Через некоторое время хан Батый отпустил русских князей восвояси, снабдив их ярлыками на княжение. Стали собираться русские в обратный путь, и по вешнему пути двинулись домой, на родную Русь.

Возвращаться решили они не той дорогой, что добирались сюда. На пути их лежал еще один татарский город под названием Укек, что был построен недавно на берегу реки Волги.

Роман спешил домой, торопясь к любимой жене, но кроме того, не оставляла его неясная тревога, от которой не было ему покоя ни днем, ни ночью. Напрасно старалась успокоить Романа Пелагея, которую удалось выкупить князю Александру из татарского плена, Роману лучше не становилось.

Укека достигли путники, когда весна уже сменилась летом. Солнце испепелило степи, и близость широкой могучей реки, катящей свои упругие волны к далекому морю, была как нельзя кстати.

В городе путники остановились на постоялом дворе. Здесь предстояло им сменить коней и отдохнуть хорошенько.

Роман, которого тревога мучала тем сильнее, чем более приближался он к границам отечества, сразу же покинул постоялый двор и отправился бесцельно бродить по городу. Забрел он и в ту его часть, где селились русские. Так же, как и в столице Золотой Орды, было тут их немало, и все они были когда-то угнаны с родной земли татарами.

Роман долго ходил, и жажда стала мучить его. Он спустился к Волге и, всласть напившись прохладной речной воды, сел на берегу, разувшись и опустив в воду босые ноги.

Однако в одиночестве пришлось пробыть ему недолго. На берег выскочила ватага мальчишек и начала плескаться на мелководье, поднимая снопы сверкающих на солнце брызг. Резвилась детвора долго, а Роман, глядя на них, вспоминал свое детство, как купался он в речушке до тех пор, пока не сводило челюсть, и зубы не начинали дробно стучать.

Вспомнил и то, как мать ругала его, приговаривая: «Черт водяной! Дотоле будешь в воде сидеть, пока не посинеешь совсем! Смотри, водяной дед тебя углядит и к себе на дно утащит!» Роман улыбнулся своим воспоминаниям и начал обуваться, собираясь уйти, как вдруг за спиной его раздался до боли знакомый голос:

– Васятка! Черт водяной! Ведь до тех пор из речки не вылезешь, пока совсем синим не станешь! Побоялся бы, вот усмотрит тебя водяной и уволочет к себе на дно! Будешь на него всю жизнь робить!

Роман окаменел. Потом медленно-медленно обернулся и чуть не закричал во всю глотку. Прямо перед ним, чуть повыше по берегу, стояла мать его Дарья и грозила кому-то загрубевшей, но такой знакомой рукой.

Постарела мать, иссохлась, но для Романа оставалась столь же красивой, как и прежде.

– Мама! – воскликнул он и кинулся к женщине, которая испуганно отступила назад и глядела на Романа полными страха глазами.

– Мама! Это же я, Роман! – продолжал кричать Роман. – Я нашел тебя, мама! Я так долго тебя искал! Мне говорили, что нету тебя боле в живых, но я не верил им, мама!

– Роман?! – неуверенно произнесла Дарья, стараясь различить в этом взрослом мужчине черты давно утраченного сына. – Как же это, сынок?!

Роман едва успел подхватить мать, когда колени той подогнулись, и она начала медленно оседать на землю.

Мать жила теперь в маленьком домишке, стоявшем недалеко от берега реки.

– Я ведь поначалу бежать все хотела, – говорила она, не переставая гладить Романа по руке, когда сидели они уже в доме, за столом, уставленном нехитрыми угощениями. – А потом вот Петра встретила, он-то меня и отговорил. Куда, говорит, побежишь ты – ни дома более у тебя нет, ни семьи – все там погибло. Выходи, мол, за меня замуж, начнем жизнь сызнова. Я и согласилась. Вот, Васятка у нас народился – брат, значит, твой... Да Анютка, она малая еще – в люльке вон лежит. – Тут тень опустилась на Дарьино лицо, – А близнята-то, наверное, совсем взрослые уже? – спросила она.

– Да. Очень на тебя похожи, – ответил Роман и заметил, как глаза материнские застилаются прозрачной пеленой слез, как текут они по ее щекам и капают на струганную столешницу крупными каплями.

– Поехали со мною, мама! – вскричал Роман. – Я у князя служу – всего у меня вдоволь. Терем большой – всем места хватит... И близнят возьмем... И внучку понянчишь...

Роман не договорил, потому как мать закрыла лицо руками и уже рыдала в голос.

– Ну что ты плачешь, мама? Все же хорошо! Все ладно будет!

– Нет, сыне, не смогу я с тобой поехать, – наконец, сдавленным голосом произнесла мать. – Куда мне – здесь семья моя, муж мой.

– Так и их возьмем, как же иначе!?

– Экий ты скорый, Роман! Всегда таким был – весь в отца, покойника! – вздохнула мать, утирая слезы. – Не выкупишь ты Петра – он кузнец, самый почитай хороший здесь кузнец. Хозяин не продаст его ни за какие деньги, ведь он один умеет здесь мечи ковать. Большие деньги на нем хозяин имеет. А без Петра не поеду я!

– Я попробую, мама! Я уговорю его!

– Попробуй, – устало вздохнула та. – Попытка – не пытка, да только знаю я, что пустое это дело...

Роман действительно сделал все, что только мог. Но хозяин – узкоглазый, кривоногий человечек с гнилыми редкими зубами, – уперся и не хотел уступать Петра ни в какую. Роман молил его, предлагал любые деньги, любые товары, но слышал в ответ одно:

– К чему мне твои деньги? Деньги потратишь – и нет денег. Кузнец накует мечей, я их продам, и будут деньги. Кузнец кует все время – деньги есть все время.

Так и не смог уломать татарина Роман. Вернулся к матери ни с чем, не зная, как воспримет она печальную весть.

Но мать лишь грустно улыбнулась:

– Я знала, что так будет, – сказала она и поцеловала Романа в лоб. – Не горюй, сыне! Хвала Господу нашему за то, что дал он нам свидеться еще раз.

– Но где же справедливость? – возопил Роман. – Я так долго искал тебя, нашел, и теперь не могу забрать с собою из-за какого-то татарского ублюдка!

– Не ругайся, сыне! Ты уже взрослый, проживешь и без меня! Близнята тоже уж меня не помнят, а здесь у меня малыши – им я нужнее всего в этом мире. И муж мой здесь, коего люблю я так, как отца твоего, упокой Господи грешную его душу, никогда не любила... Уезжай сыне, скорее уезжай, не терзай мое сердце!