Плохо там, действительно плохо! Люди никому не верят, говорят о пьянстве и воровстве нынешнего руководства: бросились хватать все, лишь только посадили Подскочего, который их в узде держал. А теперь хозяина нет, контроля нет, ревизии поверхностные, если что и вскрывают, то тут же заминают. Милиция из Полярного приезжает в колхоз только за молоком, мясом, шапками да еще семгу ловить в их единственном ручье... Строить нечего, нет материалов и рабочих рук. От бесхозности пошли пожары: сгорело два дома, детский садик, а виновных нет, тушить было нечем, все оказалось неисправным, да и руководство теперь 

нет стр. 376-377

него хорошего не было, насовали ему из РКС вот этих, они его и погубили!

- Разве он не сам себе заместителей подбирал?

- Что вы! Это все сверху ему подсовывали! Сам- то он их, конечно, не взял бы...

Что-то в интонации Маркиной заставляет меня подумать, что сейчас она особенно остро ощущает свою вину перед Подскочим. По ее словам можно понять, что раньше она говорила о нем совсем иначе. И в горком жаловалась. Своими руками расчищала дорогу тем, кто потом с ней соответствующим образом рассчитался. Впрочем, не сразу. Ведь она стала парторгом вместо Осипенко, она проводила исключение Подскочего из партии, она, по-видимому, всем и везде говорила о "хищениях" Подскочего.

- Галина Александровна, вот вы упоминали о том, что Подскочий себе деньги присваивал. Разве он ими пользовался? Ни в акте ревизии, ни в приговоре ничего об этом не сказано.

Маркина испытывает замешательство.

- Но ведь если он не сдавал их в кассу, значит, он их себе присваивал? И потом, знаете, у него молодая жена, она часто меняла наряды. Если в магазин привозят что-то импортное, она всегда первая смотрела. Да и у самого Подскочего было несколько костюмов...

Господи, как это все по-женски!

- А в колхозе знали, что деньги у него и он задолжал в кассу?

- Конечно, знали! И кладовщица ему об этом напоминала, и бухгалтер при мне не раз говорила, а он только улыбнется и скажет: подождите, вот будет ревизия, все до копейки отдам...

- И отдал?

- Конечно же, отдал! А что ему было делать? Еще и сам вторую ревизию провел...

Почему Подскочий клал деньги за проданные вещи в сейф? Ведь мог же сразу передавать в кассу! То, что с его стороны никакого злого умысла не было, можно видеть по тому, что все об этих деньгах знали и сам он о них говорил спокойно. И, что очень существенно, внес он их сразу, а не по частям. Это значит, что они имелись в наличии, дожидаясь этого момента, потому что, если бы Подскочий их тратил, ему пришлось бы брать из своих.

Зачем он их копил в сейфе? Если бы он их потратил, мне было бы понятно и тоже в какой-то мере нашло бы оправдание. Чтобы понять, как часто председателю колхоза позарез нужны "живые" деньги, нужно знать его повседневную жизнь, которую можно назвать непрерывным бегом с непреодолимыми препятствиями, тем более если ты честен. Деньги нужны на представительство, на какую-то срочную покупку, на оплату чрезвычайно важной именно в данный момент услуги. Здесь нет ничего криминального. Просто действующие правила и инструкции не позволяют колхозу пользоваться имеющимися на его счету деньгами так, как это необходимо в хозяйстве. Но жизнь берет свое. И правление колхоза во главе с председателем и бухгалтером, собравшись и взвесив все угрожающие им статьи уголовного кодекса и банковских инструкций, начинает искать обходы и лазейки, потому что требуют жизнь и тот самый "план", ради которого - во всяком случае так считается - эти инструкции составлены. За примером далеко ходить не надо, стоит вспомнить Стрелкова с поставленной перед ним задачей голыми руками отремонтировать технику к сроку или Коваленко с электрощитами, которые государство не могло ему найти для дома. Не платить же и за это из собственного кармана? Кстати, все они всё равно платят. Тот же Тимченко признавался, что свою зарплату в день выплаты он никогда не видит - все выбирает авансами и редко когда приносит домой хотя бы половину. А зарплата у него не такая уж маленькая. И разве только председатели колхозов в таком положении? Каждый хозяйственник, каждый руководитель, каждый начальник экспедиции.

