Усевшись на место, она инстинктивно протянула руки к мерцающему огоньку свечи, освещавшему их стол. Если бы Сол не молчал! Но он сидел напротив нее, красивый и загадочный при неясном свете свечи... и не произносил ни слова.

Испытывает ли она сожаление? Пожалуй, нет... В те последние часы она чувствовала себя ближе к нему, даже более того... она чувствовала, что он ей ближе, чем кто-либо другой. И это чувство было радостным.

Но теперь он снова отталкивал ее, снова становился незнакомцем, которого она вынудила жениться на себе. Стараясь сдержать поток неприятных ощущений, готовый захлестнуть ее, Пенни, как маленькая, закусила верхнюю губу. Если бы только она могла придумать, как прервать это затянувшееся молчание и непрекращающуюся дрожь, которая, казалось, становится все сильнее.

— Ради всех святых, Пенни! — донесся до нее голос Сола. Он потянулся через стол и схватил ее за руки: уже несколько минут она, не замечая, гладила горлышко винной бутылки какими-то странно-ласкающими ритмичными движениями. — Сейчас все мужчины в радиусе десяти ярдов от нас окосеют! Ты что, хочешь, чтобы тут случился дебош из-за тебя?

— Что-что? — Удивленная и совершенно ничего не понимающая Пенни посмотрела на него. Бесспорно, ее небольшая нервозность не могла вызвать такую болезненную реакцию Сола. В чем же тогда дело?

— Вставай, — коротко бросил он. — Мы уходим!

— Но, Сол, — запротестовала Пенни, не скрывая своего огорчения, — зачем уходить? Мы не можем еще остаться здесь хоть ненадолго?

— Нет, не можем. — Его лицо, сразу ставшее мрачным и замкнутым, весь его вид говорили, что уговоры тут не помогут. — Сейчас неподходящий момент, если ты вообще соображаешь, что для тебя лучше!

Пенни вздохнула, когда он, обойдя стол, подошел к ней и, обняв за плечи, потянул вверх. Совсем сбитая с толку, она вся сжалась, почувствовав скрытую ярость в его движении.

Хотя казалось, уже ничего нельзя изменить, она сделала еще одну робкую попытку остаться в ресторане.

— Я не хочу, чтобы этот вечер уже закончился, — проговорила она каким-то чужим, осипшим голосом, в то же время послушно набрасывая свой палантин и беря в руки сумочку.

— Я тоже не хочу, дорогая, — ответил Сол, и в голосе его она услышала издевку. В то же время он, держа за плечи, подталкивал ее к выходу. — Но, видимо, пришло время, когда маленьким девочкам пора ложиться спать.

Слишком расстроенная, чтобы спорить, Пенни покорилась неизбежному и вышла за ним в холодную ночь. Ее рот застыл в мучительной гримасе, глаза она боялась поднять.

В такси Сол не проронил ни слова, ни разу не дотронулся до нее. Поглядывая на его напряженный профиль, Пенни удивлялась, как мгновенно меняется его настроение. Ясно было, что она допустила что-то такое, что разрушило атмосферу дружеского тепла, установившуюся между ними. Она отвернулась, чувствуя, что сейчас зевнет. Может быть, это даже к лучшему, что Сол решил прервать их вечер, утешала она себя, чувствуя, как постепенно ее одолевает усталость. Несмотря на то, что он говорил о своей выносливости, не следует забывать, что он половину ночи провел в переговорах со своим зарубежным другом, а встал много раньше ее. Теперь Пенни уже готова была признать, что ее протест в ресторане был явно бессмысленным.

Когда они шли от лифта по длинному коридору к их номеру, она почувствовала, как палантин сползает с плеч. Остановившись, чтобы поправить его, она посмотрела вслед Солу, шагающему впереди какой-то скованной, несвойственной ему походкой и вместе с тем такой агрессивной... Он не остановился, и ей пришлось уныло плестись за ним.

И все-таки этот день получился запоминающимся! Он был, как приз за победу в состязании — этот день в Париже с мужчиной, которого она сама выбрала, с ее избранником!

Сколько иронии таилось в этом выражении! Пенни горестно улыбнулась, желая, чтобы Сол почувствовал хоть каплю магии этого волшебного дня, которой наслаждалась она...

