Простившись с матерью, Роман с тяжелым сердцем двинулся в путь. Русь, святая Русь встретила сынов своих золотыми листопадами и последним теплом осеннего солнца.

К Новгороду подъехали по первым заморозкам, одевшим придорожную траву в белесые саваны инея.

Возле дома тоска, так и не отпустившая Романа, стала уже совсем невыносимой. Вот она, знакомая улица, высокий терем, в коем ждет его любимая жена.

Ворота были заперты, и Роман заколотил в них, что есть силы. Забрехали собаки, скрипнула отворяемая дверь, и вот Роман уже во дворе. Расторопный слуга принимает у него коня и как-то настороженно оглядывает хозяина.

Роману не понравился этот взгляд, словно знал слуга что-то такое, самому Роману неизвестное, что не станет для него безразличным.

Поднявшись на высокое крыльцо, Роман зашел в терем. Навстречу ему выбежали слуги, но Ксении видно не было. Сердце Романа сжалось от страха.

– Где жена моя? – спросил он.

– Госпожа в верхней горнице, – робко ответил кто-то из слуг.

– Отчего же не вышла она встретить мужа своего, из дальнего странствия возвратившегося? Али больна Ксения?

– Здорова... – неуверенно ответил то же голос.

Тут на лестнице раздался легкий топоток, и Роман увидел свою дочь, немало подросшую за то время, пока не было его дома. Девочка остановилась в нерешительности, увидев незнакомого воина в запыленной одежде, с выдубленным ветрами и солнцем лицом. Не было Романа дома почитай что два года, и девочка, которой по отъезду отца было всего три года, конечно, его не помнила.

С тех пор девочка вытянулась, подросла. Она и во младенчестве была красивым ребенком, а теперь от нее и вообще трудно было глаза отвесть. Огромные глаза, не голубого, а прямо-таки фиалкового цвета, блестели, как два драгоценных камня. Золотистые волосы обрамляли нежный овал лица. Ресницы черными стрелками загибались вверх, а чуть вздернутый носик придавал личику уж вовсе милое выражение.

Горячая волна окатила Романа с ног до головы, когда увидел он дочь свою. Любовь к хрупкому ребенку зародилась в его сердце, и понял Роман, что нет у него в этой жизни никого дороже дочери, никого роднее ее.

– Иди сюда, доченька! – мягко сказал Роман и, присев, чтобы хоть немного сравняться с дочерью ростом, раскрыл объятья.

Девочка, однако, не спешила подходить к этому незнакомому человеку. Напротив, она отступила назад и принялась внимательно отца разглядывать.

– Что же ты, Дарья, отца родного не признаешь? – раздался голос Дарьиной няньки Агафьи. – Подойди, да обними его покрепче.

Девочка сделала несколько робких шагов и тут же оказалась в крепких Романовых объятьях.

– А ты разве не умер? – удивленно спросила Дарья, глядя на отца своими огромными глазами.

– Нет, родная... – оторопело оглядев собравшихся слуг, ответил Роман. – А кто ж тебе сказал такое?

– Мама говорит, что будто умер ты... – тихо произнесла девочка.

– А где мама-то?

– Наверху, в опочивальне...

– Али неможется ей? Что ж встречать-то меня не вышла?

Не дождавшись ответа, Роман с ребенком на руках начал подниматься по крутой лесенке. Остановившись перед дверью опочивальни, хотел он ее открыть, но тут дверь сама отворилась, и на пороге возникла Ксения.

Небо треснуло и раскололось над головой Романа. С той минуты, как вошел он в дом, как увидел удивленные взгляды слуг, как услышал несуразные речи дочери о своей смерти – заподозрил что-то неладное. Но о таком и помыслить не мог!

Ксения похорошела с тех пор, как он видел ее в последний раз, когда так неловко простились они, и, скользнув взглядом по ее стану, он узнал причину новой ее красы. Даже под просторными одеждами видно было, что Ксения тяжела и последние недели носит свое бремя.

Жуткая тишина повисла в воздухе. Роман мерил Ксению суровым взглядом, а та, в свою очередь, настороженно глядела на мужа.

– Ну, здравствуй, жена верная, – сказал, наконец, Роман и что есть силы стиснул зубы, чтобы не вырвалось крепкое словцо.

– И тебе здравствуй, Роман, – ответила Ксения, – С благополучным возвращением тебя!

– Что тебе до того, вернулся я али нет!? – пробурчал Роман. – Ты-то, как я погляжу, без меня не слишком скучала – быстро замену сыскала.

Ксения привычно огладила выпирающий живот, но вместо того, чтобы смутиться, напротив, горделиво подняла голову.

– Что молчишь? – разозлился Роман. – Скажи хоть, кто напакостил?

Жгучая ярость завладела Романом после тех слов. Не помня себя, подскочил он к жене и, накрутив на руку толстую ее косу, принудил опуститься на колени.

– Что, неужто и руку на меня поднимешь? – все еще не потеряв самообладания, спросила Ксения.

– Тебя не просто бить, тебя убить надобно! – вскричал Роман.

– Ну так убей, почто медлишь?

Может быть, Роман и свершил бы непоправимое, он уже и руку занес для карающего страшного удара, но внезапно на верхней ступени лестницы появился Феофан.

– Пусти ее, – коротко бросил он.

– Не мешайся, – ответил Роман. – Не твое это дело, так не лезь! Сам разберусь!

– А если мое? – Феофан приблизился к Роману и начал оттаскивать его от Ксении.

– Со своей женой разбирайся, если у тебя она будет, – не собираясь поддаваться, просипел Роман.

– Я тебе говорю, не лезь к ней. Если уж так, то лучше со мною дерись!

– А что мне до тебя... – начал было Роман, но тут до него дошло. – Так это ты, пес?! – возопил он и, выпустив Ксению, бросился на Феофана. Через мгновение они уже сцепились в яростной схватке. Роман пытался опрокинуть Феофана на пол и там добить его, но злость ослепила его, а потому как силы дерущихся были примерно равными, вскоре оба они оказались на полу.

Ксения металась рядом, вопя не своим голосом, и на громкий крик ее вскоре сбежались слуги. Они бы разняли дерущихся, но все было кончено еще до того, как кто-нибудь из них догадался, что нужно делать. Феофан заломил Роману руки и, подняв с пола, хорошенько его встряхнул.

– Чтоб не смел к ней прикасаться – шею сверну! Понял ты меня?

– Отпусти, – брезгливо ответил Роман, слизывая кровь с разбитых губ. – Не трону я ее, не стану о падаль руки марать. Только и тебе я ее не отдам, не надейся. По закону она жена мне, а значит, будет жить со мной, в моем тереме.