– Князь! – прорезался кто-то самый отважный. – Ты обещал в этом году выйти к народу и крикнуть: «Люб я вам али не люб?» Крикни!
– Крикни! – поддержала толпа.
Владимир помрачнел:
– Это очень трудный для меня вопрос. Я, конечно, обещал, но по здравому размышлению передумал. Не время сейчас кричать! Работать надо! Ура! Вина народу!
– Вина! – закричал народ. И началось гулянье веселое.
Всюду с грохотом взмывали фейерверки, горели огни заморские искорчатые, а пьяненький народ болтался по площади от аттракциона к аттракциону. Кто на ковре-самолете в небо взмывал, кто на сапогах-скороходах в пять секунд вкруг площади обегал, но более всего народу восхищенного толпилось в том месте, где братья Черепановы запускали свой паровоз.
– Запаляй факел! Факел запаляй! – кричал один брат другому, сидящему на огромной железной махине, более всего напоминавшей Емелину печь.
– Погодь! – степенно отвечал тот. – Я еще вентиль не закрутил.
– Так закручивай! – И Черепанов повернулся к людям: – Уважаемая публика! Чудо из чудес! Самодвижущаяся тележка!
Многотонная туша тележки фыркнула и обдала окружающих клубами горячего пара. Народ с криками и визгом отпрянул.
– Кто желает прокатиться?! – надрывался изобретатель. – И всего лишь за пятак! Кто зараз не убоится, повезем еще, за так!
Но желающих не находилось. Пар все сильнее и сильнее бил из-под колес паровоза. И тут из толпы выскочил розовощекий молодец, запрыгнул на железную махину, уселся рядом с трубой и, взмахнув рукой, крикнул:
– Поехали!
…Лишь Иван-дурак бродил среди веселой толпы непривычно трезвым. Вон уже в сторонке поп Гакон, пришедший на смену попу Гапону, венчал Илью с Аленой, Никитича с Забавой и Алешу с Лизой. Вон и Емеля с Несмеяной в опочивальню удалились. А Марьюшка все не шла. Наконец не выдержало у дурака сердце, оседлал он Гнедка да и помчался к дому.
Перед домом пальма стояла, игрушками украшенная, возле нее тридцать три богатыря в чехарду играли. Увидав Ивана, восьмой богатырь радостно завопил:
– Иван! С Новогодьем! Тебе Марья записку оставила, возьми!
И протянул Ивану грамотку берестяную. Сразу у дурака сердечко захолодело, но не подал он виду, а взял грамотку да и стал читать:
Иван! Дурачок мой! Прости…
Не судьба нам, видно, вместе жить-поживать да детей наживать. По нраву ты мне пришелся, но не было, видать, настоящей любви у меня. И когда увидела я мудреца Кубатая, поговорила с ним да семечки мы вместе пощелкали, загорелась у меня истинная Любовь в сердце.
Все мне Кубатай рассказал. И про то, что Русь наша – остров невеликий, и про то, как на Большой земле люди живут, на железных лягушках по кочкам скачут да проблемы мудрые решают. А еще мне Кубатай рассказал, кем я была до включения поля окаянного, этномагического. И очень мне это по сердцу пришлось. Так что – не серчай. Уезжаю я с Кубатаем, буду жить на Большой земле, работать по профилю. А тебе, Иван, другая судьба назначена. Защищай землю Русскую, дерись с басурманами подлыми, за собакой-князем приглядывай.
P.S. Лихой джигит Кубатай шлет тебе привет. Просит не пенять, коли что не так.
Бросил Иван грамотку под ноги, повернулся да и побрел ко дворцу Владимира, Гнедка в поводу ведя. Ох как грустно у него на душе было! Ох как тягостно! И не в том дело, что Марья с мудрецом убежала, негоже богатырю из-за женщины переживать. Русь-то, она невелика есть! И как же ему ее защищать от басурманов, коли их сами русичи и придумали! Зачем жить, когда все вокруг – понарошку?
– Дяденька богатырь! – крикнул пробегающий мимо мальчик, грызущий свежий стебель сахарного тростника. – А вы коня сможете поднять?
– Смогу… – ответил Иван.
– А если я на коня сверху сяду – осилите? Или слабо? – продолжал хитрый малец. Улыбнулся Иван детскому лукавству да и махнул рукой:
– Садись!
Забрался пацан на коня, выхватил из-за пояса сабельку деревянную да и стал ею махать – точь-в-точь как Кубатай в походе. Иван поднатужился, взвалил Гнедка на плечи и продолжил путь ко дворцу. А там уже свадьба была в самом разгаре. Боян Воха на гишпанском инструменте играл и пел: «Какая свадьба без Бояна…» Илья с Алешей боролись понарошку, Никитич на Забаву смотрел ласково. И даже пес Владимир, как выпил жбан зелена вина, стал почти хорошим. Простой парень, свой в доску.
– Иван! – крикнул дураку Алеша. – Куда ты убежал? Пошли, пить будем, былины слушать, о любви говорить! Пошли!
– Сейчас, Алешенька, – сказал ласково Иван. – Мне уж полегчало.
А пацан, что на Гнедке сидел, сабелькой помахивал да и кричал тонким голоском:
– Ах ты нечисть басурманская! Не топчи землю Русскую! Не неволь красных девиц! Есть теперь богатырь, что даст вам отпор! Это я, Лумумба сын Иванович!.. Дяденька богатырь, а я смогу богатырем стать?
– Сможешь! – смахивая плечом слезу, сказал Иван. – Спасибо, малец. Понял я теперь: пока не перевелись на Руси сердца отважные да души простые, найдется для богатыря работа… Пусть Русь наша – остров маленький, пусть! Зато мы, русичи, душой богаты! Надо будет – еще врагов выдумаем, захотим – весь мир островом сделаем! Все нам по плечу, хоть и не все по сердцу.
Задумался малец, видать, над словами мудреными, и блеснула в его глазенках искра отваги богатырской. А Иван стоял посреди народа веселого, Гнедка на вытянутых руках держа, и снежок новогодний на голову его дурную падал, покрывая ее сединой преждевременной.
– Быть мне воеводою, – прошептал Иван. – Быть! А с тобой, Кубатай-хитрец, и с тобой, Марья-разлучница, мы еще встретимся!
На том мы наших друзей и оставим, читатель. Впереди им еще много дел предстоит, пусть хоть в праздник от наших глаз спрячутся. А Русь – она стояла, стоит и стоять будет!
Ю. Буркин, С. Лукьяненко