– Я-то? – повторил великан мрачно, и Иван понял, что принятая им за платье одежда была роскошной царской мантией. – Кащей Бессмертный я!

– А что ж… что ж ты такой упитанный? – вопросил Иван, стараясь выиграть время и помаленьку отступая к дверям.

– Всегда таким был, – ничуть не удивившись вопросу, ответил Кащей. – Это людишки меня представляют тощим да мрачным. Мол, царь Кащей над златом чахнет! Плевал я на злато! По натуре я прикольщик да гурман. Люблю бананы, особливо если шкурку можно кому-нибудь под ноги бросить. К Яге порой захаживаю, богатырями проезжими полакомиться. Былинки пишу, в которых боянов высмеиваю. Зело люблю… Эй! Куда ты?

Иван, воспользовавшись болтовней Кащея, выскользнул в дверь, мангустом проворным прыгнул через весь зал, крепко ухватил меч-кладенец за рукоять и, довольный, сказал:

Видать, общение с боянами не прошло для дурака бесследно. Он сжал меч в ладонях и зорко оглядел зал.

Шагах в пяти от него стоял мрачный Кащей.

– Обхитрил старика, да? – угрожающе спросил он. – Все, Иван. Шуточки кончились.

– Кончились, – согласился Иван, пригнувшись и начиная обходить Кащея по кругу. Тот, зорко глядя на Ивана, спросил:

– Зачем пожаловал, дурак?

– Постоять за землю Русскую!

– Я на нее давно не зарюсь! Говори, что конкретно надо? За кем пришел?

– За сережками! – грозно сообщил Иван. Кащей нахмурился.

– За Сережками? Имя редкое, да не припомню таких. Здесь был Вася, Федя сидит в застенках, Иванов да Ивашек целая толпа. Даже ребенок один есть, Филиппком зовут. Поперся один в школу через лес, заплутал да и попал мне в лапы… Какие Сережки тебе нужны, дурак? Может, и отдам. Не люблю я супротив кладенца драться.

– Василисины сережки, – объяснил Иван, смутно чувствуя, что разговор идет о разных вещах.

– Василисины? Ее не обижу, – смущенно признался Кащей. – Даже если от собаки-князя сыновей родила, все равно…

– Каких сыновей? – завопил Иван. – Сережки! В ушках их носят! С камешками самоцветными, что тебе, ироду, для опытов понадобились! Отдай, я все прощу!

Лицо Кащея побелело. Он покачал головой и твердо заявил:

– Не отдам. Никогда. Даже не проси.

– Тогда нас меч мой рассудит, – заключил Иван.

– А мой с ним поспорит, – согласился Кащей, извлекая из-под мантии кривой турецкий ятаган.

Противники закружились по залу, делая ложные выпады и меряя друг друга оценивающими взглядами.

Первым ударил Кащей. Но Иван отразил его выпад, с истинно богатырской ловкостью отпрыгнул в сторону и сказал:

– Никогда тебе, нелюди поганой, не одолеть богатыря русского!

Кащей снова замахнулся и с хриплым смехом ответил:

– А тебе, Иван, никогда меня не убить! Потому что я…

Меч-кладенец пропел свою страшную песню и ударил по тощей шее князя тьмы. С мерзким хрустом голова Кащея отделилась от плеч, упала на пол и мгновенно истлела, превратившись в горку черной пыли.

Иван утер со лба трудовой пот и посмотрел на обезглавленного противника. А тот слепо пошарил руками, похлопал по обрубку шеи, откуда лилась густая черная кровь… Раздался треск, повалили искры и вонючий дым, из обрубка стремительно проклюнулась новая голова. Ничуть не хуже прежней.

– …Бессмертный, – закончил прерванную кладенцом речь Кащей. – Бессмертный я, по жизни так вышло!

Иван почувствовал на сердце ледяную лапу страха. Но панике не поддался, а продолжил свои обманные финты и выпады. Минут через пять ему удалось обрубить Кащею руку, но и та выросла вновь. Кащей захохотал:

– Вот прикол-то! Ничего ты со мной не сделаешь, богатырь! А как утомишься – тут тебе и конец!

Иван молча кружил по комнате. Проходя мимо стола богатого, он украдкой спер с него гроздь бананов и засунул за пазуху. «Как утомлюсь – пожую бананов, сил и прибавится», – думал дурак.

