— Нет. — Этот короткий ответ лишь отчасти успокоил ее, так как он смотрел на нее со сдержанной неприязнью, по крайней мере, ей так казалось. — Просто я жду, когда ты тоже сядешь за стол.

— О! — Пенни смущенно смотрела на него. — Я не собиралась. Я имею в виду... — Она остановилась на полуслове. Она имела в виду, что еще слишком волнуется после того, что она прочитала в дневнике Таппи, и сейчас у нее совсем нет аппетита. Но она не могла объяснить, почему не может присоединиться к нему за столом. Ей пришлось ограничиться полуправдой: — Я уже поела.

— Ты действительно поела? — И снова его слова были категоричны. — Скажи мне, Пенни, твоя идея ограничиться в нашем браке лишь платоническими отношениями со мной включает также и пункт, согласно которому ты будешь питаться отдельно от меня?

— Конечно, нет! — Она невольно с вызовом встретила его язвительный взгляд. — Просто я не привыкла плотно есть, и все.

— Правда, все? Пенни, ты проголодалась, потому что так много работала или же развлекалась, и тебе пришлось, не дожидаясь меня, поужинать?

Солу и не нужен был ответ, и Пенни злило его явное намерение вывести ее из себя. Казалось, какой-то бес заставляет его постоянно ее дразнить. Возможно, подумала Пенни с горечью, это все оттого, что она не та женщина, какой он бы хотел, чтобы она была... только жалкая копия ее красавицы сестры, которую он любил.

— Что касается меня, то я не люблю, есть в одиночестве, а потому, если тебе не трудно, составь, пожалуйста, мне компанию. — Он указал на стул напротив него. — Раз уж мы затеяли игру в счастливую семью, давай играть по правилам, ладно?

В его улыбке теперь не было язвительности, только щемящая пустота в светло-серых глазах, только просьба согласиться...

— Расскажи мне, как ты провела этот день, Пенни.

Она послушно отодвинула стул, села и подождала, пока Сол взял вилку и нож, затем начала говорить:

— Мне очень понравилась мастерская, там все так красиво, удобно. Я никогда не мечтала иметь такие идеальные условия для работы. Я очень благодарна тебе... — Пенни говорила ровным, спокойным голосом; здесь она остановилась, ожидая, что он что-то скажет, но он молчал, и тогда она продолжила: — Я разобрала мои инструменты и вещи. В следующие несколько дней я думаю написать моим постоянным заказчикам и дать им мой новый адрес.

— Хорошая мысль, — сдержанно проговорил Сол, одобрительно кивая. — Бифштекс превосходный. — Он помолчал. — Ты сегодня разговаривала с Маргарет?

— Очень недолго, по телефону, — подтвердила она. — Вернувшись из похода по магазинам, я принялась готовить тебе ужин. Отсюда мне дальше ехать до дома Маргарет... — Пенни не могла скрыть разочарования, которое звучало в ее голосе. До сих пор она ежедневно навещала Люси, и это поддерживало ее, а теперь из-за того, что она переехала к Солу, а это много дальше от дома Маргарет, из-за того, что у нее появилось множество новых обязанностей по хозяйству, эти визиты придется сократить.

Сол пожал плечами.

— Я всегда могу подвезти тебя вечером, если, конечно, это удобно для Маргарет.

— Это очень мило с твоей стороны, Сол... — Пенни зло закусила губу, оборвав фразу на полуслове. В этот момент она забыла, как преданно сам Сол относился к ребенку. Пенни сдержала свою досаду, злясь на себя за бестактность. — Но Люси будет уже спать, и мы только побеспокоим ее.

— Ну, хорошо, все это ненадолго. Сегодня я говорил с моим адвокатом. Он хочет встретиться с тобой завтра, чтобы затем начать работать с твоим ходатайством об опекунстве.

— Сол!.. — вырвалось у нее. Он бросил ей это как бы мимоходом, и так небрежно, что, если бы Пенни его не знала, она могла бы подумать, будто ему до всего этого нет дела. — А он не знает, как долго все это может продлиться?

