Батый кивнул князю, и тот жестом подозвал своих людей, которые разложили перед ханом привезенные богатые дары. Батый, если и заинтересовался дарами, виду не показал. Он благосклонно кивнул Александру и, подозвав толмача, что-то сказал ему на своем отрывистом лающем языке.

– Великий хан Батый, – начал переводить толмач, – доволен дарами, которые преподнес ему русский князь Александр, и приглашает его и самых приближенных его людей на завтрашнюю торжественную трапезу, на коей будет присутствовать и брат его князь Андрей Ярославич.

Александр выслушал толмача и, смиренно склонив голову, сказал:

– Передай великому хану Батыю, что я благодарен ему за оказанную честь присутствовать на трапезе.

Толмач покорно перевел. Батый коротко кивнул и отвернулся к сидящей рядом жене, давая понять, что аудиенция закончена.

Весь день Роман бесцельно бродил по городу, разглядывая его и удивляясь непривычной чужеземной жизни. Как он заметил, не все население города составляли татары. Жили здесь люди и других народностей и вероисповеданий – это были те пленные, коих привели с собой татары. Однако же, основав город, они сочли за лучшее дать им право жить свободно, отдельными поселениями. Поселенцы работали на татар с утра до ночи, а сами перебивались с хлеба на квас, борясь с ужасной нуждой. Впрочем, даже татары ценили хороших мастеров и не давали им бедствовать, но и на свободу не пускали.

Так Роман узнал, что есть в городе и поселение русских, и робкая, смутная надежда родилась в его сердце...

Расспросив хозяина постоялого двора, Роман узнал, где именно селятся русские, и тотчас отправился туда. Наперед всего увидел он маковку церкви православной и премного тому удивился. Лишь потом узнал он, что татары не только относились с полнейшим равнодушием к тому, какому Богу поклонялись жители города, и разрешали им строить свои храмы – в городе даже был свой архиепископ, – но и промеж них самих было немало христиан. Тому примером был сын хана Батыя Сартак.

Подойдя к церковке, узрел Роман, что дверь приоткрыта, и вошел внутрь. Сразу же пахнуло на него сладким ладаном, глянули с икон строгие лики святых, и на мгновение показалось Роману, что не покидал он пределов России, что стоит ему выйти за дверь, окажется он посреди бурлящего торговой жизнью Новгорода.

Роман отогнал докучливую мысль. Навстречу ему шел седенький маленький священник.

– Отец, – обратился к нему Роман. – Прибыл я издалека, с Руси-матушки, и прошу тебя помочь в моей беде.

– Я слушаю тебя, сын мой, – ответил священник. Роман же заметил, как при упоминании о родной стороне в светлых, выцветших глазах старика засветилась тоска.

– Давно, уж лет шесть тому назад, угнали татары в полон мать мою. С тех пор никто не видел ее ни живой, ни мертвою, но жива во мне надежда на то, что все же найду я ее.

– Чем же могу помочь я тебе, сын мой? – грустно удивился священник.

– Ты ж давно здесь, верно? А ежели так, то приход свой знать хорошо должен.

– Ну, в лицо-то, может, и знаю, а по именам стольких людей никто запомнить не в силах, не говоря уж обо мне в мои-то годы...

– Дарьей звать мать мою, – упрямо повторил Роман.

– Сын мой, – устало вздохнул священник, и худые плечи его опустились. – Это безнадежно – все равно, что искать иглу в стоге сена...

Роман помрачнел.

– Ну, хорошо, – наконец вымолвил он, – но хоть проверить по своим книгам, не преставилась ли такая, ты можешь?

– Могу, да что толку? Знаешь, скольких Дарий отпел я на своем веку, на этой земле?

– Что же делать? – в голосе Романа послышалось отчаяние.

Священник задумался.

– Единственное, что могу я предложить тебе, сын мой – самому попробовать отыскать свою мать. Послезавтра ведь праздник большой, и почитай все христиане православные соберутся... Приходи, может, и отыщешь... Бог милостив...

С тем Роман и ушел. А на следующий день он сопровождал князя Александра.

Народа в просторной палате собралось еще больше, чем в прошлый раз. Среди них заметил Роман и русских с князем Андреем Ярославичем во главе.

Батый, как и прежде, восседал на возвышении, рядом с ним сидела жена его, облаченная в дорогие златотканые одежды.

Многочисленная знать расположилась полукругом возле низкого столика, на котором на золотой посуде были разложены различные яства.

Пир начался. Князь Александр говорил мало, в основном отвечая на вопросы хана. Ответы его усердно переводил толмач.

Роман вслед за князем опробовал иноземные яства и остался ими недоволен – все соленое, острое, все обжигает горло и язык. Неудивительно, что у татар такие скучные морды – на таком харче не развеселишься!

Раздумывая о сем, внезапно почувствовал на себе Роман чей-то взгляд. Он тотчас поднял глаза и попытался определить, кто так пристально смотрел на него мгновение назад. Но, оглядев всех собравшихся, он так и не сумел этого выяснить.

Роман вновь склонился над едой, но через несколько мгновений снова почувствовал, что на него смотрят. Теперь он уже был проворней.

Прямо перед Романом на расшитой шелком подушке сидела молодая татарочка. Была она красива, хотя если бы о том спросили Романа, он бы лишь удивился, поскольку для него, как говорилось ранее, все татары, в том числе и женского пола, были на одно лицо.

Девушка потупила глаза и усердно поглощала плов. Однако как только Роман отвел взгляд в сторону, черные, как ночь, раскосые глаза вновь вперились в него.

Роман заметил это краем глаза и, повернув голову, встретился с татарочкой взглядом. «Вот ты и попалась!» – подумал он.

На этот раз девушка не отвела взгляда. Так и буравила Романа черными, как уголь, глазами. И прочел Роман в том взгляде желание и еще что-то непонятное, странное, что было чуждо его русской душе, а оттого осталось неразгаданным.

Так и просидел Роман весь вечер под пристальным взглядом раскосых глаз, гадая, что кроется за ним, что готовит ему привередливая судьба.

После трапезы хан Батый объявил о своем желании, заключавшемся в том, чтобы русские князья погостили у него некоторое время, после чего с полученными ярлыками на княжение они смогут вернуться в родные пределы.