Дело в том, что несколько лет назад он ухаживал за Дианой, посылал ей пламенные стихи и приглашения на свидания при луне. Вдова графа де Брезе нимало не была этим оскорблена, скорее польщена.

Но однажды Маро, спустившись с небес на землю, дал понять, что, совершая прогулки по лунной дорожке, было бы неплохо остановиться и отдохнуть в удобной постели. И тогда Диана его выпроводила. С тех пор он ее ненавидел.

Так что герцогиня Этампская очень умело выбрала поэта.

Маро начал с того, что грубо оскорбил Диану, сравнив ее с развратной богиней. Дальше содержание памфлета передает Леньян: «Вселенная должна узнать о гнусностях высокомерной Луны и о бесстыдных дебошах Изабо. Оба имени были использованы поэтом в качестве оскорбительных псевдонимов и ни для кого не были секретом».

В ответ на это у любовницы дофина родилась гениальная идея: по ее словам, не может быть сомнений, что все эти оскорбления относятся к Босу.

— Этот поэт просто еретик и богохульник, — говорила она.

Двойное и очень тяжкое обвинение по тем временам. И однажды утром к Маро явились три типа, пригласивших его следовать за ними к г-ну Бушару, доктору богословия и великому инквизитору. Там поэт узнал, что его обвиняют в поедании сала во время поста, иначе говоря, в том, что он лютеранин.

Маро, бывший до этого момента совершенно равнодушным к религиозным баталиям, пришел в изумление от подобного обвинения и поклялся всеми богами, что верит «в святую, истинную, католическую Церковь».

Его, однако, бросили в тюрьму, и там он, воспользовавшись неожиданным досугом, сочинил премилую балладу, адресованную вдове, и дал понять, что не сомневается, по чьей вине он арестован.

Его выпустили через год. Он стал вести бурную жизнь, заинтересовался лютеранами, с которыми впредь разделял все превратности судьбы. Вот так Диана де Пуатье своими ложными обвинениями, сама того не желая, толкнула автора знаменитой поэмы «К прекрасному соску» в стан протестантов.

* * *

Раздосадованной вдове хотелось что-нибудь придумать, чтобы аресту подверглись все приспешники герцогини Этампской. Такой случай ей предоставили сами лютеране.

18 октября 1534 года почти во всех городах Франции были расклеены афиши, в которых содержались очень грубые нападки на все церковные догмы, и особенно на евхаристию. Одна из таких афиш была прикреплена прямо на двери в комнату короля в Блуа.

Оплошность, которой собиралась воспользоваться, как легко догадаться, Диана де Пуатье. Она действительно обвинила герцогиню Этампскую в участии в заговоре и в том, что именно она прикрепила к двери афишу, предназначенную для Франциска I.

Герцогиня знала, как заставить любовника выслушать ее. Нежная, ласковая, обольстительная, она и среди объятий не уставала защищать своих друзей-лютеран, и король пообещал не предпринимать никаких репрессий.

Он сдержал слово.

Но парламент, где у вдовы Великого сенешаля были друзья, по собственной инициативе распорядился разжечь костры, и шестеро первых протестантов были сожжены.

Вот тогда-то Клеман Маро, утративший уверенность в своей безопасности, решил покинуть Францию. Но прежде чем это сделать, он подумал, что не худо было бы погромче напомнить о себе, и опубликовал поэму под названием «Прощанье с дамами Парижа», где во всех своих бедах открыто обвинил, да еще и с непристойными подробностями, всех женщин, «с которыми наслаждался жизнью».

Поэма произвела шумный скандал и стала причиной ужасных драм во многих семьях.

Так что Маро едва успел сбежать в Венецию, где занялся весьма прибыльным сочинительством католических гимнов, постоянно исполнявшихся в храмах во время богослужений.

* * *

Мысль о том, что личный поэт ее соперницы ускользнул от инквизиционного костра, отравляла Диане жизнь, и она решила взять реванш, распустив слух о том, что м-м д'Этамп обманывает короля с протестантами.

