Все придворные тут же начали ему подражать. Теперь повсюду можно было встретить только бритоголовых и бородатых. Увлечение достигло такой степени, что язвительный Клеман Маро не упустил случая в своих эпиграммах и пасквилях поиздеватиься над бородачами. И вот уже наступил момент, когда удаление волос стало признаком элегантности. Женщины, желавшие понравиться мужчинам, сбривали себе волосы на лобке. Проделывалось это в парильнях, где всем заправляла какая-нибудь солидная матрона. Каждая придворная дама регулярно являлась к своей «цирюльнице» и после «бритья» удалялась весьма довольная.

* * *

После того как угроза жизни Франциска I миновала, Луизе Савойской снова пришлось терпеть посещения м-м де Шатобриан, которая часто навещала в Роморантене выздоравливающего короля. И снова в ней начала закипать злоба, и она искала повода, чтобы раз и навсегда избавиться от фаворитки. Желая нанести сокрушительный удар, она решила подорвать доверие к м-м де Шатобриан, сделав из нее косвенную виновницу какого-нибудь поражения.

Напомним, что Франциск I, чтобы понравиться своей любовнице, назначил ее старшего брата, месье де Лотрека, губернатором Миланского герцогства.

По замыслу Луизы Савойской, Франция должна была во что бы то ни стало лишиться Милана, в результате чего «гнев короля обрушится на месье де Лотрека и одновременно на его распрекрасную Франсуазу». План был очень простой. Поскольку миланский губернатор командовал войском, состоявшим из швейцарских наемников, и ему деньги, чтобы выплачивать им жалованье, она решила поставить его перед непреодолимыми финансовыми трудностями.

И вот в 1521 году месье де Лотрек затребовал из казны срочно четыреста тысяч экю, «без которых, — говорил он, — невозможно продолжать защищать герцогство» <Соваль. Галантные похождения французских королей, 1738 г.>.

Этого-то случая и ждала Луиза Савойская.

Король немедленно отдал приказ своему суперинтенданту по финансам Жаку де Бону, сеньору де Самблансе, отправить деньги маршалу де Лотреку. В тот же миг Луиза явилась к казначею и «от имени короля» потребовала у него четыреста тысяч, экю, мотивируя это тем, что необходимо погасить срочные долги. Почтительный Санблансе, поклонившись, выдал ей требуемую сумму.

«Само собой, разумеется, — сообщает Соваль, — случилось именно то, что и предполагала мадам Ангулемская. Войска, стоявшие в Милане, взбунтовались, не получив жалованье».

Потеряв герцогство, несчастный маршал де Лотрек явился в Лион, где тогда находился Франциск I, сильно раздраженный, как нетрудно догадаться, потому что из Италии до него уже доходили слухи о происшедшем.

Король принял де Лотрека очень сурово, чем окончательно расстроил его.

— Отчего, сир, вы смотрите на меня так сердито?

— У меня для этого есть очень серьезный повод, — сказал король сухо, — ведь вы не смогли сохранить принадлежавшее мне герцогство Миланское.

Что было дальше, рассказывает Мартзн дю Белле, наместник Франциска I <Мартэн дю Белле. Мемуары, кн. II, 1522 г.>: «Сеньор де Лотрек ответил государю, что герцогство потерял не он, а Его Величество, потому что сколько раз он предупреждал, что если ему не пришлют денег, то никаким приказом не удержать в повиновении жандармерию, которая за полтора года службы не получила ни денье».

— Я послал вам четыреста тысяч экю, — возразил король.

— Никогда я не получал подобной суммы, — ответил де Лотрек.

Тогда пригласили Санблансе, который признал, что получил приказ отправить четыреста тысяч экю маршалу, «но когда указанная сумма была готова к отправке, мадам регентша, мать Его Величества, забрала поименованные четыреста тысяч, и он может это немедленно доказать».

