В гридне возвращению Романа обрадовались необычайно.

– Я уж волноваться начал! – пробурчал Кирьян, похлопывая Романа по плечу. – Где ж тебя черти носили?

– Нашел ли ты своего монаха? – вклинился в разговор Петр.

Но ответить Роман не успел. Дверь отворилась, и в гридню вошел тысяцкий Сергий. При виде Романа лицо его помрачнело, а глаза злобно сузились.

– Ну, и что ж это такое? – громко вопросил он. – Отрок давно уж на ногах, а до сих пор в гриднице обретается! Отвечайте мне сей же час, собачьи дети!

– Не кричи, Сергий, – укоризненно покачав головою, сказал Кирьян. – Отрок сегодня только первый день с постели встал. Слаб он еще и немощен, как можно его гнать?!

– Раз с постели встал, да из дому вышел, значит, и совсем уйти может! – отрезал Сергий. – Ну-ка, ты, приблуда, собирай свои манатки и вон отсюда! Слышишь, живо, пока я тебя сам не вышвырнул!

– Отстань от парня, Сергий! Ну что он тебе дался? – вновь вступился за Романа Кирьян.

– А ты вообще молчи! Я и так воеводе на тебя жаловаться собираюсь! Распустил ты княжеских гридней – дальше некуда! – возопил Сергий, обернувшись к сотнику.

– Жалуйся кому хочешь, тварь плешивая, только от парнишки отстань, пока я тебе твою гнусную морду не расквасил!

– Ты как со мной разговариваешь? – задохнулся от возмущения и праведного негодования Сергий.

– Разговариваю я с тобой так, как ты того заслуживаешь, и я надеюсь, ты прислушаешься к мои словам и не будешь больше донимать отрока.

– Подожди, Кирьян, я ведь только сказать хотел... – заикнулся было виновник заварушки, но договорить ему Кирьян не дал.

– Отойди, Роман! Обещаю тебе, что мерзкая эта тварь ничего дурного тебе не сделает! Он же не дурак, знает, что ежели меня разозлить хорошенько, то я и убить могу, а не только красоту лица попортить!

Такого Сергий вынести уже не мог.

– Сейчас я уйду, потому что вижу, что все мои разумные слова применительно к тебе совершенно бесполезны. Но знай, Кирьян, я еще вернусь, и тебе придется горько пожалеть обо всем, что здесь сегодня произошло.

Сергий вылетел из гридницы, словно за ним гнались черти, и исчез в сгущающихся сумерках.

– Зря ты так с ним, Кирьян! – вздохнул Роман, – Ох, зря!

– Что ж, мне нужно было позволить ему тебя выгнать как собачонку ненужную? – покачав головой, грустно улыбнулся Кирьян. – Ничего, Роман, как-нибудь и это переживем, перебедуем.

– Он же действительно воеводе нажалуется! – воскликнул Петр. – С него станется!

– Да, ну и пусть жалуется! Кому угодно! Хоть Господу Богу! – у меня тоже гордость есть, – взбеленился Кирьян. – И нечего меня в землю мордой тыкать!

– Одного не пойму, почему его тысяцким сделали? – спросил Петр. – Ведь на поле боя он чуть ли не за каждым деревом хоронится!

– Так всегда и выходит, – буркнул Кирьян. – Кто кровь свою проливает, того почести стороной обходят! Но меня другое мучит! Что ж нам теперь с Романом делать? Ведь вернется Сергий и выгонит-таки отрока!

– Я все сказать вам хочу, а вы не даете мне и слова молвить! – воскликнул Роман. – Нашел я отца Федора!

– Ну и что? – вперил в него взгляд Кирьян.

– Да только он вовсе не монахом оказался!

– А кем же? – удивился сотник.

– Про то я сказать не могу, потому как и сам не знаю.

Только теперь я отрок самого князя Александра Ярославича!

В гриднице повисла тишина. Воины смотрели на Романа во все глаза, разве что рты не пооткрывали от удивления.

– Ничего себе монах! – наконец выпалил Петр.

– Точно! Вспомнил! – вдруг хлопнул себя ладонью по лбу Кирьян. – Вспомнил я, что это за монах! И вы все ту былицу помнить должны! Как раз в то время, как Роман у нас объявился, все только о том и говорили, что приближенный князя Александра Федор и еще один его человек брата троюродного княжьего из плена спасли, да в обличье монахов почитай пол-Руси с ним прошагали, на глазах всей татарской орды!

– Твоя правда, Кирьян! Как же мы про то запамятовали?! – воскликнул Петр. – Да ведь тут так: не знаешь, правда ли, сказка ли...

– Ну, ты высоко взлетел, отрок! – продолжал Кирьян. – Повезло тебе просто сказочно! Теперь тебе никакой тысяцкий не страшен!

– А князь у нас справедливостью славится! – вторил ему Петр. – Он тебя не обидит и никому в обиду не даст.

Еще какое-то время Роман провел в гриднице, а затем сам Кирьян проводил его до княжьего терема.

– Ну, хлопец, служи честно, да нас не забывай! Захаживай в гости-то, – сказал он, обняв Романа на прощанье.

У ворот княжьего терема маячила знакомая могучая фигура – то сам Федор вышел встречать отрока, чтобы, не дай Бог, ему стража княжья препятствий каких не учинила.

– Ну что? Сходил к гридням? – спросил он, открывая перед Романом дверь его нового жилища.

– Сходил, – ответил Роман, не отрывая взгляда от Федоровой руки.

– Как приняли? Не удивились ли? – продолжал допытываться Федор.

– Удивились, – каким-то безжизненным тоном сказал Роман.

– Тысяцкий еще заходил, – добавил он.

– Что хотел?

– Ругался зело. Кирьян с ним дюже повздорил...

– А кто бишь этот Кирьян? Сотник, что ли? – спросил Федор, но ответа так и не дождался. Роман стоял, как вкопанный, и не отрываясь смотрел на руку Федора. На безымянном пальце надет был большой перстень темного камня в серебряной оправе. И ясно увидел Роман, что в глубине того перстня горит, бьется кроваво-красный огонек.

– Что с тобой, отрок? – полюбопытствовал Федор, заметив, что Роман стоит, как истукан, и пялится куда-то в одну точку широко открытыми глазами. – Что случилось, милый? – повторил он. – Нечистого увидел, что ли?

– Перстень, – слабо проговорил Роман.

– Какой перстень? – удивился Федор и, проследив за взглядом Романа, понятливо протянул: – А, этот! Редкая вещица, да ничего особенного в ней нет – камушек невзрачный, оправа дешевая...

– Откуда он у тебя, Федор? – перебил воина Роман.

– По наследству достался от брата старшего, а тому от отца. А что?

– Значит, мы с тобой сродственники, Федор!

– С чего ты взял, отрок? – удивился еще более прежнего тот.