Этот клеветнический слух быстро достиг ушей Фраициска I, но не дал того эффекта, на который рассчитывала Диана де Пуатье. Напротив, король, желая уверить фаворитку в своем неизменном доверии, взял протестантов под свою защиту.

На другой же день м-м д'Этамп, обрадованная возможностью еще раз продемонстрировать сопернице свою силу, распорядилась расколотить несколько статуй святых у дверей некоторых церквей. Этот жест возмутил любовницу дофина, но в еще большее негодование привел католиков.

Таким образом, война двух не очень добродетельных дам все сильнее и сильнее разжигала ненависть и постепенно подготавливала резню в Амбуазе, в Васси и Варфоломеевскую ночь в Париже.

В 1538 году герцогиня Этампская, которая «всякий раз при мысли о Диане чувствовала горечь во рту», заказала Жану Визажье новый памфлет на вдову Великого сенешаля. Поэт опубликовал на латинском языке целый поток омерзительных оскорблений, некоторые из которых я привожу здесь для примера: «Ты, у которой во рту сохранился лишь обломок последнего зуба, где вошь спокойно свила себе гнездо… Ты, малюющая себе лицо покупными красками, набившая рот фальшивыми зубами, прячущая седину под накладными волосами в надежде увлечь за собой молодых мужчин, ты очень глупа…»

А вот и заключение памфлета, адресованного сорокалетней женщине: «Это самая уродливая женщина при дворе, самая старая из старых, самая отвратительная, более потрепанная, чем задница глупой мартышки, более мерзкая, чем волчица; в ней нет ничего привлекательного, ничего элегантного… Могут ли нравиться пустые обвисшие груди, бесчисленные морщины на лице? Пусть дамочка из Пуатье послушает меня и узнает: женщинам не дано возрождаться, потому что те, кого время выбрало, чтобы использовать, вместе со временем выходят из употребления; единожды упав, они уже не поднимаются…»

Естественно, католики были возмущены такими грубыми оскорблениями и, чтобы отомстить за приятельницу, стали при каждой встрече налетать на протестантов. Диана же в ответ на оскорбление обвинила фаворитку в занятиях колдовством и в том, что «отнимает у юношей их, силу». Среди любовников, которых она в этот раз ей приписала, был протестантский писатель Теодор де Без.

— Лютеране обвиняют католиков во всевозможных мерзостях, — говорила она, — тогда как их собственные руководители погрязают в пороке. Г-н де Без, например, величайший распутник нашего века.

И тут вдова Великого сенешаля впервые сказала истинную правду. Ученик Кальвина находился, по остроумному выражению Гран-Картере, «в сожительстве со всем миром» и проводил все свое время в том, что соблазнял хорошеньких женщин, приходивших поговорить с ним о новой религии. Некоторые обвиняли даже его в использовании Реформации для поиска новых любовниц.

Это в полном смысле слова сексуальное помрачение было, естественно, обращено в шутку, и очень быстро глава протестантов стал излюбленным героем публики и неувядаемым героем скабрезных поэтов.

Но хотя список любовниц Теодора де Беза был очень велик, герцогиня Этампская там все же не фигурировала. Эта клевета была пущена Дианой де Пуатье, которой хотелось, чтобы фаворитка прослыла вдохновительницей протестантского движения.

<В идеале, конечно, было бы неплохо приписать ей какую-нибудь авантюру совместно с Кальвином, но тут уж никого не удалось бы провести, поскольку всем было известно, что великий реформатор предпочитал маленьких мальчиков…>

Озабоченный желанием убедить всех, что распускаемые Дианой де Пуатье слухи нисколько не влияют на его отношение к фаворитке, король все заметнее подчеркивал свое расположение к ней и дошел до того, что стал публично интересоваться ее мнением о государственных делах. И вскоре она уже присутствовала на королевском Совете <Мишле принадлежит эта великолепная фраза: «Франциск I отныне не более чем церемониальная фигура, некая тень».>.