— О! — вырвался из ее горла сдавленный крик. И в тот же миг она очутилась на руках Сола. Он ловко поднял ее, как ребенка. Все случилось для Пенни так неожиданно, и она была слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться. Сол быстро понес ее по коридору.

Толкнув коленом открытую дверь, Сол внес Пенни в спальню, ногой резко закрыл дверь и, дойдя до кровати, опустил на нее свою ношу.

Ошеломленная и все еще не пришедшая в себя от такого неожиданного рыцарского поступка, Пенни, затаив дыхание, с все возрастающим волнением следила за тем, как Сол, стоя у кровати, снял пиджак, затем рубашку, расстегнув ремень, стал расстегивать брюки. Все это время он не отводил глаз от ее испуганного лица, и эти полускрытые пушистыми ресницами с серебристым блеском глаза гипнотизировали ее, навевали забвение и какой-то странный покой.

Пенни вышла замуж за незнакомого человека. За этот день он стал ей другом. Но теперь он снова был опасным и нежеланным чужаком, одержимым целью, которая воспламеняет его прекрасное тело, побуждает к действию, гасит рассудок. Совсем потерянная, она напрасно искала жалость или сочувствие в его изменившемся взгляде — только желание, страстное желание читала она в его глазах.

Уже раздетый, в одних обтягивающих тело плавках, которые выдавали силу его желания, Сол опустил руки, чтобы снять и их, устранив этот последний барьер. В этот момент страх вывел Пенни из оцепенения.

Вся похолодев, с комком, подступившим к горлу, и мгновенно отяжелевшим, словно налитым свинцом телом, она отодвинулась в дальний конец кровати, думая только о том, как избежать насилия. Хоть он ей и муж, но между ними существует определенное соглашение. Она не хочет его... и она не допустит, чтобы он взял ее силой!

Пенни поняла, что проиграла сражение, в тот момент, когда почувствовала, как одна рука Сола дотронулась до ее затянутого в нейлон колена, в то время как другая, двигаясь по плечу, скользнула в глубокий вырез ее платья. Он распластался на ней всем телом.

Жаркий и неистовый, его рот искал ее губы, настойчиво и властно подчиняя ее своей чувственной силе. Если бы в этот момент она могла соображать, то, вероятно, поняла бы, что, несмотря на страсть и напор, ласки Сола не были лишены какой-то внутренней деликатности. Его язык, который требовал ее ответной ласки, был трепетным; его рука, которая продолжала продвигаться вниз, к груди, чтобы дотронуться до нее, почувствовать ее тепло, касалась тела с нежностью и уважением.

Но Пенни не могла мыслить логически. Ощущение тесной близости бедер Сола, его рук, всего его мускулистого тела, напрягшегося в ожидании, лишило ее всякой способности рассуждать.

Все происходило слишком быстро. Она знала только одно: если не вырвется из его объятий, не сумеет подавить этот яростный всплеск желания, сжигавшего его, уже в следующие минуты Сол силой овладеет ею, не любимой и не любящей.

Ее тело извивалось под тяжестью его тела, пытаясь освободиться. Внезапно до нее дошло, что он может неверно истолковать ее движения.

В отчаянии она чувствовала, как губы Сола, скользнув по ее щекам, стали целовать шею. У нее вырвался крик, в котором смешивались отчаяние, испуг и удовольствие — ее тело отвечало Солу! Ничто в прежней жизни не подготовило ее к такому ответу на пылкий, яростный и нежный натиск Сола.

Сол приподнял голову и немного подвинулся, чтобы посмотреть на нее. В его глазах засветилось мужское удовлетворение: он видел перемену в ней.

— Какая ты красивая, — хрипло прошептал он. — Вижу, что недооценивал тебя...

Она почувствовала, как он дрожит, и эта дрожь передалась ей. Пенни казалось, что она сейчас заплачет, но он снова опустил свою черноволосую голову и стал целовать ее в губы медленными и долгими поцелуями, от которых по всему телу расходилось тепло.

Когда, наконец он оторвал от ее рта свои губы, у нее снова вырвался тревожный вскрик, и она схватила его за волосы, пытаясь оттолкнуть его голову от своего лица, зная, что словами не сможет выразить свое волнение.

— Прекрати... пожалуйста, не надо!