Вопросов не оставалось, Иигуир безжалостно согнул спину в глубоком поклоне...

— Кельи! Настоящие кельи, — ворчал Эскобар, обходя в три шага крохотную комнатку. — Несомненно, лучше, чем холодать в лесу, но от графского замка я ждал большего. А чем угощают? В иных деревнях столы богаче.

— Нынче пост, Коанет, — заметил Иигуир, — канун скорбной памяти казни Великого Пророка.

— Эка невидаль! Будто кто из сеньоров откажется в такую пору от куска сочного мяса! Зачем, скажите-ка, быть графом, если все равно добровольно становишься монахом?

Их новое жилище впрямь оказалось скромнее всех предыдущих. Две тесные каменные норки с отдушинами, почти непроходимыми для света, и тощие, набитые шелухой тюфяки на деревянных лежанках. Тем не менее Бентанор бурчаний товарища не разделял. В таких местах, на мгновение оторвавшись от обыденной суеты, можно было попытаться разобрать беспокойные мысли, обдумать уже произошедшее и нащупать дорогу вперед. Недаром первые почитатели Единого укрывались от языческих гонений именно в заброшенных лабиринтах шахт. Раздумья старика здесь никто не нарушал: в глухое, заросшее пылью крыло здания не долетало снаружи ни звука, не забредала ни одна живая душа, сутулый Крисгут выслушал объяснения странников и умчался, а Эскобар, вволю наворчавшись, отправился исследовать гулкие темные коридоры. Идеальные условия для погружения в себя... жаль, толку получалось немного. Если в сложности громоздящихся кругом проблем Иигуир еще убедился, то никакого сносного решения не обнаружилось. Все последнее время старик, по сути, бежал от назойливого внимания мира, тут же ему вдруг как глотка воздуха захотелось человеческих голосов, теплых глаз, сердечности...

К обедне он выбрался из своих катакомб. Тихо зашел в храм, остановился у порога. Тут, похоже, все друг друга знали, небольшой зал заполнялся, главным образом, окрестными крестьянами да замковой челядью, однако и чужака никто не трогал. Все те же светлые лица, мягкие улыбки, в этом уголке вправду жили верой. Не стяжательством, не громом победных труб, даже не надменной скрупулезностью фарисеев, а верой в ее глубоком, полузабытом, но очень близком старику понимании. Пел хор, тонкие, ангельские голоски детей звенели под сводами, граф Адион опять помогал священнику вести службу. Они с Бентанором встретились глазами, вельможа чуть заметно улыбнулся, хотя отвлекаться не посмел. Служил вдохновенно, старательно, всерьез вкладывая душу в каждый жест древнего ритуала.

Тем не менее обедать в трапезную Иигуир не пошел. Хотелось выкроить больше времени для размышлений, однако они упорно вели в тупик. Либо в столь непроглядную тьму, что замирало от холода сердце. Еду в корзинке гостям принес слуга, бесстрастно выслушавший мнение на ее счет Эскобара.

— Ложились бы вы лучше спать пораньше, мессир, — посоветовал офицер Иигуиру. — Такой редкий мирный день, вы же издергались пуще обычного. От напряженных дум рассудок заболевает, а во сне силы копятся. И утро скорей наступит, снова жизнь забурлит. Местное болото не по мне, душа-то, может, и чистой останется, да сам... с тоски помрешь.

Старик честно старался последовать совету, благо тишины и полумрака имелось с избытком. Вот только сон не шел. Изворочавшись, Бентанор выбрался в пугающе пустынный коридор и дальше, на улицу. Там, впрочем, успокоиться тоже не удалось: мелкий ледяной дождь сек кожу, ветер пробирал до костей. Неподалеку едва заметно поблескивал проем храмовых дверей. До вечерней службы оставалось изрядно времени, и старик решился зайти. Одинокий человек в рясе расставлял свечи.

— Неужели у вас не найдется для этого слуги, сир? — голос Иигуира неожиданно гулко покатился по залу.

— Конечно, найдется, — даже не вздрогнул граф Адион. — Однако должны же у дворянства быть хоть какие-нибудь привилегии? Например, делать то, что им нравится.

— И вы каждый раз занимаетесь такой работой?

— Лукавить не стану, не каждый. Просто настроение сегодня подходящее.

— Вот-вот, настроение... — произнес Иигуир. — И у меня тоже... настроение...

Граф повернулся к старику, внимательно посмотрел:

— Вы, сударь, не похожи на отдыхавшего весь день. Что-то гложет? Хотите поделиться?

— К чему вам мои сомнения, сир?

— Наш небесный отец велел помогать друг другу, разве не так?

— Велел... Почему бы вам в таком случае не помочь своему доброму соседу, князю Динхорсту? Вы ведь знаете о выпавших на его долю тяготах?

— Конечно, знаю, — кивнул граф со спокойной улыбкой. — Князь отважный воин, однако упрям и дерзок. По совести, в их бесконечной ссоре с герцогом Вейцигским трудно отличить правого от виноватого.

— Но ведь именно Динхорст подвергается ныне агрессии! А если следующей жертвой герцога окажетесь вы, сир?

— Это вряд ли.

— Так уверены в своих силах? Или научились договариваться с захватчиком?

— И то и другое. И даже третье с четвертым. — Безмятежная откровенность Адиона сбивала с толку. — У меня, господин Иигуир, хватает солдат, а с Мархом мы предпочитаем не доводить дела до драки. Князю же следует и так благодарить меня, ибо я закрываю перевалы, ведущие в самое сердце его владений. Не будь этого, героическая стойкость Хоренца утратила бы всякий смысл. По-вашему, такой помощи мало?

— Возможно, вы и правы, сир, только... безучастно наблюдать за терзаниями хорошего человека...

— А если недостаточно хорошего?

— Что вы хотите сказать?

Граф помолчал, точно готовясь произнести какие-то особо важные слова, лишний раз окинул взором пустынный зал:

— Признаюсь, господин Иигуир, с другим собеседником я бы не стал этого касаться. Большинство просто не поняло бы моих мыслей, а редкие умники, вероятно, отшатнулись бы в страхе. Вы же, как представляется, сочетаете прозорливый ум со смелостью, даже дерзостью вечного искателя истины. Я читал некоторые ваши сочинения, знаю, о чем говорю. Безусловно, Церковь напрасно ополчилась на вас, она не сумела разглядеть в вольнодумце одного из самых преданных своих сыновей. Смелым сердцам свойственно порой заблуждаться, однако они все равно куда полезнее и надежнее твердолобых фанатиков.