– Никак тебе, Иван, не победить меня, – бахвалился Кащей, – смерть-то моя – в яйце!

Подхватив с пола сломанный стул с прилипшими к нему богатырскими штанами, Иван запустил его в Кащея. Тот взвыл, скрючился и заорал:

– Дурак ты, Иван-дурак! Не в этом! Сказки читать надо! Все, хватит шутки шутить! Убивать тебя буду!

Сообразив, что Кащей Бессмертный рассердился не на шутку, Иван распахнул какую-то дверь и, юркнув в нее, сбежал по ведущей вниз лесенке.

Глазам его предстала большая комната, уставленная дыбами, испанскими сапогами, гильотинами, увешанная цепями и веревками; с железными противнями, на которых зловеще светились раскаленные докрасна железяки. Зрелище было жутковатое.

– Ага! – крикнул Кащей, вбегая вслед за Иваном. – Сам в мою пыточную камеру пришел! Молодец!

Иван торопливо оторвал от грозди банан, сжал его могучими пальцами, выстрелив сладкую колбаску мякоти себе в рот.

«Дай мне силу великую, фрукт любимый!» – взмолился он мысленно. И вдруг вспомнил встреченного на пути бояна Boxy с его загадочной былиной: «Зря Иван жевал бананы, не в бананах, видно, суть. Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть. Кожура – другое дело, кожура – всему венец. Шкурку от банана смело примени – врагу конец».

«Как же ее применить, шкурку бестолковую?» – подумал Иван. Ничего не придумал и в сердцах запустил в Кащея банановой кожурой.

– Черт побери! – только и успел крикнуть Кащей, оскальзываясь на шкурке и грузно падая на пол.

– Черт побери, черт побери! – радостно завопил Иван, подбегая к Кащею и рубя поверженного врага в капусту.

– Погодь, Иван, я руку сломал! – взмолился Кащей. Но было уже поздно. Могучими ударами богатырь разобрал Кащея на шесть основных кусков, после чего остановился, решая, что же делать дальше.

Из обрубков Кащея шел дым. Они шевелились и явно норовили сползтись друг к другу. Что же делать? Что?

Иван торопливо схватил жирную волосатую ногу с давно не стриженными грязными ногтями и потащил ее к цепям. Нога сопротивлялась, но в одиночку сил у нее явно не хватало. Заковав левую ногу, Иван вернулся за правой. Потом и туловище обмотал цепью, затем руки и голову. Проверил надежность оков, вздохнул и присел понаблюдать за результатом.

С треском и грохотом Кащеевы конечности приросли к туловищу. Затем голова, мучительно изгибая шею, дотянулась до тела, приросла и жалобно крикнула:

– Что же ты наделал, дурак? Как ты ноги поставил?

Иван покосился на ноги. Мало того, что те неестественно вытянулись, доставая до туловища, они еще и приросли неправильно: левая нога вместо правой, а правая – вместо левой. Руки же росли со спины. Полуметровой длины шея довершала картину, делая Кащея похожим на паука.

– Прикольщик я, Кащеюшка, – ласково сказал Иван. – Не обессудь. Так оно получилось.

Кащей подергался-подергался, но цепи оказались прочными. Иван тем временем оглядывал изобилие пыточных инструментов.

– Кащей! Для чего сия штуковинка?

– Для подстригания левого уса, – грустно ответил Кащей. – Древняя восточная пытка.

– Жаль, без усов ты у нас… А эта фиговинка?

– Для вырывания волос путем возвратно-поступательных движений с увеличивающейся амплитудой.

– Мудрец… Почти как Кубатай. Только что ж ты лысый? А эта финтифлюшка зачем?

– Ребра перекусывать и мелкими кусочками через ухо вытаскивать.

– О! Это пойдет, – оживился Иван.

– Пожалуйста, – вяло согласился Кащей. – Только учти: пытки нечисть не страшат, а убить меня никак не возможно.

Плюнув в сердцах, Иван бросил пыточные причиндалы и побрел из комнаты, оставив Кащея дергаться в цепях.

– Вначале пленников спасу, – решил Иван. – А там видно будет.

В обширных Кащеевьгх застенках, сырых и мрачных, плохо проветриваемых, Иван понял, что работа предстоит немалая. Но какой же богатырь работы боится? Поплевал Иван на руки, высморкался под ноги и побрел вдоль железных клеток, отпирая одну за другой и ведя инвентаризацию.

– Ты кто?