«Разгневанный тем, что по ее вине лишился сказанного герцогства, король решительным шагом направился в комнату упомянутой дамы; никогда бы он не подумал, что она может забрать деньги, предназначенные на поддержание его армии. Она не призналась в содеянном, и был вызван сеньор Санблансе, который настаивал на том, что говорит правду; тогда она сказала, эти деньги — часть ее доходов, которые она давно отдала на хранение сеньору Санблансе, а он утверждал обратное. Для разрешения этого спора были назначены специальные комиссары.. «

Тогда-то и была придумана поговорка, быстро обошедшая весь Париж: «Милан создал Мейана, а Шатобриан разрушил и потерял Милан».

Но м-м де Шатобриан защищала своего брата с таким усердием, что король прислушался к ее доводам и вернул свое расположение Лотреку. Так что Луиза Савойская напрасно добилась потери Миланского герцогства.

В бешенстве от постигшей ее неудачи, она сумела выкрасть у суперинтенданта расписки, которые давала ему, и в результате Санблансе попал на скамью подсудимых.

Процесс длился три года. В 1524 году Луиза Савойская, не сумевшая взвалить вину за потерю Миланского герцогства на м-м де Шатобриан, отыгралась на несчастном казначее, которого отправила на виселицу в Монфокон по обвинению во взяточничестве и растратах.

Санблансе, которому шел семьдесят второй год, был доставлен к месту казни верхом на муле. До последнего мгновения он сохранял достоинство и самообладание.

<На деньги, нажитые за время своего губернаторства в Милане, Мейан де Шомон построил себе роскошный замок де Мейан в Бурбонне.>

Неприязнь, которую Луиза Савойская питала к м-м де Шатобриан, вызывала лишь снисходительную улыбку у людей, приближенных ко двору.

— М-м Ангулемская не терпит фаворитку короля, — говорили они, — вовсе не за то, что она проводит жизнь в вечном празднике и что по ее милости королевская казна тает. Все дело в том, что герцогиню мучит ревность при виде женщины, которая нашла себе красивого любовника.

Действительно, матушку короля давно уже одолевало желание найти себе поклонника. Это желание без конца терзало ее и толкало на всякого рода неосторожные шалости с любым, кто попадался под руку. На каждого нового человека при дворе она смотрела именно под таким углом зрения.

По словам одного благочестивого историка, «такое поведение привело к тому, что в ее постели гостями бывали самые разные господа» <Ф. Тома. Луиза Савойская и двор. Франциска I, 1892 г.>.

Именно поэтому в окружении короля, нимало не стесняясь, давали ей самые оскорбительные прозвища, что, конечно, достойно сожаления, когда речь идет о даме столь высокого положения.

Находились такие, кто винил родителей Луизы Савойской за ее склонность к дуэтам без музыки. По их мнению, именно родители приучили ее ходить на очень низких каблуках, «и в результате, при каждой встрече с мужчинами она чувствовала себя неустойчиво и легко опрокидывалась навзничь…»

Короче, никто не принимал мать короля всерьез.

А между тем среди любовников Луизы был один, которому она отдавала предпочтение и за которого желала бы выйти замуж.

Этого человека звали Карл де Монпансье, герцог Бурбонский. Младше Луизы на двенадцать лет, он был красив как молодой бог. Она познакомилась с ним в 1506 году, во время обручения ее сына с Клод Французской. Карлу тогда было всего шестнадцать. Одетый в белые доспехи юноша произвел на нее столь сильное впечатление, что она сразу же влюбилась в него.

К концу праздничного застолья она успела намекнуть молодому человеку, что ее сын, законный наследник короны, очень скоро станет королем Франции и что тогда она обязательно вспомнит своих друзей.

— Франциск меня обожает, — говорила она, — и всегда делает то, что я захочу, а, между прочим, известно немало случаев, когда в должности коннетаблей были очень молодые люди…

Карл, которого никто не мог бы назвать глупцом, прекрасно понял, чего от него ждали, и хотя был женат на одной из самых богатых наследниц в королевстве, Сюзанне де Бурбон, дочери Анны де Боже, все же через несколько дней согласился стать любовником Луизы.