга! Потом он в Белокаменку председателем ушел, а я здесь председателем стал... Нет, никогда не поверю, чтобы Геннадий мог нечестно поступить! Он ведь такой: костьми за колхозное дело ляжет, но ни денег, ни чего другого брать не станет. Я сразу сказал, что там, в Белокаменке, кто-то очень уж грязное дело состряпал. Скорее всего, Геннадий кому-то мешал. Вот кому - не знаю. Но от него постарались отделаться, и отделаться капиталь но, измарав всего его... Пожалуй, я даже догадываюсь, откуда там все началось. Подскочий - хозяин хороший и коммунист требовательный, но есть в нем один недостаток - излишне людям доверяет, слишком с ними деликатен. Стесняется он их, что ли? И все у него шло хорошо, пока он не взял себе в помощники Бернотаса...