Палатку Иигуир покинул понурым, но решительным. Теперь работа на перепаханной десятками ног площадке кипела непрерывно. При свете факелов подвозились новые бревна, тут же разделывались и крепились, тянулись канаты, заколачивались клинья и скобы. Неизвестно, угрожал ли Марх чем-нибудь остальным мастерам, но трудились они исступленно. Иигуир не смыкал глаз всю ночь, вникая в каждую мелочь. Утром две самые большие машины покатили на подготовленные загодя боевые позиции. Старик брел сзади, наблюдал как его деревянные монстры, скрипя и сотрясаясь, плывут мимо лагеря. Любимыми эти детища точно нельзя было назвать. В отличие от Бентанора воины встречали процессию радостными криками. Ее тут давно ждали, причем сразу как зрелище, сигнал к решающей атаке и серьезное подспорье в ней.

Переезд получился невелик, однако выдвинул машины к самой линии частокола. Еще часа четыре потребовалось на укрепление конструкций, загрузку противовесов землей, внесение последних изменений в настройки. К моменту окончания работ к ним было приковано уже всеобщее внимание. Простые ратники и рыцари, оруженосцы и обозная прислуга толпились рядом, поддерживая гулом и свистом. Даже Марх промелькнул в отдалении, весь в белом, верхом на белом же коне, в окружении неизменной свиты. Заметили новшество и в крепости. Сразу несколько камней вылетело по направлению к частоколу, но им не хватило ни дальности, ни точности. Тем временем первую из машин заряжали двухсотфунтовой глыбой, гору таких же сложили у подножия.

— Можно начинать, сир, все готово, — подошел один из главных помощников, чернявый южанин.

— Начинайте... — Старик закашлялся, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Стук молотка, скрип, визг, пение рассекаемого воздуха, шумный всплеск солдатской радости. Иигуир скривился, точно от боли, — выстрел получился слишком удачным. Оставалось бранить себя и кусать губы — даже с грубо выставленными настройками снаряд шлепнулся в грязь задней стенки рва. Взгляд невольно обратился к растянутым на столбах пленникам. В момент выстрела они, почудилось, ожили, задвигались, будто норовя воспрепятствовать смертоносному представлению. Тревожно затихла крепость. В конце концов, вряд ли Иигуир мог в чем-то себя упрекнуть. Он не проговорился ни о слабостях в контрукреплениях Марха, ни об иных способах штурма, которые проклятый мозг сочинял постоянно. Он отсрочил до предела решающую стадию осады, его вынудили совершить роковой шаг. Отныне любой толковый подмастерье сумеет рано или поздно выправить настройки, после чего... Бесспорно, Иигуиру не за что было себя винить... однако чувство вины резало душу. Старик совсем отвернулся к частоколу, чтоб никто не увидел его лица, зато теперь прямо перед глазами оказались жертвы его слабости. Зеленые юнцы, умиравшие сейчас на столбах, не побоялись встать на пути завоевателей. А дальше — Хоренц, сотни людей, военных и мирных, уже одинаково обреченных, по сути, на гибель. Обреченных в том числе им, старым гердонезским гением, о котором они даже не слыхали. Во имя чего? На потребу все той же неуемной жажде свершить невозможное? Ради призрачного шанса когда-нибудь освободить далекую родину? На секунду старик вдруг испугался собственного замысла, чья прожорливость, похоже, росла с каждым днем.

— Поздравляю вас, сударь, — сзади остановил коня барон Эгнелинг, как всегда, насмешливо щурившийся. — Господин герцог доволен и говорит, что никогда не сомневался в вашем таланте. Теперь только вперед, не теряя ни часа! Обстучите нам эти чертовы стены, выровняйте их подобно косарю, и крепость сама упадет в руки перезрелым яблоком!

На счастье Иигуира, дождевая вода смешалась на его щеках со слезами.

— Не все так просто, сир, — глухо ответил старик, пряча глаза. — И не так быстро. Хотя, несомненно, воля господина герцога будет исполнена.

Как же поступить? Устроить дерзкую, глупую выходку, самоубийственный взрыв остатков совести? Или покорно принять от злодеев желанную свободу? А тут еще ядовитые рассуждения Марха... Вселенская польза против страданий горстки людей... Небеса молчали, галдела толпа солдат, обсуждая очередной, еще более точный выстрел. Что ж, Вседержитель не хочет продолжения их миссии? Или, напротив, предлагает продвигаться, не замечая...

— Это еще что? — донеслось озабоченное бормотание.

Барон Эгнелинг поднялся на стременах, вглядываясь в сторону крепости. Там тоже началось шевеление. Туша поднятого моста качнулась вперед, рывками стала опускаться, с запозданием долетел надсадный ржавый скрип. Первое время за этим, похоже, следили только Иигуир с бароном, вся остальная масса воинов замерла, лишь когда докатился грохот ухнувших наземь бревен. Веселое зрелище внезапно оборвалось. Уже в оцепенении люди наблюдали за медленным подъемом решетки.

— Все по местам, живо! — рявкнул барон. — К частоколу, бездельники!

Враг так и не показался, потому толпа закопошилась без лишней суеты и неразберихи. Все-таки представлялось невероятным, как крохотный гарнизон Хоренца выйдет биться с армией опытных наемников. Быть может, из того же любопытства практически вся прислуга осталась здесь, вытягивая шеи. Вслед за решеткой неторопливо разъехались створки ворот, однако в проеме никто не появился.

— Эй, там, пощекочите-ка еще малость этих копуш! — выдержав в напряжении несколько минут, скомандовал барон.

У машин заработали уже без всякого участия Иигуира, заскрипели рычаги, и новый камень врезался аккурат в середину стены, выбив облако крошки и пыли. Будто в ответ из ворот выскочил одинокий всадник, шустро ринулся вперед, но тут же осадил коня. Какое-то время тысячи глаз созерцали, как храбрец, размахивая руками, спорит с кем-то невидимым в крепости. Слов было не разобрать, а всадник, в конце концов, унылый, уехал обратно. Опять потянулось давящее ожидание.

— Надо что-то делать, сир! — К Эгнелингу подбежал один из его офицеров. — Пока противник колеблется, прекрасный момент его опрокинуть.

— Эх вы, вояки! — крикнули из толпы прислуги. — Они сдаться боятся, вы — их полонить. Достойная компания!