Итак, Подскочий деньги в сейф клал, но не брал. Постойте, а почему вообще ему передавали эти деньги? Судом, а стало быть, и ревизией, было точно установлено, что ему передавали деньги за вырученные товары. Не он сам их брал, не он требовал, а ему передавали! В приговоре об этом сказано. Но почему же никто не задал вопроса свидетелям, которые это делали, то есть заместителям Подскочего, Куприянову и Бернотасу, почему они сами не передавали деньги прямо в кассу колхоза? Не здесь ли следует искать разгадку?

Я спрашиваю об этом Маркину. Она пожимает плечами:

- Наверное, так он им сказал...

- Почему же тогда на суде об этом ничего сказано не было? Если бы он принуждал их к этому, тогда все стало бы понятным...

По ее мнению, это уже детали, которые никого не интересуют. Факт был? Был. Деньги передавали? Передавали. Он не внес в кассу? Не внес. Была задолженность? Была. О чем тогда говорить?! Гораздо больше Маркину волнует все, что происходило потом, когда после ареста Подскочего у нее, только что избранной парторгом колхоза, начались конфликты с Бернотасом, который заправлял всеми делами. Столкновения этого не могло не быть, потому что вместо улучшения, как она надеялась, пошел полный развал хозяйства, направляемый новым руководством. Но теперь обращения Маркиной в горком и в МРКС воспринимались как начало открытой войны. Ее стали выживать из колхоза. Попытались судить товарищеским судом - не вышло. При непонятных обстоятельствах загорелась ее квартира, где она жила с матерью, вскоре умершей,- и она осталась фактически на улице, поскольку квартиру отказались ремонтировать за счет колхоза, а расследования так и не было. Но главное, что она хочет нам рассказать,- это положение в меховом цехе. Тут я уступаю место Георги. Ему должно быть более интересно, чем мне, поскольку это прямой материал для газеты.

- Знаете, какой это источник моральной заразы? - волнуясь, говорит Маркина о цехе.- Официально его называют "цех товаров народного потребления"...- Она делает ударение на слове "народного".- А какому народу идут все эти шапки и полушубки? Только начальству! Колхозники их и не видят, на их имя только оформляют, а все налево идет. Знаете, мне в мехцехе говорили, что есть такой в "Севрыбе" Несветов, так вот он всем этим командует...

- Несветов? Но какое отношение он может иметь к колхозному мехцеху? - удивленно спрашивает Георги.- Раньше он был начальником отдела по делам колхозов, но в колхозные дела вмешиваться прямо так не мог...

- А он сам и не вмешивался, для этого у него Куприянов и Бернотас были! - отвечает Маркина.- Сами они вроде экспедиторов, исполнители: тому отпустить, этому продать, в Прибалтику отвезти. У нас же только шьют, а кожу и меха выделывают в литовском колхозе "Накотнэ". Причем знаете, на каких условиях? Половину на половину! За то, что они выделывают, они оставляют себе половину нашего сырья. Конечно, не худшую половину! И учета никакого не ведется. Мне вот говорили, что они отправляют сырье по весу, редко по штукам, безо всякого дециметража...

- А это что такое?

- Ну, это обмер площади шкуры, в дециметрах. И так же получают. То есть там сколько хотят, что хотят, то и берут. В цехе мне говорили, что идет все время пересортица: маркировка не соответствует ни сорту, ни площади шкуры. А раз меха не учитывают, тут что хочешь, то и делай. В каждой партии - сто или двести шкур лишних, это еще в восемьдесят втором году работники ОБХСС нашли. И ничего: завели дело, потом закрыли. Из Москвы кто-то приезжал, составил акт, а потом пришел в цех и говорил, что, мол, никакого преступления нет, это личные шкуры Куприянова, дескать, он их посылал, а там спутали. А откуда у него двести шкур? В следующем году у Куприянова приписки обнаружили - и тоже ничем дело кончилось, все акты исчезли в ОБХСС и в прокуратуре. И не только по этому делу. Все, что мы из колхоза передавали в прокуратуру, если это касалось мехцеха и МКПП, сразу же прикрывалось!