— Нет, — Сол покачал головой. — Он предупредил меня, что суды очень загружены, но он предполагает, что твое прошение будет слушаться, вероятно, частным образом, в адвокатской конторе, и тогда он сможет предотвратить перенос слушания, если это будет намечаться. — На этот раз его улыбка светилась теплом и добродушием. Видя, как она волнуется, Сол продолжал: — Он хороший человек, Пенни. Он сделает для тебя все, что сможет, особенно после того, как я ему сказал, что мы только что поженились и рассматриваем опекунство над Люси, как рождественский подарок — своего рода божественное благословение нашего союза.

В этом немного наивном признании было столько боли и гордости, что Пенни не сумела себя сдержать. Отставив стул, она подошла к Солу, обняла его за плечи и прижалась своей теплой щекой к его лицу, показывая, что всем сердцем одобряет его действия, и чувствуя, как нуждается он в таком одобрении, и неважно, что мысленно он разговаривает сейчас не с ней.

— Замечательно! Я так рада! Так счастлива!

— Тогда я тоже счастлив. — Сол медленно встал из-за стола и, притянув ее за плечи к себе, смотрел на ее раскрасневшееся лицо. — Но, пожалуйста, Пенни, дорогая, не считай, что уже все решено в нашу пользу. Адвокат считает наши шансы на успех превосходными, но ничто в этой жизни нельзя знать наверняка.

Пенни тихо вздохнула. Ей не нужно было напоминать о превратностях судьбы. Она слишком часто и слишком сильно от них страдала, чтобы не ведать об их существовании. Но, размышляя над оценкой их шансов, данной Солом, она видела, что его предупреждение обращено не только к ней, но и к себе самому.

Она продолжала стоять, положив голову ему на плечо, с удивлением и радостью чувствуя, как его руки скользят по ее телу, обнимая ее.

— Если мы добьемся опекунства к Рождеству, то это будет самое счастливое Рождество в моей жизни, — восторженно прошептала Пенни. — Или лучше сказать... — она осмелилась пойти на хитрость, — в нашейжизни, Сол. Может быть... может быть, если мне присудят опекунство, со временем мы сможем удочерить ее, официально дать девочке твое имя... то есть наше имя. — Ее сердце бешено билось, когда она, молча просила довериться ей. — Тогда у нас будут равные права на девочку. Она будет наша, Сол... не только моя.

Пенни почувствовала, как напряглось его тело, и поняла, что сделала ошибку, раньше, чем услышала его резкий ответ, лишь подтвердивший ее опасения.

— У Люси уже есть имя — это имя Майкла! — (Пенни вздрогнула и подняла голову, пораженная его горячностью.) — Мать бросила Майкла в раннем детстве, и он воспитывался в детском приюте. Он так мало имел; не думаю, что мы должны вот так стирать его имя из жизни, из памяти... — Глаза Сола сверкали гневом. Пенни съежилась под его осуждающим взглядом. Между тем он продолжал: — Мне неважно, какую фамилию будет носить Люси. Пусть она носит имя, данное ей от рождения, Пенни. Я уверен, этого бы хотела Таппи.

Сол опустил руки, обнимавшие ее, подошел к окну и стал смотреть в сад, едва различимый в темноте осеннего вечера.

Пенни чувствовала себя так, будто получила пощечину. Все, чего она хотела, — это показать ему, что он имеет все права на свою дочь, а он так пренебрежительно, так резко отверг ее предложение. Очевидно, он пришел в ярость оттого, что это предложение шло вразрез с решением Таппи. Как сильно он, должно быть, все еще привязан к ее сестре! Каждое его слово ранило душу Пенни, вызывало ревность, постоянно напоминало о том, что она предпочитала скрывать в тайниках своей души.

В данном случае она понимала, что Сол прав, и это терзало ее. Кто она такая, чтобы менять выбор, сделанный Таппи после месяцев мучительных раздумий?

Вероятно, в комнате, несмотря на центральное отопление, было холодно, потому что Пенни дрожала. Сейчас, когда все так хорошо складывается, ей совсем не хотелось отдалять Сола. Она глотнула воздуха и заставила себя говорить спокойно, на совсем другую тему:

— На десерт я купила «Павлову».

Это ее неожиданное замечание повисло в гнетущей тишине.

— Что-что? — Погруженный в свои мысли, Сол, казалось, и не слышал ее. Он нервно провел рукой по волосам и повернулся к ней. — О, я вижу... Нет, этого я не хочу. Спасибо. Я предпочитаю что-нибудь более существенное — сыр или печенье, может быть?