— Вы правы, капитан. Нужно осторожно принимать чужие рассказы, многие моряки не прочь присочинить о своих похождениях. Особенно после нескольких кружек эля. Когда-то я вдоволь наслушался в портовых кабаках фантастических историй хотя бы про тех же морских обитателей.

Левек сдвинул с головы покрытый бисеринками капель капюшон, и Иигуир увидел, что его морщинистое лицо еще больше сморщилось в саркастической гримасе.

— Уж не вам говорить, мессир, о фантастических вещах. Не все, что кажется невероятным, таковым и является. Мне, например, сказывали, будто вы вроде как создавали корабль, способный плавать без парусов и весел, невзирая на ветра с течениями.

— Ну, я только разрабатывал проект. И там все выглядело вполне реальным.

— Вот именно. А для меня, старого морского волка, это выглядит нелепой выдумкой. Однако ж я все равно готов поверить на слово, мессир, потому что глубоко вас уважаю. Так же и с морскими жителями. Океан кишит тайнами, а среди портовых небылиц порой попадаются и крупинки истины.

— Вы хотите сказать, капитан, будто сами видели какого-нибудь амшерского краба или Призрачный корабль?

— Их нет, врать не стану. А вы, мессир, похоже, совсем не верите в подобные вещи?

— Никогда не верил, и никто до сих пор не убедил меня в обратном.

— А про гигантского змея Ратлео слышали?

— Слышал что-то столь же кошмарное, сколь и сомнительное. Маленькая голова на шее, торчащей из воды на десяток локтей, да?

— Вот вы слышали, а я, представьте себе, этого монстра наблюдал. Лично, на трезвую голову и довольно близко.

Иигуир, внимательно посмотрев на моряка, был вынужден признать, что на шутника или выдумщика Левек никак не походил.

— И как же это выглядело? — осторожно поинтересовался старик.

— Почти как вы обрисовали, мессир. Толстенная чешуйчатая шея локтей в семь-восемь с длинной гривой, голова, похожая на черепашью, и глаза... Самыми жуткими, скажу я, были эти глаза — два круглых зеленоватых блюда, бесчувственно отражавших свет наших факелов и несущихся мимо вдвое быстрее любой галеры! Все, кто находился тогда на палубе, чуть не обделались со страху.

Иигуир помолчал, вновь с сомнением глянул на собеседника.

— Очень это все невероятно... хотя чего только не случается... Надо будет как-нибудь на досуге поговорить подробнее, а может, и записать вашу историю, капитан. Весьма любопытно... Больше никого из морских чудищ не встречали?

— Больше никого. Зато мой старый знакомый Пексет Дорх из Маастрекса по прозвищу Луженый рассказывал об огромном кракене, которого он однажды выловил, а потом едва отбился...

Старик поморщился:

— Капитан, капитан... Одно дело то, что вы видели сами, и совсем другое — что могли наговорить знакомые и знакомые знакомых...

— Сразу заметно, вы не знаете капитана Дорха, мессир. — Левек вздернул подбородок. — Он, конечно, злобная скотина и жестокий пират, но никогда не позволит себе вранья. Даже напившись в дым или под пыткой. Не тот человек.

— Хорошенькие у вас знакомые, — проворчал себе под нос Иигуир.

— Если такой просоленный морской дьявол все-таки берется что-то живописать, ему можно верить безоговорочно, — продолжал настаивать Левек. — Да и я же не каких-нибудь поющих русалок вам расписываю!

— Напрасно вы так, капитан, — из плотной стены мути неожиданно вынырнул долговязый моряк в мокрой робе. — Русалки — не такие уж мифические существа. Я тоже слышал о них от вполне надежных людей.

— Потроха Вальгарры! — рявкнул в ответ Левек, мгновенно остервенев. — Тебе, Стасар, уже нечего делать, кроме как молоть языком попусту? Тогда заткнись и собирай остальных дармоедов. Туман уже рассеивается, время в путь трогаться. И все там пошевеливайтесь, лодыри!

В действительности туман и не собирался отступать, он по-прежнему густо заливал весь мир вокруг, однако умудренный прошлым опытом моряк не стал пререкаться. Его недовольное бормотание затихло где-то в глубинах молочной пелены. Тронуться же вперед удалось только после полудня, когда окрепший ветер сумел пробить в туманной мгле первые бреши. За ними странников не встретили ни чудовища, ни коварные девы, даже внушавший опасения Даго остался позади, но чувство тревоги подобное начало путешествия лишь усилило.

— Пока везет, мессир, — обычным ворчливым тоном объявил Левек десять дней спустя, кивнув в сторону проступивших на затянутом мглой горизонте очертаний суши. — Вы не обращайте внимания на холод с дождем, на редкость, скажу вам, благодатная стоит погода.

— Овелид-Кун? — Эскобар напряженно всматривался вдаль.

— Он самый, сударь. Есть здесь городок, Керхшонт называется, вот в нем и остановимся.

— Разве сразу двинуться дальше нельзя? День потеряем.

— Хм, сам понимаю, да только поверьте, тут лучше состорожничать. Запасы пополним, дальше-то края пойдут опаснее, каждая лишняя стоянка может дорого обойтись. Заодно про погоду разузнаем... и не про нее одну.

— Что еще? — обеспокоился Иигуир. — Пираты?

— Да нет, мессир, хуже разбойников тут озорует местная знать. Драться она, видите ли, любит пуще всего на свете, а коль скоро вольностей набрала без меры, то и дерется, почитай, постоянно.

Эскобар пожал плечами:

— Ну и на здоровье. А нам какое до этого дело?

— Нам-то никакого, сударь, важно, чтобы им до нас тоже дела не было. Иной раз попасть меж двух драчунов сквернее, чем самому ввязаться в бой. Без осторожности не уцелеть. Вот и прислушаемся, что нынче в Овелид-Куне творится. Я тут нередко бываю, но положение меняется гораздо чаще. Неровен час...

Керхшонт оказался совсем крохотным городишком, правильнее, даже крепостью, прикрывающей гавань. Когда-то эта твердыня, вероятно, имела грозный вид, однако десятилетия небрежения справились с ней надежнее любых врагов. Просевшие стены зияли дырами, а львиную долю камня попросту растащили на облепившие крепость домики. Таковых, впрочем, тоже наросло немного. В Керхшонте не выделялись ни опрятные купеческие улицы, ни бурлящие в любую пору ярмарки. Даже порт напоминал скорее убежище близ какой-нибудь рыбацкой деревни. Именно рыбацких баркасов скопилось в гавани больше всего, но и они не оживляли пейзажа. Сезон давно завершился, редко кто мог похвастаться уловом, остальные, словно полярные звери-котики, устилали берега темной чешуей днищ. Картина получилась бы вовсе унылой, не возвышайся при входе в гавань две боевые галеры. Увидев их, Левек скривился: